Фемур - Алексей Александрович Провоторов

Я открыл фляжку, вымыл ключ и вытер краем плаща. Потом спрятал.

— Пора выбираться отсюда, как там тебя, — сказал я коню, забираясь в седло, просто чтобы стряхнуть с себя липкую тишину этого места.

Я так и не вспомнил, как звали жеребца. Каури?.. Хмугин?.. Что-то такое, гномье. Это было неважно, пока он нёс меня вперёд.

Вскоре Гемода осталась позади, земля стала суше, воздух — прохладнее и чище. Я дышал полной грудью, хватал встречный ветер ртом, всё ради того, чтобы выветрить из себя противный, как привкус солодки, запах грязи, крови и испарений.

Мне оставалось только держаться в седле, натянув капюшон поглубже, и вспоминать, как всё начиналось.

* * *

— …Как так вышло, что ты пешком-то? — спросил Хорнбори. Он стоял на каменных ступенях, прислонившись к дубу, и смотрел сверху вниз. Дуб ронял на меня листья.

Мелкий, как все гномы, которых под мешковатыми нарядами да бородой и видеть-то нечего, птичьи кости. Лишённый необходимости кайловать в подземельях, Хорнбори так и не раздался в плечах, как многие его сородичи, но и пуза не наел ещё, хоть и начал. Он носил островерхую серебряную шапку, был голенаст и головаст, имел довольную морду и исколотые шилом, короткие, но ловкие пальцы.

— Так ты уже спёр всех в округе, — по возможности беззлобно ответил я. Гадёныш, ростом мне едва до пояса, а стоит по-хозяйски, и в пещеры, конечно, пускать не собирается — тяжёлые каменные створки за его спиной сдвинуты, так что и волос не войдёт.

— Ну я видал сапожника, который ходил босиком, но чтоб брат-конокрад пешком шастал да ещё пешком же и наниматься приходил?

— Ты-то что ли на золотом коне раскатываешь, Бори? — спросил я.

Хорнбори держал мастерскую, и сам отлично управлялся иглой и шилом, делая сбрую для ворованных коней, которых здесь под его началом перековывали, ставили под новые сёдла, стригли, перекрашивали, если надо, переучивали, меняя до неузнаваемости, прежде чем продать новым хозяевам.

Дорогих, хороших, редких коней. И конокрады, и мастера у Хорнбори были что надо, да и с любой животиной редко кто ладил лучше, чем гномы.

Разве что я.

— Мне конь ни к чему, — буркнул гном. — Трубку будешь?

— Нет, забочусь о цвете лица.

Гном хохотнул.

— Как дела вообще? — спросил он.

— То дыряво, то коряво. Ты и сам слышал, если лишнего не наплели. А у вас?

— Заказы есть, — уклончиво ответил гном. — Так говори, чего пожаловал? А я послушаю. А то про тебя и правда разное болтают.

— Вот правду говорят — мал цверг, а смотрит сверх, — сказал я.

— Ещё раз назовёшь меня цвергом, — ответил он, — и я вычту это из твоей награды, по золотому за каждый отвратительный, паскудный звук.

Он искривил лицо как-то так, что я даже названия не смог придумать для такой гримасы.

Нелюдь, одно слово.

Я поскрёб в затылке через ткань капюшона.

— Лады, Бори, я думал это просто пословица.

— Я давно замечал, что вам, людям, доставляет какое-то извращенное удовольствие сокращать имена. Ладно, Альбин, ближе к делу.

— Говорят, тебе заказали Фемура?

Хорнбори разгладил лицо, потёр круглый нос.

— Есть такое, как ни странно. Но от этого дела все отказались, сам знаешь. Если знаешь про заказ, то и про отказ.

— Я только не понял, почему твои-то парни не взялись.

— Ведьмин же конь, я своих под дурное колдовство подставлять не хочу. Нас оно быстро ломает. Вон, — Хорнбори сплюнул в сторону, — кровожадный, что в Козьей чаще, говорят, тоже когда-то гномом был, а колдовство его погубило.

— А я думал, он просто какая-то тварь с болот.

— Вроде он служил Бетони, когда она была молода и красива; он и шестеро братьев. Потом сам решил колдовать, а стал чудищем.

— Ладно, не о нём речь. Я могу достать тебе Фемура, Бори. Кроме шуток.

— Да ну, Альбин. Если ты от безысходности…

— Бори, ты хорошо знаешь, за что меня нанимают.

— Знаю. Тебя, говорят, вообще любой конь слушается? — спросил Хорнбори.

— Не любой, — ответил я. — Но Фемура приведу.

— Вот скажи мне, Альбин… Видок у тебя так себе, краше кольями забивали. Говорят что ты подменыш, и что колдун и потому сестру свою ведьме продал, что в Гемоде ты своих сдал и тем выкрутился. С чего мне тебе верить?

— С того что я не требую предоплаты.

— Резонно. Но гораздо более известные ребята отказывались.

— Значит, у гораздо более известных ребят не было способа, Хорнбори.

— Ладно, свои способы оставь себе. — Хорнбори помолчал, потом поворчал. — Но как ты снюхался с паскудой Наином?

— Наин сам нашёл нас с Мерной. Как вы с ним поцапались из-за вашей девицы, — да не смотри на меня так, все знают, что у вас в пещере гномка живёт, — он решил, что и сам может делом заняться.

Хорнбори презрительно фыркнул.

— А мы и как раз пытались стянуть кобылу у Дага, хозяина Гемоды, — продолжал я. — Ты знаешь, говорят он поймал её в реке, и она умеет нырять и плавать не хуже выдры. Интересный экземпляр. Ну Мерна Дага окрутила, он уже считай разрешил ей взять кобылу покататься, но тут нас кто-то сдал. Всех загнали к болоту и повязали как кроликов.

— Жуть, Альбин, жуть.

— Мерну отдали ведьме, ну а Наин… сам знаешь, как оно в Гемоде. Мне смрад болота снится до сих пор. Как будто я не сплю, будто я ещё там, только закрыл глаза.

— Так ты-то как остался цел?

— Понятно как. Это ж мою сестру отдали Бетони, а родичей жертвы они, как оказалось, не казнят, поверье у них такое. Как бы чего не вышло. Так что я просто получил по бледной морде.

— Да уж, рожа у тебя того. А вот сестра твоя красавица. — Хорнбори смолк, видимо, сообразив, что сыплет соль мне на рану.

— Ты думаешь я знаю, как оно так получилось? — Я взглянул на свою белую руку с бесцветными ногтями. — Говорят, мать просила второго ребёнка, чтоб было кому защищать сестру. Пусть младшего, но брата. Не знаю, у кого просила, но вот он я. Видно сделан из чего пришлось, краски и не хватило. — Я невесело усмехнулся.

Хорнбори ещё помолчал. Потом спросил:

— Так ты хочешь украсть Фемура из мести?

— Да. И хочу попасть туда на разведку.

— А ты молодец, Альбин. Иные бросили бы это дело.

— Не могу, Бори. У меня никого нет кроме неё.

— А что Мадок, тот парень в железе, что за ней ухлёстывал? Говорят, он пытался её искать в лесах за рекой, надеялся найти хрустальный гроб.