Голуби Теслы - Дашук Алена

В мышцах затеплилась, мелко затряслась паника. Стоп! Профессор взял себя в руки. Если Тесла впал в маразм, вряд ли он создал бы функционирующую модель оружия, способную разнести сейчас вдребезги целый отель… или квартал. Если он всё же смастерил "луч смерти", стало быть, и интеллект у Теслы с возрастом не пострадал. Просто он был… как бы это выразиться… немного фантазёром. В здравом уме даже фантазёр не обречёт на гибель ни в чём не повинных людей. За эту мысль Трамп и ухватился.

– Никола Тесла был очень ответственным учёным, – заявил Джон, с удовольствием отметив, что промелькнувшие в его мозгу сомнения никак не отразились на голосе. Звучал он твёрдо и уверенно. – Мистер Тесла не подверг бы опасности ничьи жизни.

– Я слышал, он однажды едва не разрушил один из отелей, в котором проживал! – заупрямился просвященный управляющий. – Кажется, речь тогда шла о резонансе. Это свидетельствует…

"Послал же Бог умника!" – раздражённо подумал Трамп.

– Это свидетельствует как раз в пользу моих слов. Знаете ли вы, милейший, что, оценив риск, которому подверглось строение, Тесла разбил уникальное, единственное в своём роде оборудование, поскольку времени на его отключение не было.

– А как же Уорденклиффская башня?! – вскричал молчавший до сих пор служащий. – Я был ребёнком, но по сей день помню, как при её испытаниях по небу разлетались молнии в руку толщиной, а из-под копыт у лошадей летели искры! Это было ужасно!

Трамп растерялся. Изрядно же напугал гений этих парней, если они так ревностно следили за его деятельностью.

– Башня также была демонтирована… – пробормотал он, не найдя иного контраргумента.

– Да, была! – торжествующе отметил управляющий – Но, заметьте, разрушена не самим Теслой, а по распоряжению владельца отеля "Уолдорф Астория", которому он также задолжал за проживание. Шумное было дело с судебными разбирательствами. Тесла утверждал, что аппаратуры уничтожили на сумму, во много раз превышающую его долг перед отелем. Но башня служила всё тем же залогом, а, следовательно, являлась собственностью "Уолдорф-Астория". Где же ваша хвалёная ответственность?

– По-моему, мы несколько отвлеклись от темы, – пробормотал Трамп. Что ответить, он не находил и счёл, что лучше будет вернуться на исходную позицию. – Мы говорили об устройстве, хранящемся в вашем сейфе. Даже если это действующая модель, подумайте, выстрелит ли ружьё само по себе, если вы просто возьмёте его в руки? Как минимум необходимо его зарядить и знать, каким образом надо произвести выстрел, не так ли?

Довод, не выдерживал никакой критики, однако, оппоненты начали сдаваться. Похоже, просто устали. А, может быть, смирились с тем, что переубедить уполномоченного не удастся.

– Но вы можете гарантировать, что отель не пострадает?

Трамп кивнул. Он лгал, за безопасность "Губернатора Клинтона", как и за свою собственную, он не дал бы сейчас и дохлой мухи. Но ему хотелось скорее покончить с этим изрядно измотавшим его делом. Выхода всё равно нет. Вскрыть сейф поручило Управление по делам иностранной собственности, за которым стоят ещё более могущественные структуры. С ними не поспоришь. Для них несколько десятков жизней ничего не стоят, лишь бы "луч смерти" не достался противнику. Наследство Николы Теслы отходило племяннику, сербскому послу в Соединённых Штатах Саве Косановичу. Этот тип слыл тёмной лошадкой. Попади "луч" в его руки, кому он его передаст: коммунистам, монархистам, а, может быть, немцам, с которыми США ведёт сейчас войну? Так рисковать правительство не могло. Не желало оно и привлекать ничьё чрезмерное внимание, вывозя начинённый государственной тайной сейф. Кто знает, что может случиться в дороге, враг, поди, не дремлет. "Луч смерти" должен принадлежать Штатам или никому. Переворошив все возможные архивы изобретателя, никакой документации о разработках сверхоружия Трамп не нашёл. Последняя надежда – модель, оставленная в залог отелю "Губернатор Клинтон". Тут уж пан или пропал. Но почему Косанович так спокойно позволил шерстить Управлению своё наследство? Не потому ли, что твёрдо знает – "луч смерти" живым не дастся? О, Господи! На лбу Трампа выступили капельки пота. Он с ненавистью глянул на многозначительно насупившийся сейф. Нет, господа, гарантий вам точно никто не даст. Слишком высоки ставки. По сути, речь идёт об исходе Второй Мировой – у кого "луч", тот и отпразднует победу.

– Мы можем идти? – прервал невесёлые размышления профессора управляющий, косясь на сейф.

– Да, пожалуйста, – кивнул Трамп. – Благодарю за содействие.

Служащие поспешно ретировались. Профессор подошёл к окну и зачем-то открыл его. Промокший январский Нью-Йорк. Трамп, закурил. Интересно, если сейчас его не станет, листья весной рассядутся по своим веткам? Вдруг правы те, кто говорит, что этот мир существует только в нашем воображении. Если так, его воображение устроено в высшей степени бестолково. Какой смысл придумывать январь, когда можно всю жизнь блаженствовать в прозрачно-жёлтом, похожем на липовый мёд, сентябре? Чепуха. Зачем представлять болезни и нищету, войны и глобальные катастрофы? Или сварливую миссис Томпсон, гуляющую со своей визгливой таксой Вики по любимой аллее профессора. Наконец, будь его воля, разве стал бы он конструировать в мозгу это самое мгновение: тяжёлые шторы, пёстрый дорогой ковёр, подоконник с кружащими над ним голубями… Трамп вздохнул. Наверно, хорошо, что гипотеза рухнула. В противном случае, может случиться, что пройдёт минута и никаких голубей не станет. Не станет подоконника… Ничего не станет. Потому что не станет Джона Трампа. Некому будет это всё воображать. А так… его-то, возможно, не станет, но мир будет продолжаться.

Джон бросил окурок в окно. Альтруистические размышления не утешили. Напротив, было до слёз обидно – его не будет, а чёртовы голуби и подоконники останутся! Уж лучше бы гипотеза о воображаемом мире оказалась верной. Он бы сейчас нафантазировал мягкое кресло у камина, зачитанную до бахромы по краям переплёта книгу и горячий грог.

На окно уселся сизый голубь с радужными разводами на перьях. Он аккуратно, точно обновку, свернул на спине крылья. Расправил хвост, как это делают с отглаженными фалдами щеголи. Справившись, выжидательно уставился на Джона. Трампу птица напомнила эстета, устраивающегося поудобнее в бархатном театральном кресле.

– Что, приятель, увертюру ждёшь? – хмыкнул профессор.

Голубь умильно склонил головку набок. Один его глаз, лукавый и круглый, подёрнулся прозрачной плёнкой. Это явно означало высшую степень удовольствия.

– Летел бы ты отсюда…

Птица с места не двинулась, только переступила с лапки на лапку и ещё пытливее воззрилась на человека. Профессору стало не по себе. Отчего-то невыносимо захотелось отправиться к Публичной библиотеке на угол 43-ей улицы, как это делал покойный Тесла. Уж лучше кормить голубей, чем стоять сейчас рядом с хмурым сейфом. Джон отчётливо представил, как идёт в непрерывном потоке погружённых в себя ньюйоркцев. Растворяется в их конвейерном единообразии. Движения отработаны до автоматизма, экономичны, максимально полезны. Потом отделяется от общего, отламывается, как краюха от каравая. И тут, он, отрезанный ломоть, внезапно обретает очертания, отличные от заданных. Становится удивительно хорошо, бесконечно свободно, как в детстве. Вероятно, это происходит оттого, что очертания эти его собственные, ни на кого не похожие, никем не подравненные. Останавливается у библиотеки, свистит (непозволительная вольность!). Со всех сторон к нему слетаются голуби… Он бросает им крошащийся в пальцах корм. Птицы аплодируют крыльями цвета грозовых туч, склёвывают зёрна и, наконец, принимают его, присаживаются на раскрытую ладонь. Он стоит посреди кружащего города с протянутой рукой. Словно подаяние просит. Но это не стыдно. Просить милостыню у птиц – прекрасно! Они кидают от щедрот своих не медяшки, а то, чего у них самих в избытке – волю и вечность. Птицы, как осенние листья, всегда возвращаются. Бьют клювиками в яичную скорлупу, помня, как свободно носились когда-то над Древним Римом или будили курлыканьем заспавшегося Тутанхамона… Иначе невозможно. Птицы и часы живут в разных измерениях.

Сидящий на подоконнике голубь смотрел теперь на Джона задумчиво. Искорки его глаз погасли, перестали отражать свет. Сейчас Трамп смотрел в них, точно в тёмные, бесконечные туннели. Там вихрилось и растворялось время.

– Чертовщина! – пробормотал Трамп. – Листья, птицы… Просто-напросто оттягиваю момент, который может стать последним.

Сделав такое заключение, профессор немного огорчился. Как всё банально – человек боится, потому прибегает к абстракциям и отвлечённой поэтике, только бы отсрочить конкретное действие. Абсурд и малодушие.

Он шагнул к сейфу. Усилием воли опустил в сознании непроницаемый для посторонних мыслей занавес. Дальнейшие манипуляции Трамп производил, точно хорошо отлаженный автомат. Открыть сейф. Достать тщательно упакованный ящик… Тяжёлый, дьявол! Обит медью. Любопытно – взрыв прогремит, когда будут сняты эти поблёскивающие латы или позже? Всё равно, осторожнее. Вдруг повезёт и удастся не потревожить взрывное устройство, если оно там имеется. Хотя, вряд ли. Такой умелец, как Тесла делал всё наверняка. Нет, ящик вскрыт, а Джон ещё жив. Но прибор обёрнут несколькими слоями плотной упаковочной бумаги… Возможно, механизм запустится, когда давление ослабнет. Бумага не поддавалась. Трамп огляделся в поисках ножниц или ножа. Как назло, нож для разрезания книжных страниц торчал из карандашницы, стоящей на столе. Чтобы добраться до него, придётся пройти мимо окна, за которым снуёт ничего не подозревающий, наполненный жизнью город. Этот искуситель дыхнёт в лицо гудками машин, заликует воплями бегущих куда-то мальчишек, отзовётся внутри писком надежды на будущее. Трамп выругался. Он уже сумел справиться со своими трусливыми отступлениями и вот, на тебе!