Пылай для меня (ЛП) - Илона Эндрюс

— Гэвин Уоллер — мой сын, — безжизненно произнесла она. — Мой сын — убийца.

— Я знаю.

— Я люблю моего сына. Я люблю Гэвина всем своим сердцем, и, не раздумывая, отдала бы за него жизнь. Он не злой человек, а шестнадцатилетний ребенок. Гэвин пытался найти себя, но вместо этого нашел Адама Пирса. Ты должен понимать — дети идеализируют Пирса. Он их антигерой — парень ушел из семьи и сколотил себе банду мотоциклистов. Плохой парень и харизматичный бунтарь.

В ее голосе зазвучала злость и горечь, но она ничего не могла с этим поделать.

— Он использовал Гэвина для совершения этого зверства, и теперь мертв полицейский. Жена офицера и двое детей получили сильные ожоги. Они убьют Гэвина, Коннор. Даже если мой сын выйдет к ним с поднятыми руками, копы его пристрелят. Он убил полицейского.

Коннор отпил кофе. Его лицо было совершенно спокойно, и она не могла его прочитать.

— Ты ничего мне не должен. Мы не разговаривали двадцать лет, с тех пор как семья от меня отреклась.

Келли сглотнула снова. Она отказалась выходить замуж за незнакомца с правильным набором генов, заявив им, что хочет сама управлять своей жизнью. Они уступили и вышвырнули ее, как ненужную вещь… нет, не думай об этом. Думай о Гэвине.

— Будь другой выход, я бы не стала тебе досаждать. Но у Тома нет связей. Мы не обладаем властью, деньгами или могущественной магией. Никому нет до нас дела. У меня остались лишь наши детские воспоминания. Тогда я всегда приходила тебе на выручку. Пожалуйста, помоги мне.

— Что ты хочешь, чтобы я сделал? Надеешься избежать его ареста?

Она заметила намек на циничное неодобрение в его голосе.

— Нет, я хочу, чтобы моего сына арестовали. Я хочу суда. Хочу, чтобы его показали по телевизору, потому, что стоит Гэвину побыть минут десять у трибуны, как все тут же поймут, кто он: запутавшийся, глупый ребенок. Его брат и сестра заслуживают знать, что он не монстр. Я знаю своего сына. Я, знаю, что содеянное ими разрывает его на части, и не хочу, чтобы его пристрелили, как животное, даже не дав шанса сказать семье погибших, как он сожалеет.

Слезы побежали по ее щекам, но ей было все равно.

— Пожалуйста, Коннор. Я умоляю тебя спасти жизнь моему сыну.

Коннор отхлебнул кофе.

— Ко мне обращаются Чокнутый Роган. Еще меня называют Мясником и Бичом, но Чокнутый — самое частое прозвище.

— Я знаю, ты…

— Нет, не знаешь. Ты знала меня до войны, когда я был ребенком. Скажи мне, кто я сейчас?

Сила его взгляда прожигала ее насквозь. Ее губы задрожали, и она сказала первое, что пришло ей в голову.

— Ты серийный убийца.

Он холодно улыбнулся. Ни юмора, ни тепла, лишь оскал свирепого хищника.

— Прошло сорок восемь часов с момента пожара, а ты только сейчас здесь. Должно быть, ты действительно в отчаянии. Ты уже обращалась ко всем, к кому только могла? Я твоя последняя надежда?

— Да, — произнесла она.

Его радужки вспыхнули ярко-голубым, и, заглянув в них, она на короткую секунду смогла увидеть настоящую силу, заложенную в нем. Это было подобно встрече с лавиной перед тем, как она поглотит тебя целиком.

В это мгновение она поняла, что все слухи были правдой. Он был убийцей и безумцем.

— Мне плевать, будь ты хоть самим дьяволом, — прошептала она. — Пожалуйста, верни мне Гэвина.

— Ладно, — бросил он.

Пять минут спустя, Келли, спотыкаясь, спустилась к подъездной дорожке. Ее глаза покраснели, и как бы она ни пыталась перестать плакать, у нее не получалось. Она получила то, за чем пришла. Облегчение было неимоверным.

— Келли, милая! — Том ее подхватил.

— Он сделает это, — прошептала она, все еще в шоке. — Он пообещал найти Гэвина.

Глава 1

Все мужчины врут. Все женщины тоже врут. Я узнала об этом, когда мне было два года, и бабушка сказала, что если я буду хорошей девочкой, и посижу спокойно, то не будет больно от укола, который доктор собирался сделать. Это был первый раз, когда мой юный разум связал тревожное ощущение своего магического дара распознавать ложь с действиями других людей.

Люди врут по многим причинам: чтобы спастись, выйти сухими из воды, не задеть чьи-либо чувства. Манипуляторы врут, чтобы получить желаемое. Нарциссы врут, чтобы казаться себе и другим выше остальных. Бывшие алкоголики врут, чтобы спасти свою испорченную репутацию. А те, кто любят нас, врут нам больше всего, потому что жизнь подобна гонке по ухабам, и они хотят сгладить их как можно сильнее.

Джон Рутгер врал просто потому, что был мерзавцем. Ничто в его внешности не говорило: «Эй, я — жалкое человеческое существо». Когда он вышел из гостиничного лифта, то выглядел, как очень приятный мужчина. Высокий, в хорошей форме, с каштановыми, слегка волнистыми волосами, в которых было достаточно седины на висках, чтобы заставить его выделяться. Такое лицо бывает у спортивных, успешных мужчин за сорок: мужественное, чисто выбритое и уверенное. Он был тем привлекательным, хорошо одетым отцом, который подбадривает своего ребёнка на матче юношеской футбольной лиги. Он был надёжным брокером, который никогда не направит своих клиентов неверно. Умный, успешный, надёжный, как скала. И красивая рыжуля, державшая его за руку, не была его женой.

Жена Джона, Лиз, наняла меня два дня назад, чтобы выяснить, не ходит ли он налево. Она уже ловила его на измене десять месяцев назад, сообщив, что следующая интрижка станет для него последней. Джон с рыжулей медленно шли по вестибюлю гостиницы. Я сидела в вестибюле в зоне отдыха, наполовину спрятавшись за раскидистым растением, и притворялась поглощенной сотовым телефоном, пока маленькая цифровая камера, спрятанная в черном вязанном клатче, записывала голубков. Клатч был выбран исключительно из-за декоративных отверстий. Рутгер и его подружка остановились в нескольких футах от меня. Я яростно стреляла птицами в ехидных зеленых свиней на экране.

Проходите, здесь не на что смотреть, просто молодая блондинка играет в телефоне за каким-то кустом.

— Я люблю тебя, — сказала рыжуля. Правда. Обманутая дурочка. Свиньи смеялись надо мной. Я совсем облажалась в этой игре.

— Я тоже тебя люблю, — ответил он, глядя ей в глаза. Знакомое раздражение росло внутри меня, словно невидимая муха жужжала вокруг головы. Магия щелкнула. Джон лгал. Сюрприз, сюрприз.

Мне стало очень жаль Лиз. Они были женаты десять лет, и у них было двое детей — восьмилетний мальчик и четырехлетняя девочка. Она показывала фотографии, когда нанимала меня. Теперь же их брак вот-вот пойдет ко дну, как Титаник, а я наблюдала за приближением айсберга.

— Правда? — спросила рыжая, глядя на него с обожанием.