За радугой - Соломоника де Винтер

Мы провели остаток дня в комнате. Дейзи смотрела телевизор, а я сидела на диване, погруженная в мысли. Ноги мои свисали с дивана, словно две бледные оплывшие свечи. Дейзи притащила пару стаканов сока со льдом – таких огромных, что маленькому ребенку их хватило бы на целую неделю. От красителя мой язык стал совсем синим. Я подошла к зеркалу и высунула его, чтобы рассмотреть хорошенько. И подумала – круче быть не может! Простояла так минут десять с высунутым языком, как собака. Наконец Дейзи это так надоело, что она запульнула в меня подушкой.

2

Когда мы проснулись утром, от простыней пахло какой-то мертвечиной. Солнечный свет проникал сквозь тонкие занавески, а в воздухе витал плохо выветренный запах дешевого курева. Не люблю жить в гостиницах. Ты все время чувствуешь напряжение, потому что знаешь, что через день, пять дней, неделю тебе придется уехать отсюда. Ты понимаешь, что там, наверху, дни твоего пребывания в этом месте уже сочтены. Только одно в отелях хорошо – можно бегать по длинным коридорам и вести себя так, как будто ты богатей и у тебя есть шикарный особняк.

Мы с Дейзи потихоньку оделись. Насыпали в тарелки овсяные хлопья и стали есть всухомятку.

– Так, – сказала вдруг Дейзи, – пора на работу. Энтони устроил меня к себе в автосервис.

Она поставила на место коробку с хлопьями, надела туфли и встала.

Сначала вышла она, потом я. Дейзи заперла дверь. Мы прошли по коридору, спустились по лестнице, вышли из отеля. На улице Дейзи огляделась, а потом направилась по тротуару влево. Я медленно шла за ней и смотрела себе под ноги. Прищурившись, я увидела вместо своих ступней две черные точки, которые двигались вперед-назад, словно потревоженные жуки. Я заметила, что Дейзи стала идти медленнее, подождала, пока я ее нагоню, а потом ткнула в спину, чтобы я поторопилась.

– Пожалуйста, когда мы дойдем, – улыбайся. Будь вежлива. Постарайся не втюхивать всем свою книгу. И пожалуйста, старайся вести себя как следует. Они же не знают, что ты совсем сумасшедшая… Вот и не заостряй, – сказала Дейзи.

Я мысленно спросила себя, когда она улыбалась в последний раз.

Детей нельзя дрессировать. Это не собаки, которые будут приносить палку по первому зову. Дети – как львята или тигрята, они рычат и кусаются. Пытаться приручить их – так глупо… Взять, к примеру, мою книгу. Если я захочу ее прочесть, то прочту. Вы ведь знаете, доктор, что у всех людей есть какая-то вещь, которой они очень дорожат? Женщины носятся с бриллиантами, а мужчины кичатся дорогими костюмами и автомобилями. И они никому не позволяют дотронуться до этих своих сокровищ. Так и с моей книгой – если кто-то хоть слово из нее прочтет, я его пырну ножом. Тут же. Простите. Вообще-то я не хочу быть агрессивной. Обычно я очень добрая.

Мы свернули за угол, и вдруг перед нами выросло здание автосервиса. Оттуда доносился резкий запах бензина. Терпеть ненавижу, как пахнет бензин, у меня от него голова болит, и к тому же он похож на запах лука, от которого глаза слезятся. Мы вошли внутрь. На стенах висели красочные фотографии винтажных автомобилей. Стены были выкрашены в ярко-желтый цвет, и через стеклянную панель я видела в большом темном гараже сверкающие машины. Дождь из мелких лучей света проникал через несколько крохотных окошек под крышей, словно эти золотые лучи, сделанные ангелами, напоминали нам, что есть в мире и другие вещи, кроме моторного масла, гаечных ключей и шин. Прежде чем мы успели обратиться к парню за стойкой, вошел высокий загорелый мужчина.

Энтони. Цвет его глаз напоминал цвет горячего шоколада. Подойдя к нам, Тони улыбнулся. Я не очень поняла, почему он улыбается без причины. Как будто он на самом деле был в хорошем настроении.

– Эй! Какие люди! Я так рад снова вас обеих видеть! – сказал Энтони, тут же расцеловал Дейзи и поинтересовался, как у нее дела.

– Привет, Блю! Как ты, малышка? – и он нагнулся ко мне.

Он протянул руки – я должна была, судя по всему, броситься к нему в объятия. Терпеть не могу обниматься. Но я почувствовала, как Дейзи легонько ткнула меня в спину, так что я подошла к Энтони и обняла его. Его руки были теплыми, словно одеяло. Мне стало так хорошо, что я решила – в конце концов, не настолько это ужасно – обниматься с кем-то.

– Боже, как же ты выросла. Я скучал по вам, друзья. И каково тебе вернуться в родной городок? – спросил Энтони.

Я смотрела на него снизу вверх. И молчала.

Дейзи положила руку мне на плечо.

– Она, э-э… Она до сих пор не разговаривает, – пробормотала она быстро, смутилась и опустила взгляд в пол. Я же все еще смотрела на Энтони. И заметила, что его улыбка уже не такая лучезарная.

– О… Хорошо, Дейзи. Ничего страшного. Позже об этом поговорим. Пойдемте, – сказал он.

Мы последовали за ним в основной зал, находившийся по другую сторону стеклянной панели. Играла музыка, кто-то таскал оборудование, механики что-то ковыряли под корпусами машин – старых или совсем новых. Их ноги торчали из-под кузова, словно ноги детей, которые натянули одеяло слишком высоко. Кто-то подпевал доносившейся из динамиков песне. Заметив нас с Дейзи, несколько мужчин обменялись многозначительными взглядами. Они все поняли.

Мы вошли в другое здание – наверное, это был офис Энтони. Дейзи велела подойти к дивану, и я сделала, как она сказала. Села на пол, засунув книгу под мышку, и уставилась в темный угол комнаты. Я любила такие углы. Когда я училась во Флориде, нас часто водили на экскурсии в музеи, но даже самым прекрасным шедеврам я предпочитала темные загадочные закоулки. А на выездных занятиях по природоведению я с куда большей охотой рассматривала отражение деревьев в реке или ручье, чем сами деревья. Потому что в воде отражались уже не просто деревья, а прекрасные создания, которые покачивались на волнах, словно танцуя беззаботно, когда ветер шевелил поверхность воды. В солнечном свете они блестели и переливались, как бриллианты.

Я услышала, как Дейзи меня зовет.

– Блю, Энтони хочет поговорить с тобой наедине. Я буду за дверью.

Я посмотрела ей в глаза, а затем медленно закрыла книгу. Дейзи вздохнула и вышла из кабинета.

Я повернулась к Энтони.

– Так вот, – сказал тот и откашлялся. – Ну… У меня есть для тебя кое-что важное. Твой отец… оставил конверт, чтобы я в случае чего передал его тебе. Он сказал, что если все пойдет по плану, мне нужно вернуть конверт. Но если он… если ему не удастся, я должен отдать его тебе – когда время придет. И вот, спустя пять лет, я думаю, что время пришло. Вот он.

Он протянул мне слегка пожелтевший конверт. На нем было написано мое имя. Я встала, и Энтони торжественно вручил его мне. Почерк был Олли, точно, потому что он, как всегда, поначеркал, и буквы заваливались друг на друга. Как будто он писал все в спешке. Углы конверта были помяты, а на задней стороне виднелось пятно от кофе, но он все равно казался мне сказочно прекрасным. Таким прекрасным. Я не смогла его сразу открыть.

3

Не открыла я его и по дороге в отель. Я чувствовала, что мир изменится, когда я прочитаю это письмо, как будто оно документально подтверждало конец света.

Дейзи не отрывала взгляда от конверта. Она прошла мимо и плюхнулась на диван. Я села за стол в углу и смотрела на конверт в руках. Я не хотела его открывать. Не хотела расплакаться и показать всем свою слабость.

– Господи боже мой, да откроешь ты его когда-нибудь уже или нет? – пробормотала Дейзи, уткнувшись в телевизор. Как мог какой-то клочок бумаги иметь такое значение? Как могли из такой нелепой писанины получиться буквы, слова, вызывающие эмоции, которые могли бы заставить нас смеяться или плакать? А я не хотела проявлять свои чувства. Не хотела смеяться или плакать. Тщательно просчитала, сколько нужно будет усилий, чтобы подавить волну эмоций, какой высоты нужно воздвигнуть плотину. Нет уж. Ни одной волны не допущу. А это письмо, черт возьми, пробило бы в стене брешь, и тогда река слез снова устремилась бы сквозь плотину, снося все на своем пути. Снова.

– Открой ты его уже, а! – прикрикнула Дейзи. Я сделала глубокий вдох. Нужно заставить реку застыть. Пересохнуть. Я медленно надорвала конверт, вытащила и развернула письмо. Его буквы, слова и фразы заполнили всю страницу.

Милая Блю,

Я не знаю, где ты будешь, когда прочтешь эти строки, я не знаю, какое у тебя будет настроение… Но если ты читаешь это письмо, значит, что-то пошло не так… Не знаю, что будет со мной завтра, но пишу на всякий случай, если мой план не удастся. Не надо плакать неделями, задаваясь вопросом, как такое могло произойти. Произошло уже. Только не забывай меня.

У нас очень туго с деньгами. Ты знаешь, нам было не по карману платить за квартиру и содержать ресторан. И хотя дела шли хорошо, очень трудно было со всем справляться. Многие компании разорились и закрылись. Все меньше людей приходило к нам на обед. Нужно было срочно что-то делать, иначе все бы пошло прахом. Поэтому я одолжил денег у Джеймса. О нем мне рассказали друзья. Я думал и про другие способы достать денег, но этот был самый быстрый и самый простой, а время поджимало. Джеймс сказал, что даст мне минимальный процент, что не стоит беспокоиться. Сказал, что все будет нормально. И он был прав. После того как он дал мне деньги, дела пошли немного лучше, и мы выкарабкались. Но спустя несколько месяцев Джеймс сообщил, что поднимает ставку, потому что до сих пор не получил свои деньги назад. Я все еще не мог ему вернуть их, а тут он еще и поднял процентную ставку до 4000 долларов в месяц. Я оказался в ловушке и испугался – у меня так и не было денег, а долг все продолжал расти. Где-то через четыре месяца Джеймс предложил мне, как он это назвал, компромисс – я отписываю на него ресторан, а он освобождает меня от долга. Достаточно было отдать ему ресторан. Но как я мог? Я бы потерял свою работу! Я бы потерял все! Потерял бы все, о чем когда-либо мечтал! Я не мог! А Дейзи уговаривала меня, почти заставила… «Отдай ему ресторан! Отдай! Иначе он тебя убьет, я уверена, что убьет! Просто отдай ему ресторан и покончи с этим!» Но я никак не мог этого сделать. И отказался. Тогда Джеймс начал угрожать мне, что будет ходить за мной по пятам и подкараулит в темном переулке. Я был в ужасе и по-прежнему не знал, что делать. В довершение ко всему умерла бабушка, помнишь? Пришлось пару раз уехать из города, чтобы организовать похороны. Я надеялся, что она завещала мне немного денег, но от нее остались только долги. Мне пришлось еще больше занять, чтобы оплатить похороны.