Воздушные рабочие войны. Часть 2 (СИ) - Лифановский Дмитрий

— Думаешь, отобьем?

— Обязательно отобьем! — уверенно блеснула глазами Ольховская.

— Хорошо бы! Силища-то какая прет! Прошлой ночью на Ички летали. Там танков — ужас просто! И зенитки, — она зябко повела плечами.

— Ну, так отбомбились же, — улыбнулась Люба.

— Толку-то, от наших пятидесяток танкам, — прикусила губу Наталья.

— У каждого своя работа, — голос Любы стал жестким, — Вы эшелон с горючим подожгли. ПВО проредили. А танки Марины Михайловны забота.

— Так-то оно так, — покачала головой Наташа, — но… — что «но» Люба так и не услышала, из динамика радио раздался бодрый голос:

— А сейчас «Песни с фронта». Сегодня вы услышите в исполнении младшего сержанта Зинаиды Воскобойниковой так полюбившиеся нашим бойцам и командирам на фронте песни, написанные еще одним фронтовиком, командиром Первого отдельного смешанного авиакорпуса особого назначения НКВД СССР дважды Героем Советского Союза подполковником Стаиным, — Наташа подскочила и, бросившись к окну, сделала звук громче. А диктор продолжал: — Младший сержант Воскобойникова встретила войну в Ленинграде, потом была блокада, эвакуация и вертолетное училище. Так она оказалась в экипаже товарища Стаина. В декабре на Ленинградском фронте, при выполнении боевого задания в неравном бою с немецкими истребителями их вертолет был сбит над Ладожским озером. Раненый, тогда еще капитан, Стаин смог дотянуть до своего аэродрома и посадить подбитую машину. А младший сержант Воскобойникова получила тяжелые ранения. Долгое лечение и она возвращается в строй. Только летать ей запретили врачи. Но Зинаида не сдается и мечтает вернуться в небо, бить ненавистного врага! А пока она служит писарем при штабе корпуса, поет и, вы не поверите, товарищи, по приказу командования, снимается в кино про летчиков, где играет почти саму себя. Надеемся скоро увидеть Зинаиду в кинотеатрах, а пока послушаем песни в ее исполнении. Всем девушкам-фронтовикам, летчицам родного авиакорпуса и отдельно сержанту Волковой, проходящей лечение в госпитале, Зинаида поет эту песню.

Послышался шорох, тихая музыка и проникновенный, хорошо знакомый летчицам голос:

Щербатый месяц на воле за рекой,

Запах из детства над скошенной травой,

Мамины руки плетут мою косу, -

Всё, что мне снится, всё, что люблю.

Мы вернемся назад.

По-другому не может быть, слышишь, родная!

Мама, я не успела тебе все секреты свои рассказать...

Прорастает трава по весне и березы шумят, не смолкая.

Мама, мама, прислушайся, — это мой голос, я дома опять!

— Эх, завидую я Зинке, — воскликнула Наташа, — талантливая, ужас просто! Да и командир тоже.

— Кто бы говорил, — усмехнулась Люба, — сама вон какие стихи пишешь!

— Нее, — махнула рукой блондинка, — это все не то. Не сравнить!

— А мне нравятся, — пожала плечами Люба, — да и кто тебе не давал, как Зинке в артистки пойти. Звали же.

Венгеров действительно звал Наташу в свою картину, но она отказалась. Владимир пытался даже забрать ее через ГлавПУР, но тут горой встали Бершанская, Рачкевич и сам Стаин, жестко поставив условие — корпус или воюет или снимается в кино и участвует в парадах. Пришлось киношникам отступить. Правда Венгеров еще долго дулся на Сашку, но Стаину было глубоко плевать на переживания режиссера, у него и своих забот хватало. Да и вообще, когда бригада артистов покинула расположение, весь личный состав вздохнули спокойно, уж больно много было с ними проблем. Да и держать творческую вольницу в узде становилось все сложней и сложней. Артисты и дисциплина оказались совершенно несовместимы. Даже серьезный на первый взгляд Крючков оказался еще той занозой, то пытаясь приставать к летчицам, то устроив пьянку в расположении. За что побывал на губе и получил предупреждение от Стаина, что еще одно замечание и Николая Афанасьевича, не смотря на все его творческие заслуги, выведут за КПП с приказом не подпускать его к части на пушечный выстрел.

— Какая из меня артистка, Люб? — улыбнулась Наташа, — Да и куда я от вас. Вон, даже Зинка вернуться хочет. И вернется. Зинка она такая — упрямая. Любую стену пробьет.

— Эта пробьет, — усмехнулась в ответ Ольховская, — и вдруг прищурившись, стала всматриваться в небо, забыв про музыку и беседу — а это еще кто?! — вторя ее вопросу, под масксеткой заворочались стволы зенитных орудий, а рядом вскинул к глазам бинокль лейтенант — командир батареи. Но судя по тому, как он был спокоен, приближающиеся самолеты были свои, но зенитки, тем не менее, поймав цель, продолжили ее сопровождать. Вот уже над аэродромом ясно послышался звук моторов и два звена «яков» на бреющем, покачав крыльями со звездами, пронеслись над полем, станицей, свечой взмыли вверх и, выполнив бочку и вираж пошли на посадку, — Пижоны! — зло прошипела Ольховская, — Наташка, бегом к Бершанской, доложи, что у нас гости, — а сама, не обращая внимания на суетливо наматыющую портянки Меклин, бросилась на поле, где первая пара истребителей уже коснулась шасси травы полосы и шустро побежала ей навстречу, в сторону околицы станицы. Следом уже садилась вторая пара.

Яки встали рядком, как на парадном смотре, метров за сто пятьдесят не доезжая плетня и то, наверное, потому что дальше начиналась не выровненная пашня и летчики побоялись скапотировать или сломать стойку шасси. Пока Люба бежала, фонари кабины откинулись, и на землю выбралась четверка парней, чему-то посмеиваясь. Еще не успев до них добежать, Люба звонко сердито закричала:

— Кто такие?! Почему без предупреждения?!

Один из парней с темными на выкате глазами, весело смотрящими из под разлетевшихся крыльями птицы бровей и слипшимися от пота волосами зачесанными назад, шагнул ей навстречу:

— Майор Иванов, — представился он, с масляным интересом поглядывая на высокую статную девушку, — командир специальной авиагруппы. Прибыл в распоряжение подполковника Стаина.

— Лейтенант Ольховская, — по уставу представилась Люба, — дежурный по аэродрому. Извините, товарищ майор, нас не предупредили о вашем прибытии.

— А мы сюрприз решили сделать, — хохотнул прибывший майор, вместе с ним задорно сверкнули зубами, стоящие позади него летчики.

— Это плохой сюрприз, товарищ майор, — сердито выговорила Люба, — вас могли сбить на подлете зенитчики! И уберите, пожалуйста, с поля ваши машины, вы демаскируете аэродром.

— Какая сердитая! — хохотнул Иванов, игнорируя ее требование, — мне бы с подполковником Стаиным сначала поговорить.

— Сначала уберите самолеты с поля! Туда, — Люба, сердито нахмурясь, махнула рукой в сторону маскировочных сетей, — я распоряжусь, их замаскируют.

— Вот же ты заноза, лейтенант, — покачал головой майор. Из станицы на поле, тарахтя мотором, вылетел мотоцикл с коляской, из которой практически на ходу выпрыгнула Бершанская.

— Что здесь происходит, кто такие?! — она требовательно посмотрела на прибывших.

— Майор Иванов. Командир особой авиагруппы. Прибыли в распоряжение подполковника Стаина.

— Товарищ командир, — тут же вставила свои две копейки Люба, — они самолеты убирать не хотят. А вдруг немцы!

— Майор Бершанская. Командир полка. Убирайте самолеты с поля, потом поговорим.

Иванов покачал головой и, кивнув, пошел к самолетам, показав рукой своим летчикам, чтоб двигались за ним. Пришлось отгонять «Яки». Летчики с удивлением наблюдали, как буквально из-под земли появившиеся девушки в спецовках техников, споро накидывают на машины маскировочные сети. И если Василий просто любовался на ладные фигуры девушек, скрыть которые не могли даже мешковатые в пятнах масла комбинезоны, прибывшие с ним парни уже успели повоевать и оценили царящий здесь порядок. Да и если б им в штабе фронта не сообщили точное расположение аэродрома, сами они его не нашли. Слишком хорошо он был замаскирован.

— Да серьезно тут у вас, — одобрительно протянул один из парней с капитанскими погонами, седой прядью в волосах и шрамом от старого ожога на щеке, отчего казалось, что он все время кривиться в усмешке.