Наши нравы - Константин Михайлович Станюкович

узнай… Да что там… — Он кивнул головой на дверь, — много народу?

— Кажется, немного.

— Так поди насчет курьера узнай, да потом попроси ко мне дежурного.

Сергей Александрович опять погрузился в размышления.

Курьер от Виктора Павловича волновал Кривского, волновал до того, что он поминутно поглядывал на дверь. Вчера Виктор Павлович должен был говорить об его стесненных обстоятельствах и обещал дать ему знать о результатах. Сергей Александрович уже не раз прибегал к этому средству и теперь снова вынужден был хлопотать. Его одолевали долги.

Вошел камердинер с сияющим лицом и подал конверт.

— Сию минуту привез курьер от Виктора Павловича.

Сергей Александрович быстро разорвал конверт и начал читать. Лицо его принимало выражение благоговейного умиления.

— Как он добр… как добр! — прошептал он, утирая навернувшуюся слезу. — Как добр!..

Французское письмо, приведшее Кривского в такое настроение, содержало следующие строки:

«Дорогой Сергей Александрович!

Дело улажено. Я намекнул вчера князю о ваших обстоятельствах, и он, со свойственной ему высокой добротой, тотчас же решил дело. Вы, дорогой мой, получите сумму, которая если и не устроит вас совсем, то по крайней мере поправит ваши дела. Завтра приезжайте благодарить его. Не правда ли, какое высокое сердце? Как умеет он ценить наши труды! Подробности сообщу вам сегодня при свидании в совете. Вы, конечно, будете… Сегодня вопрос, в котором я рассчитываю на ваш голос… Пора… давно пора écraser l'infâme…[4]

Ваш Виктор Вельский».

Сергей Александрович снова перечел записку и повеселел. Он написал ответ и, отдавая письмо, прибавил:

— Отдай курьеру. Пусть едет с богом…

Василий, или Василий Иванович, как звали все камердинера Сергея Александровича, казалось, радовался не меньше барина. Он знал в чем дело и теперь был уверен, что на днях получит порядочный куш, который он занимал для Александра Сергеевича или, говоря проще, который он дал из своих сбережений, конечно за порядочные проценты и под вексель. Сумма была изрядная, тысяч до десяти, и Василию Ивановичу было отчего радоваться.

Он отправил курьера, а сам пошел наверх, в комнаты Александра Сергеевича, сообщить сыну о том, что отец получит порядочную сумму и, следовательно, Александру Сергеевичу надо приготовить список долгов.

Молодой чиновник уже дожидался у дверей кабинета и ждал момента, когда Сергей Александрович поднимет голову.

— Это вы?.. Здравствуйте!.. — промолвил Кривский, слегка наклоняя голову. — Кто там?

Молодой чиновник с точностью доложил: кто и по какому делу дожидается его превосходительства, причем положил на стол несколько докладных записок. Сергей Александрович пробежал лениво все записки, точно наперед зная содержание их, и заметил:

— Вы говорили о какой-то даме… Где же ее записка?

— Она выразила желание лично передать записку вашему превосходительству.

— А вам не сообщила по секрету? — пошутил Сергей Александрович.

— Я просил, но не сообщила.

— Как ее фамилия?

— Госпожа Трамбецкая… жена статского советника.

Сергей Александрович пожал плечами в недоумении. Фамилию эту он слышал в первый раз.

— Порядочная женщина?

— Кажется…

— Просите ко мне, кто приехал по службе, очередь вы, разумеется, знаете, а после я выйду к просителям…

Молодой бойкий чиновник вышел за двери, а Сергей Александрович придвинул себе папку с бумагами, развернул ее и взял в руки длинный карандаш. Лицо его приняло обычный деловой, серьезный, несколько скучающий вид, точно он готовился к скучному делу, давно ему надоевшему, и знал, что будет слушать и говорить одно и то же, что слушал и говорил вчера, третьего дня, год, два тому назад. Вначале, но это уже было так давно, приемы занимали его… Он тогда говорил, поощрял и советовал, а теперь все это приелось ему, как старый, ежедневно повторяемый урок, и он более подавал реплики, чем говорил.

Несколько лиц, приехавших по службе, были по очереди приняты его превосходительством.

С обычным терпением, слегка наклонив голову, выслушивал Сергей Александрович соображения о программе действий, которыми спешили отличиться его подчиненные, и только когда кто-нибудь выказывал уж слишком большое усердие и с бойкостью ученика, желающего отличиться на экзамене и получить двенадцать баллов, слишком увлекательно обещал натянуть вожжи, его превосходительство, чуть-чуть улыбаясь, останавливал говорившего словами:

— Только маленький дружеский совет: полегоньку натягивайте вожжи. Оно вернее, поверьте опыту старика.

Подчиненный, остановленный, так сказать, на всем разбеге, терял контенанс[5] и конфузился.

Но его превосходительство приходил всегда на помощь, он отдавал справедливость «добрым намерениям» и, сказав несколько любезностей, протягивал руку, подавал несколько пальцев или, наконец, просто кланялся, давая знать, что больше говорить не о чем.

Когда, наконец, все эти, давно известные его превосходительству, соображения были окончены и последний посетитель откланялся его превосходительству, Сергей Александрович радостно вздохнул и в сопровождении бойкого чиновника направился в залу.

При входе в залу Сергей Александрович приосанился, остановился на пороге, взглянул на просителей, стоявших полукругом в зале, и не спеша направился по направлению к даме, сидевшей в сторонке. При приближении Сергея Александровича дама встала, откинула вуалетку и поклонилась. Кривский ответил ей вежливым поклоном и, подойдя поближе, увидел перед собою хорошенькую грациозную женщину, изящно одетую во все черное…

— Что вам угодно, сударыня?

— Я хотела бы поговорить с вами… без свидетелей!.. — произнесла молодая женщина тихим голосом, поднимая глаза на Кривского.

В нежном взгляде ее больших, синих выразительных глаз стояла мольба.

— Я по семейному делу! — прибавила она еще тише.

Сергей Александрович скосил глаза на черное кружево, мерно колыхавшееся над волнующейся пышной грудью, как-то молодцевато выпрямился и сказал:

— Прошу минутку подождать. Сейчас я буду к вашим услугам.

Он еще раз поклонился и отошел к другим просителям, скоро покончил с ними и, вернувшись к даме, произнес:

— Не угодно ли в кабинет?

Молодая женщина последовала за ним. У порога Сергей Александрович обернулся, пропустил молодую женщину мимо себя, бросив взгляд на круглую белую шею, на мягкие формы красиво изогнутого стана, и проговорил, указывая на диван:

— Вот сюда… Прошу, сударыня, садиться…

Молодая женщина села, но от волнения, казалось, не могла начать. Сергей Александрович терпеливо выжидал, рассматривая в это время прехорошенькую головку с нежными, точно выточенными чертами лица. Вся маленькая фигурка ее была необыкновенно грациозна, изящна и производила чарующее впечатление. Кривский заметил хорошенькую родинку под глазами, чуть-чуть приподнятый носик, маленькие ручки и прелестные пепельные волосы…

— Простите, пожалуйста… — заговорила она мягким, слегка певучим голосом и выговаривая слова с малороссийским акцентом. — Я отнимаю ваше время, но мне придется просить вас выслушать меня терпеливо. Вы позволите?..

Она подняла глаза и взглянула нежно, вкрадчиво, точно ребенок.

— Я готов выслушать вас.

Она незаметно спустила с плеч мантилью, открыв красивую грудь и прелестную талию,