В чертогах Тьмы - Марина Вячеславовна Моргунова

предназначенной для Лизы. Кучер внёс чемоданы и тут же, кланяясь грозной управительнице, спешно удалился. Лиза осмелилась поинтересоваться:

— Скажите, пожалуйста, когда я смогу выразить почтение её сиятельству?

— Ужин в семь, тогда и выразите, — последовал резкий ответ.

Экономка вышла, закрыв дверь. Лиза осталась одна в незнакомом недружелюбном доме, с людьми, которые совершенно не блещут гостеприимством. Но по каким-то непонятным причинам, вызвали её жить к себе, не дав закончить пансионат. Там гораздо легче было бы пережить боль утраты родителей в окружении дорогих подруг, заботливых учителей и чуткой мадам Ревиаль.

В сумерках осеннего вечера Лиза присела на кровать и огляделась. Это была комната маленькой умершей графини. Уборку не делали здесь с того самого дня, как София погибла в огне пожара. Лишь наспех сменили постель, портьеры на окнах и протёрли пол. Под потолком висела паутина. Некогда милые обои в мелких розочках пожелтели.

Пузатый комод когда-то покрасили нежно-розовой краской. Сейчас она потрескалась от сырости и выцвела до грязно-бежевого оттенка. На комоде сидели фарфоровые куклы с бледными лицами. Золотые завитые локоны и нарядные платьица покрывал слой многолетней пыли. Их странные взоры выражали недоумение и застывший вопрос: «Почему хозяйка бросила нас?» На грязных полках тлели детские книжки Софии.

Между комодом и книжными полками немигающим глазом смотрело на Лизу большое овальное зеркало в потрескавшейся золочёной раме. Девушка вздрогнула от неожиданности, когда со скрипом открылась пыльная дверь шкафа рядом с кроватью. Но это просто старые дверные петли. Вдруг послышались шорохи, как будто кто-то крадучись, стараясь не шуметь удалялся, тихо шелестя шёлком.

Лиза поняла, что нервы её окончательно расшатались. Часы над зеркалом, украшенные пыльными ангелами, и заведённые, по всей вероятности, к приезду воспитанницы, показывали уже начало седьмого. Необходимо взять себя в руки и подготовиться к ужину.

Девушка сняла плащ и серое дорожное платье. Умылась холодной водой из кувшина, стоящего в фаянсовом тазике на маленьком столике у кровати. Надела траурный чёрный наряд, единственным украшением которого был воротничок-стойка, расшитый чёрным бисером.

Девушка разглядела себя в зеркало. До смерти родителей она редко носила чёрное. Если только небольшие детали одежды. Чёрный цвет придавал её измождённому лицу могильную бледность.

Без десяти семь раздался стук в дверь. Вошла экономка, молча грубыми движениями зашнуровала платье и кивком головы указала на дверь. Они спустились по лестнице, показавшейся Лизе бесконечной. Шли теми же пустынными сумрачными коридорами, увешанными портретами.

В столовой ожидал длинный дубовый стол, накрытый для троих. Графиня уже восседала во главе стола. Лиза сделал реверанс и с лёгким галантным наклоном головы, как этому учили в пансионате, приветствовала графиню:

— Добрый вечер, ваше сиятельство.

Графиня равнодушно кивнула. Экономка отодвинула тяжёлый стул, обитый бархатом тёмно-кровавого цвета. Лиза присела за стол справа от хозяйки. Экономка устроилась напротив девушки. Аппетит покинул Лизу ещё с вестью о смерти родителей. Вот и сейчас она лишь прикоснулась к пище, едва попробовав несколько кусочков.

Прислуживала за столом глухонемая кухарка. Кроме неё другой прислуги в доме не было. Она же прибиралась в жилых комнатах. Пустующие помещения постепенно ветшали, порастали паутиной и покрывались пылью.

Ужин тянулся в гробовом молчании. Графиня и экономка не проронили ни слова. Лиза не посмела начать разговор. Смущение и страх не помешали девушке разглядеть свою опекуншу. Тёмно-русые волосы были завиты и неумело уложены в причёску.

Некогда дорогое и модное лиловое бархатное платье мешковато висело на хозяйке дома. Казалось оно не с её плеча. Вероятно, безутешная вдова и мать, потерявшая единственного ребёнка, сильно похудела.

Нисколько не удивляла абсолютно не аристократическая внешность графини. Ведь, на сколько успела узнать о ней Лиза, Верховцева — дочь богатого купца.

Ангелина без памяти влюбилась в графа Верховцева. Он ответил ей взаимностью. Им противостояли сплетники высшего общества, осуждавшие связь дворянина с купчихой.

Граф Верховцев оставил свет и уехал из Петербурга. Молодые обвенчались. Тихо и счастливо вдали от всего мира зажили в родовом имении, воспитывая маленькую дочку Софию. Но счастье сгорело до тла в роковом пожаре.

Наконец, мучительная трапеза окончилась. Графиня встала. В пустоте и мраке зала, освещённом лишь пятью свечами, стоявшими в канделябре на столе, эхом раздался её резкий голос:

— Всем спасибо и спокойной ночи.

Графиня удалилась, экономка вслед за ней. Кухарка неспеша убирала со стола. Лиза, предоставленная самой себе, никому не нужная, не понимающая зачем она здесь, робко сняла одну свечу с канделябра и медленно отправилась на поиски своей комнаты в мрачном лабиринте полупустого готического дома.

Добралась до своей спальни на трясущихся ногах. От свечи, что принесла снизу, зажгла огарок на комоде. Старые куклы жутко таращились на неё стеклянными мутными от пыли глазами. Лиза вздрогнула, когда на болоте, куда выходило окно её комнаты неожиданно раздались душераздирающие басистые вопли выпи.

Девушка подошла к узкому стрельчатому окну. Внизу чёрной бездной простирались болота, на небе взошла полная луна и зажглись звёзды. Виднелась чуть выступающая вперёд фасада дома южная башня.

На верху под самой крышей в узком оконце горел свет, вернее мигал. Что-то необычное и одновременно знакомое было в этом мерцании. В нём читалась закономерность. Три коротких световых сигнала, три длинных и опять три коротких. Ну, конечно, это азбука Морзе!

На последний рождественский бал в пансионат приезжали кадеты-гардемарины из Кронштадта. На Лизу нахлынули ожившие воспоминания прошлой счастливой зимы. Между танцами кадеты болтали о разных пустяках, пытаясь блеснуть перед барышнями.

Тогда-то Лиза узнала об американском способе шифровать сигналы точками и тире. Теперь изобретение используется флотом Российской империи. Кажется, этот сигнал гардемарины называли «save our ship», что означает «спасите наш корабль» или «save our souls» — «спасите наши души».

Мигание прекратилось. Теперь в башне сиротливо горело ровным жёлтым светом узкое окношко. Безусловно в этом страшном доме есть, по крайней мере, ещё один узник. Такой же одинокий, как она. А, возможно, даже в более плачевном положении, раз его или её не было за ужином. В отчаянии эта несчастная душа подаёт сигнал SOS.

Лёгкий шорох за спиной заставил Лизу обернуться. В комнате кроме неё никого не было. Она подняла свечу, чтобы лучше осветить комнату. В глубине зеркала помимо собственного отражения девушка заметила мелькнувшую тень. Лиза вскрикнула от страха и уронила свечу. Поспешно её подняла и зажгла вновь.

С трудом справившись с тугой шнуровкой платья, девушка легла в постель. Едва голова коснулась подушки, Лиза погрузилась в глубокий тяжёлый сон без сновидений. Очнулась от стука в дверь. За окном уже рассвело. Экономка сообщила, что завтрак подан, помогла умыться и одеться.

Всё в