Роксана. Детство (СИ) - Колч Агаша

Бли-и-и-ин! Но как же смириться с той грязью и беспросветной нищетой, что окружает меня? Может, не стоит впадать в крайности и постараться найти нечто среднее между двумя абсолютными состояниями? Можно же быть хитрее и гибче в хорошем смысле этих слов.

— Поела моя красавица, поела моя птичка, — засюсюкала бабка, вытирая какой-то несвежей тряпкой мой рот. Бе-е-е-е… — А теперь поспи. Сон лучшее лекарство.

И опять стала укладывать меня на лежанку, заваленную каким-то тряпьём, сбившимся в жёсткие кочки. Используя единственное доступное мне средство недовольства, я захныкала.

— Что не так, заинька? — всполошилась старуха. Похоже, этот несчастный ребёнок, в чьё тело меня занесло, её единственная радость и смысл жизни. И она готова, по мере возможности, всё сделать для девочки.

— Жёстко… — смогла я выдавить единственное слово.

— Жёстко? — растерялась старуха. — Так нет у нас перин больше. Подожди, сейчас перестелю. Может, помягче станет.

Она приткнула меня на какую-то тряпку на полу между ведром и чем-то ещё, сгребла всё, что было на лавке, и вышла, забыв закрыть дверь.

С улицы в конуру заглянуло солнышко, и потянуло свежестью. Я зажмурилась от яркого света и с упоением вдыхала чистый воздух. Эх, встать бы да выйти отсюда! Но сил пока нет даже на то, чтобы сидеть самостоятельно. Видно, с тельцем этим тоже что-то несовместимое с жизнью случилось.

Но если я здесь и похоже, что прижилась в новом теле, надо набираться сил. Есть что дают, спать где велят и благодарить старушку, что заботится обо мне.

Кажется, я задремала, потому что не заметила, когда вернулась моя опекунша. Только почувствовала, что под моим весом что-то шуршит, запах травяной, и лежать стало мягче.

— Спи, детка, спи, ласточка моя… Одна ты у меня осталась, — последнее, что я услышала, проваливаясь в сон.

Вдруг во сне пришла страшная мысль: «Что, если моё тело парализовано и я не могу двигаться не от бессилия?». Ужас мгновенно вырвал из дрёмы, и я принялась изучать своё новое тело. Попробовала пошевелить пальцами рук — отозвались. Сжала и разжала кулачки — получилось! Согнула локти. И это смогла сделать.

Теперь ноги. Поджала пальчики, пошевелила стопами, согнула колени.

Уф! Устала… Отчего же так плохо-то? Надо бы бабушку расспросить. С этой мыслью я вновь уснула.

Второй раз проснулась от звона разбившейся посудины и тихого ворчания:

— Ну что ж такое… Третья миска за последнюю декаду. Отчего я такая неуклюжая?

— Говорят, посуда бьётся к счастью, — постаралась успокоить я женщину.

Вышло не очень. Голос слабый, и оптимизма в нем ни капли, но старуха, забыв о разбитой миске, метнулась ко мне и заворковала:

— Проснулась моя деточка ненаглядная, цветочек мой весенний, ягодка моя сладенькая. Кушать хочешь?

Я прислушалась к телу и кивнула. Хочу. Мне надо сил набираться и встать, чтобы понять, где я и что дальше делать, чтобы не жить, как…

Хм, а как вообще здесь люди живут? Может, это для них нормальное существование и все мои потуги сочтут за бунтарство?

Информация — основа основ. Вот с этого и начну.

— Бабушка, а что со мной случилось? — прошелестела я.

Кажется, эта женщина не умеет одновременно говорить и дело делать. Вернулась от печи, села рядом.

— Ты не помнишь? — вздохнула, убрала волосы, прилипшие к моему лбу. — Задохнулась ты в дыму, детка.

Как, и эта тоже?!

— Отдушину, в которую дым вытягивает, ночью ветер старой соломой забил, и дым из избы не выходил. А я, глупая, не заметила. Печь затопила и пошла молока у соседки взять. Домой вернулась, а ты задохнулась. Вытащила тебя на улицу, трясла, плакала, молилась. Захарка местная пришла, в рот тебе дула. Ты вроде как и задышала, но в себя так и не пришла.

— Долго я лежала? — спросила, удивляясь такой беспомощности женщины.

Как она, всю жизнь прожив в деревне, не имеет элементарных навыков и знаний?

— Почитай, декаду без памяти была. Травница велела тебя молоком поить из ложечки и травки заваривать. Я делала всё, как она сказала. Вот ты и очнулась.

Ну это вряд ли…Скорее всего, девчушка не снесла такого незатейливого ухода и освободила место для моей неприкаянной души. Спасибо тебе, девочка, и прости меня, грешницу. Постараюсь сделать для твоего тела и для твоей бестолковой опекунши всё возможное.

— Спасибо, бабушка, — я улыбнулась старушке, понимая, что винит она себя за случившееся. Но я ещё не всё узнала. — А мы кто?

— Ты и это забыла? — огорчилась женщина.

— Очнулась, словно заново народилась, — стараясь улыбкой успокоить собеседницу, объяснила я.

— Вот сейчас покормлю тебя и всё-всё расскажу — пообещала старушка и поспешила к очагу.

— Что ты будешь готовить?

— Так я мало что умею… — смутилась моя кухарка. — Ну вот кашу, как вчера ела…

О нет! Даже если кроме воды и муки в запасах нет ничего, и то что-то другое, менее противное, придумать можно.

— Продукты у нас какие есть? — я попробовала приподняться на своей постели, но получилось плохо.

Зато поняла, как всё изменилось. На лежанке вместо непонятного тряпья лежала охапка мягкого сена, укрытая большой шалью. Одеялом мне служила немного замызганная шуба. Лёгкая и тёплая, видно, что не из дешёвых. У меня даже слёзы из глаз полились ручьём. Пусть старушка неловкая неумеха, но доброты невероятной. Похоже, из всего лучшего, что в домишке было, мне постель устроила.

— Спасибо, бабушка!

— Голубка моя…

Пообнимались, поплакали, но голод не тётка.

— И всё же, какие продукты у нас есть? — вернулась я к насущной проблеме.

— Кувшин молока, десяток яиц, немного муки осталось и масло.

Почему же при таком богатстве мы клейстер едим?

— Бабушка, а давай омлет сделаем?

— Ом-ле-е-ет? — женщина удивлённо протянула незнакомое слово. — Даже и не знаю, что это такое, а уж приготовить и вовсе…

— Да просто всё! — я одобряюще закивала растерявшейся горе-кухарке. — Нужна миска. А поглубже есть? Она чистая? Знаешь, я бы взяла кастрюлю или котёл побольше, наполнила водой, и постоянно держала его на очаге. С краю, чтобы не мешал, но и вода горячая чтоб всегда была под рукой. Ну это потом… В миску разбей несколько яиц. Три? Можно и четыре, хуже не будет. Немного соли. Вот чтобы только между двумя пальцами… лучше недосолить, чем потом еду выбросить. Теперь хорошо бы яйца взбить, но вряд ли это хорошо удастся сделать ложкой. А вилки нет? Ну и ладно… Просто перемешай тогда. Готово? В яйца молока добавить надо. Нет, немного. Половину кружки, из которой ты меня поила, будет достаточно. Перемешай хорошо. И для плотности добавь ложку муки. Ещё раз хорошо перемешай. До однородности… Теперь сковорода. Ой, а у нас есть сковорода? Хм… помыть бы её. Ничего, сейчас отмоется. Ты же черепки от миски ещё не выбросила? Нагреби в печи с краю золы. Да, столько хватит. Высыпи в посудину, залей водой и поставь на огонь. Хорошо бы мочалку какую-нибудь или мешковины кусок найти. Чтобы пожёстче была, тогда ототрётся все легче. Видишь, как хорошо получилось. Да, конечно, сполоснуть надо. Как у тебя всё ловко получается, бабушка! Мне даже стыдно, что ничего не делаю… Обещаю, что как только окрепну, обязательно буду помогать. Ой, только не плачь, родная! Давай готовить, а то я очень сильно есть хочу.

В итоге наше совместное блюдо немного пригорело и было недосолёным, но вполне съедобным. И куда как вкуснее того, чем меня кормили вчера.

— Ты этот рецепт откуда узнала? — вдруг словно очнулась опекунша.

До этой минуты она просто делала то, что я говорила. Без лишнего любопытства и сомнений. Словно в расслабленном трансе, сняв с себя груз ответственности. Я прямо видела, как она наслаждается этим. Пусть на несколько минут, пусть в житейских мелочах, но какое счастье, когда не надо принимать решения. Просто делай, что говорят, и всё…

Пока она возилась по хозяйству, я внимательно рассмотрела женщину, которая приходится бабушкой моему новому телу. Оказывается, не была она старухой ни разу. Зрелая женщина, немногим старше меня той… прошлой. Как там в классических романах писали? «Со следами былой красоты на породистом лице». Так и хотелось в её адрес сказать: «Были и мы когда-то рысаками». Да, были… Но сейчас бедолага сломлена чем-то, и видно, что в депрессии. Заметно, что держится из последних сил и только ради внучки. Не стало бы девочки, и она бы следом ушла не раздумывая.