Кисмет - Якоб Арджуни

— Хотите что-нибудь выпить? — услышал я его слегка дрожащий голос и заметил, как парни тряхнули головами. Один из них настойчиво указал на листок в руках Ромарио.

— Конечно, одну минуточку. Но хотелось бы все-таки узнать, насколько серьезны ваши намерения с этими ежемесячными выплатами?

Они кивнули.

— А если я… Вы понимаете, есть и другие группировки, которые… хм… просят отстегивать им деньги. Я хочу спросить, обеспечивает ли эта плата «крышу» с вашей стороны?

Они снова кивнули и, улыбаясь, вскинули пушки.

— Хорошо, а где мне искать вас в таком случае?

Один из них приставил пистолет к уху Ромарио, что, по-видимому, означало: у нас в городе все схвачено и нас не надо искать, мы придем сами, когда надо.

Откуда эти типы? Я знал немецких рэкетиров, турецких, итальянских, албанских, русских, китайских. Немых я видел впервые.

— О’кей, — сказал Ромарио, — тогда давайте…

Слова «тогда давайте» были нашим паролем. Когда Ромарио одним прыжком бросился на пол за стойкой бара и метнулся к кухне, мы со Слибульским распахнули дверь шкафа и заорали:

— Руки вверх, пушки на пол!

Но парни не выполнили ни первого, ни второго, и, если бы не бронежилеты, это была бы наша последняя весна. Они стреляли сразу. Я ощутил удары в грудь, бросился в сторону и выстрелил. Мы заранее договорились целиться в голову — не у нас одних могли быть бронежилеты. Одному я попал в подбородок. Кровь брызнула на его кремовый костюм. Он уронил ствол и обеими руками схватился за горло, словно хотел себя удушить, потом зашатался, откинулся назад и с грохотом рухнул на пол. Второму Слибульский снес лоб, и тот громко ударился о деревянную обшивку стены. Когда он еще падал, я сиганул за стойку и вырубил свет.

В темноте я крикнул:

— Ромарио!

— Я здесь, — раздалось из кухни.

— Слибульский?

— Твою мать!

Подойдя к окну, я взглянул, что делается на улице и в домах на противоположной стороне. Никого — ни пешеходов, ни света, все было спокойно. За моей спиной кто-то тихо хрипел.

Я зажег зажигалку, наклонившись над раненым бандитом, который все еще держался за свое горло. Между его пальцев текла кровь. Большие светлые глаза смотрели на меня непонимающе.

— Кто вас послал?

Он не ответил.

— Или я вызываю врача, или оставляю тебя подыхать. Имя шефа! Говори быстро!

Но парень меня уже не слышал. Голова его откинулась набок, он издавал последние хрипы. Зажигалка отбрасывала желтый свет на лицо убитого. Он был в гриме и пудре, поэтому выглядел таким бледным. Возле ушей и шеи кожа была темнее. Молодое, привлекательное лицо с длинными ресницами и полными губами. Я закрыл ему глаза, потушил зажигалку и уставился в черноту. Это был не первый труп, который я видел в своей жизни, но это был труп первого человека, которого я убил собственноручно.

Я ощупал его грудь. На нем тоже был бронежилет. Единственным уязвимым местом были ноги. Интересно, если бы он знал, что на его противнике жилет, пощадил бы он мою голову или нет? А если бы я выстрелил ему по ногам? Вряд ли он прекратил бы палить в меня.

В зал просочилась узкая полоска света. Когда я повернул голову, передо мной стоял Ромарио. Свет шел от уличного фонаря за окном кухни. Ромарио обхватил себя незабинтованной рукой, словно его знобило. Сжав губы, он уставился на труп.

Я перевел дух.

— М-да, — сказал я, — быстренько мы управились.

Он стоял, уставившись в пол.

— Если эта долбаная «армия», или что там за ней стоит, действительно существует, — сказал он, указывая на труп, — то мои дни во Франкфурте сочтены.

— Мхм, — хмыкнул я, зажигая сигарету. Так мы постояли некоторое время в полутьме, прислушиваясь к звукам с улицы. Где-то вдали громыхал трамвай.

— У тебя есть большие мусорные мешки? — спросил я.

— В кухне.

— О’кей. — Я затушил сигарету. — Мы со Слибульским вынесем трупы, а ты приведешь тут все в порядок, повесишь табличку «Я в отпуске» и пойдешь домой. А завтра с первым же поездом или самолетом отвалишь куда-нибудь подальше.

— Отвалю? Но куда?

— Откуда мне знать? На Майорку. Потом позвонишь мне и скажешь номер, по которому я могу связаться с тобой. Через две-три недели я выясню, кто руководит бандой и вышли ли они на твой след.

— Назови хоть одну причину, почему бы им не выйти на мой след.

— Ты не единственный, кого они трясли, значит, им потребуется какое-то время, чтобы проверить всех подозреваемых. — Это время исчислялось самое большее двумя-тремя днями, а потом они нашли бы Ромарио и выбили из него все, что хотели знать, включая наши имена — Слибульского и мое.

Я смутно различал силуэт удалявшегося Ромарио, махнувшего мне своей здоровой рукой. Я прочел его мысли: обратись он к кому-нибудь другому, кто работал за деньги, то в случае успешного урегулирования отношений с рэкетирами наемный посредник потребовал бы дополнительную плату, но зато обошлось бы без трупов. С моей же стороны это была дружеская услуга. А с дружескими услугами дело обстоит иначе: их дешевизна вполне оправдывает недостатки квалификации.

Конечно, я все продумал, добыл бронежилеты, уговорил Слибульского участвовать в операции, обдумал план действий. Плохо, что некие неписаные правила налагали на меня моральное обязательство помочь Ромарио, и черт меня дернул встретиться с ним четыре дня назад. Тогда я еще мог отбрехаться, сослаться на грипп или найти другую отговорку. Иными словами, видя сейчас два трупа в кровавой луже, я понял, что всегда недолюбливал Ромарио, можно сказать вообще его не терпел. Он заставлял людей париться в духоте только потому, что его угораздило родиться в другом географическом поясе, готовил он из ряда вон плохо, а изредка приглашая меня на кружку пива, думал, что оказывает мне большую услугу. Но все уже случилось, как случилось. Надо было думать раньше. Мой анализ запоздал, по крайней мере, минут на десять. Теперь я был с ним повязан. Даже если ему удастся сесть на дно, найдется немало людей в городе, которые заметят его исчезновение, и рано или поздно всплывет, что в последнее время меня довольно часто видели в его обществе. Если мафия затаилась, это не значит, что она ничего не слышит и не видит. Если бандиты в состоянии вычислить хотя бы дважды два, им не составит никакого труда вычислить и меня. За своих людей они умеют постоять, а тем, кто их уложил, уж точно не поздоровится.

В целом, надо признать, мы потерпели полное фиаско. К тому же меня терзали угрызения совести. И не только потому, что я подставил Ромарио, одним ударом лишив его работы и квартиры, не говоря уже о том, что пять дней назад ему отрубили палец.

— Эй, Ромарио…

— Что?! — раздалось у меня за спиной, и в тот же миг вспыхнули неоновые огни.

Зал осветился холодным светом. Распластанные трупы, уже переставшие кровоточить, разбрызганные на полу и стенах сгустки крови… Слибульский, держа на коленях винтовку, как ребенка, сидел на столе, болтая ногами и тупо уставившись перед собой. Я повернулся к кухонной двери.

— Откуда мне было знать, что они сразу начнут стрелять?

В этот момент в проеме двери показалась голова Ромарио.

— А надо бы знать! Это твоя работа!

О Господи, только не хватало начать сейчас препираться между собой. Вообще-то Ромарио после всей этой заварухи мог бы поинтересоваться нашим самочувствием: ведь мы чудом остались в живых. И что делать с трупами, и как быть дальше вообще?

Я зашел за стойку, достал бутылку шнапса и сделал длинный глоток, потом опустился перед убитыми и обыскал их костюмы. Серебряная бензиновая зажигалка, флакончик с жидкостью для освежения полости рта, две телефонные карты, полпачки «Данхилла», пилочка для ногтей, пятьсот семьдесят марок, кое-какая мелочь, три презерватива, ключи от машины и две пары солнцезащитных очков. Ни паспорта, ни водительских прав — ничего, что помогло бы установить личности убитых. Собрав в кучу все, что я обнаружил на трупах, и, собираясь осмотреть лейблы на одежде, я увидел за ремнем одного из убитых мобильный телефон — маленький и плоский, как открытка. Открыв створку, я рассмотрел крошечную картинку, изображавшую телефонную трубку, и светящиеся голубым светом сенсорные клавиши номеров. Покумекал, какую кнопку нажимать, если зазвонит телефон, и, переключив на прием, сунул мобильник в нагрудный карман.

Ромарио принес кучу серых мусорных пакетов и рулончик скотча. Мы со Слибульским упаковали трупы в мешки молча, стараясь не поддаваться эмоциям. В помещении ресторана, как всегда, на полную катушку полыхали батареи, и пластиковые мешки постоянно скользили в потных руках.

Когда мы закончили, я вышел на улицу найти подходящую к ключу машину. Это был черный новенький БМВ с франкфуртскими номерами. Сел на водительское место, ощупал сиденье, осмотрел бардачок, заглянул за зеркало. Кроме пустых жестяных банок из-под тонизирующих напитков, леденцов со вкусом смородины, бумажных носовых платков и большой банки пудры, в машине ничего не было. Запомнив номер машины, я открыл багажник, потом вернулся в «Саудаде».