Рэй Брэдбери (Том 2-й дополнительный) - Рэй Брэдбери

И два новых мотылька, два нелепых создания, затрепетали опасливо на ветру.

Богач был вне себя от восторга:

— Гарри Харпуэлл!..

— Воззрите на ангела господня, пришедшего, с благовестом! — продолжал парящий в небе.

— Он опять пьян, — прокомментировала женщина. Она летела впереди и не оглядывалась.

— Мигэн Харпуэлл, — произнес богач тоном антрепренера, представляющего свою труппу.

— Поэт, — сказал Уайлдер.

— И акула, жена поэта, — пробормотал Паркхнлл.

— Я не пьян! — крикнул поэт ветру. — Я просто весел…

И тут он низвергнул ливень смеха, и все, кто был внизу, чуть не подняли руки, заслоняясь от потопа.

Поэт снизился, как толстый надувной змей, и, жужжа, пронесся над яхтой. Жена поэта поджала губы, а он сделал движение, будто благословил всех, и подмигнул Уайлдеру и Паркхиллу.

— Харпуэлл! — воскликнул он. — Это ли не имя, достойное величайшего из поэтов нашей эпохи![1] Поэта, которому она тесна и который всей душой в прошлом, таскает кости из гробниц великих писателей, но летает на этой самоновейшей кофейной мельнице, на этом чертовом ветрососе, и призывает сонеты на ваши головы… Мне жаль наших прежних простодушных святых — у них ведь не было таких вот невидимых крыльев, на которых они взвивались бы ввысь, кружили и реяли с псалмами или проклятьями. Бедные бескрылые пташки, обреченные прозябать на земле! Только гений их мог воспарить. Только муза могла познать сладкие муки воздушной болезни…

— Гарри! — позвала жена с причала, закрыв глаза.

— Охотник! — вскричал поэт. — Эйкенс!.. Вот вам самая крупная дичь на свете — летающий поэт. Я обнажаю грудь. Сбрось меня наземь, как Икара, пусть в стволе твоего ружья зажжется солнечный луч! Запали пожар, чтоб небо перевернулось и хлеб, воск и ладан в единый миг обратились в деготь… Внимание, целься, пли!..

Охотник в шутку поднял винтовку.

Тогда поэт рассмеялся еще мощнее и действительно обнажил грудь, рванув рубаху.

Но в эту секунду на канал спустилась тишина.

Показалась женщина. За ней шла служанка. И нигде не видно было никакого экипажа, и почти верилось, что они долго-долго брели с марсианских гор и только сейчас приостановились.

Сама тишина приковывала внимание к Каре Корелли, придавала особое достоинство ее появлению.

Поэт прервал свои излияния и приземлился.

Вся компания смотрела на Кару Корелли — и та смотрела на них, но не видела их. Одета она была в черный облегающий костюм в тон волосам. Походка ее доказывала, что эту женщину всю жизнь понимали с полуслова, и с тем же спокойствием, с каким шла, она остановилась к ним лицом, будто ожидая, кто первый шевельнется без приказа. Ветер играл ее волосами, ниспадающими на плечи. Поразительнее всего была бледность ее лица. Казалось, именно эта бледность, а не глаза, сверлит их в упор.

Затем, не проронив ни звука, женщина спустилась на яхту и села впереди, как носовое украшение, знающее себе цену и место.

Минута тишины миновала.

Эронсон пробежал пальцами по отпечатанному списку гостей.

— Актер, красивая женщина — и тоже актриса, охотник, поэт, жена поэта, командир звездолета, бывший инженер… Все на борт!

На кормовой палубе просторного своего корабля Эронсон развернул связку карт.

— Леди и джентльмены! — сказал он. — Нам предстоит нечто большее, чем пикник, увеселительная прогулка или экскурсия. Нам предстоит Поиск!..

Он выждал, чтобы они успели выразить на лицах соответствующие чувства и обратили взоры к картам, потом продолжал:

— Мы ищем легендарный затерянный город, называвшийся некогда Диа-Сао. Было у него и другое название — «Город Рока». Что-то зловещее связано с этим городом. Жители бежали оттуда, как от чумы, и он опустел. Он пуст и теперь, много веков спустя…

— За последние пятнадцать лет, — вмешался капитан Уайлдер, — мы обследовали, сняли на карты, занесли в указатели каждый акр поверхности Марса. Мы не могли не заметить город таких размеров…

— Верно, — отозвался Эронсон. — Но вы вели съемку с воздуха, с суши. Вы не обследовали планету С воды! Ведь до самого этого дня каналы были сухими… А теперь мы пустимся в плавание по водам, запеп-нившим все каналы до одного, и приплывем туда, куда ходили древние корабли, и увидим, какие еще секреты хранит от нас планета Марс. И где-то на пути, — продолжал богач, — я уверен, я абсолютно уверен, мы найдем самый прекрасный, самый фантастический, самый ужасный город в истории этого мира. Мы пройдем по городу и — кто знает? — быть может, выясним, почему, как утверждают легенды, марсиане с воплями бежали прочь из Диа-Сао десять тысяч лет назад…

Молчание. Наконец:

— Браво! Блестящая идея!..

Поэт пожал старику руку.

— А в этом городе, — спросил Эйкенс, охотник, — может там найтись оружие, какого никто не видел?

— Вполне возможно, сэр.

— Ну что ж, — сказал охотник, обняв свою диковинную винтовку. — На Земле мне все приелось, я там охотился на всяких зверей, и не осталось таких, в которых я не стрелял бы. Меня привела сюда надежда встретить новых, замечательных, смертельно опасных зверей любых размеров и видов. А теперь и новое оружие! Чего же еще желать? Отлично!..

И он уронил серебристо-голубую винтовку за борт. В чистой воде было видно, как она булькнула и пошла ко дну.

— Давайте скорее отчаливать!

— Вот именно, — подхватил Эронсон.

И нажал кнопку, приводящую яхту в движение.

И вода подхватила яхту.

И яхта поплыла туда, куда указывала покойная бледность Кары Корелли, — вдаль.

И тогда поэт открыл первую бутылку шампанского. Пробка хлопнула. Один лишь охотник не вздрогнул.

Яхта плыла неустанно через день в ночь. Они нашли какие-то развалины и там поужинали, и было вино, привезенное за сто миллионов миль с Земли. Все отметили, что вино перенесло путешествие хорошо.

К вину был подан поэт, а после изрядной дозы поэта был сон на борту яхты, плывшей и плывшей в поисках города, который пока еще не хотел, чтобы его нашли…

В три часа ночи Уайлдер, разгоряченный, отвыкший от силы тяжести — планета тянула все его тело вниз, не позволяя расслабиться и заснуть, — вышел на кормовую палубу и встретил актрису.

Она сидела и смотрела, как воды скользят за кормой и в них печальными откровениями дрожат расплеснутые звезды.

Он сел с нею рядом и мысленно задал вопрос.

Так же безмолвно Кара Корелли задала себе тот, же вопрос и ответила:

— Я здесь, на Марсе, оттого, что не так давно впервые в жизни мужчина сказал мне правду…

Вероятно, она ждала, что он выразит удивление. Уайлдер промолчал. Яхта плыла беззвучно, как в потоке вязкого масла.