Первое издание - Джеймс Стоддард

Кажется, я даже рот открыл от изумления, а Йон Диедо самодовольно улыбнулся.

— Сколько у вас книг! — воскликнул я. — Это просто… невероятно!

— Я давно питаю страсть к печатному слову, — признался хозяин. — И кажется, мне удалось собрать неплохую коллекцию.

— Неплохую? Да она великолепна!.. — проговорил я, шагнув к ближайшему стеллажу. — У вас есть Кефрин! И Инвальдерс!.. А к этой книге я боюсь даже прикасаться — она поистине бесценна!

— Да, это довольно редкая книга, но должен сказать, что в моем собрании есть и другие, гораздо более ценные, я бы сказал, единственные в своем роде тома, которые я держу отдельно от остальных. Не угодно ли взглянуть?..

И Йон Диедо провел меня в одну из ниш, где имелся еще один небольшой камин, а пол был застелен стеганым ковриком. Напротив камина стояло удобное кресло, рядом — небольшой стол с лампой для чтения. Когда я остановился у стола, мне послышалось едва различимое жужжание, словно где-то возле стеллажей кружила муха, но оно так быстро стихло, что я не успел определить источник звука.

— Вот здесь я храню свои главные сокровища, — сказал Йон Диедо и усмехнулся. — Которые, смею добавить, показываю далеко не всем, а только тем, кто, по моему мнению, этого заслуживает. Сам я довольно часто бываю в этом отделении моей библиотеки, чтобы без помех насладиться увлекательным чтением.

Я благоговейно рассматривал выстроившиеся на полках тома, однако увиденное довольно скоро заставило меня озадаченно нахмуриться. На корешках не было названий — только имена авторов.

— Простите мне мое невежество, господин Диедо, но я никогда не слышал о таких писателях, — признался я после довольно продолжительной паузы.

— Я был в этом уверен, — спокойно ответил он, — поскольку каждая из этих книг существует в единственном экземпляре. Прошу вас, присядьте, и я покажу вам несколько жемчужин моей коллекции.

Все еще не в силах оторвать взгляда от полок, я опустился в кресло, которое, казалось, приняло меня в свои уютные объятия. Только сейчас я обратил внимание, что на корешках выстроившихся на стеллажах книг имелся одинаковый рисунок в форме человеческого глаза. В остальном же они были совершенно разными — разного цвета и формата, с простыми или изысканно украшенными переплетами из кожи, дерева или бархата.

Йон Диедо окинул меня внимательным взглядом.

— Каждая из этих книг представляет собой автобиографию глубоко личного свойства. Я бы даже назвал эти записи дневниковыми, поскольку в них повествуется о поступках и мыслях авторов, о которых никто, кроме них, не знает. И только здесь авторы рассказывают о своей личной жизни предельно откровенно, ничего не утаивая.

— Это… действительно так? — спросил я, не в силах скрыть своего разочарования. Разного рода псевдобиографические опусы, в которых описывались якобы пережитые приключения, встречались часто и не представляли интереса для серьезных коллекционеров. Популярные среди черни рассказы непристойного характера были мне ни к чему.

— Вы, кажется, разочарованы? — Лицо Йона Диедо перекосилось от гнева, словно я невольно нанес ему страшное оскорбление. Перемена была столь внезапной, что я в испуге вжался в кресло. Впрочем, он быстро овладел собой, и его голос сделался, как прежде, ровным и приятным, однако столь быстрое возвращение к цивилизованным манерам напугало меня едва ли не больше, чем проявленный им несколько мгновений назад гнев. Я даже подумал о том, насколько невыгодна моя позиция, ибо, сидя в кресле, я вряд ли мог обороняться, если бы в этом возникла нужда; кроме того, Диедо стоял прямо передо мной, загораживая выход из узкой комнаты-ниши, и я с внезапной тоской и страхом вспомнил, как далеко нахожусь и от родного дома, и от людей вообще, ибо Диедо жил на достаточно большом расстоянии от столицы.

Тем временем хозяин усмехнулся и слегка пожал плечами.

— Впрочем, вы и должны быть разочарованы, — сказал он каким-то странным тоном. — Но, быть может, если сказать вам, что я волшебник, это заинтересует вас больше?

Я неуверенно рассмеялся.

— Вы, наверное, издеваетесь надо мной, поскольку я приехал из маленького провинциального городка, — сказал я. — Но уверяю вас, что и в наших краях подобные предрассудки не…

Я не договорил. Йон Диедо не пошевелился, не произнес никакого заклинания или магической формулы, но его глаза вдруг полыхнули нефритово-зеленым огнем.

На мгновение мир вокруг померк. Придя в себя, я обнаружил, что уже не сижу, а почти лежу в кресле, так что моя голова находится на уровне колен Диедо. Он снова усмехнулся и, наклонившись, закрыл мне глаза ладонью. Я почувствовал, как меня поднимают и переворачивают лицом вниз…

— Вы рассказали мне потрясающую историю своей жизни, — проговорил Диедо, обращаясь не столько ко мне, сколько к самому себе. Руку он убрал, и теперь я видел его туфли с большими золотыми пряжками. — А теперь вы поведаете мне и о том, о чем предпочли умолчать.

Я почувствовал, как его руки крепче сжали мои бока. В следующую секунду Йон Диедо раскрыл меня, как раскрывают книгу. Я даже услышал негромкий хруст, какой издает новенький переплет. И внезапно я с ужасом осознал, что Йон Диедо действительно превратил меня в книгу.

— Да-а… — с явным удовольствием проговорил волшебник. Его лица я не видел, но чувствовал, как его взгляд скользит по страницам, изучая содержание… изучая то, что было внутри меня. — Вы станете одной из жемчужин моего собрания, Джейкоб Мамлок. Между прочим, я оказал вам честь, хотя вы, возможно, думаете иначе. Вам крупно повезло. Такой шанс выпадает раз в жизни, да и то не всем…

Я протестовал, проклинал, бранился, умолял вернуть меня в прежнее состояние, но если Диедо и слышал меня (ибо мой голос был теперь не громче самого тихого шепота, похожего на шелест страниц), то не подал вида; во всяком случае, он ничего мне не ответил. Вместо этого он закрыл меня и повернул вертикально. Своим единственным глазом на корешке я еще раз увидел его лицо и руку (последняя, однако, была так близко, что я не смог рассмотреть ее подробно). Потом Диедо поднял меня над головой, и я почувствовал, как что-то несильно сдавило меня с боков. В следующую секунду волшебник отступил немного назад, а я остался стоять, словно на краю высокого утеса. Только разглядев над и под собой полированное дерево, я сообразил, что он просто поставил меня на полку рядом с остальными книгами.

Йон Диедо по-прежнему улыбался; он выглядел довольным, точно ребенок, наконец-то заполучивший вожделенную игрушку. Мои мольбы его, по-видимому, нисколько не тронули. Впрочем, в какой-то момент его черты дрогнули и исказились, словно от острой боли.