Сиреневое платье Валентины - Франсуаза Саган

М а р и. Никак! Ты всегда говорила: «словом», В конце концов, ты получила же мое письмо. В ожидании наследства Жоржа, а не Юбера никакого Юбера я никогда не знала — мы живем здесь, Серж, который вернулся из колоний три месяца назад, и, как ты видишь, — я, Твоя постель — вот. Оставайся с нами сколько захочешь, До тех пор, на пример, пока за тобой не приедет Жан Лу.

В а л е н т и н а. О! На этот раз все кончено. Мне ему больше нечего сказать.

М а р и. Так уж и нечего?.. Ну что ж, будем стариться вместе. Вместе росли, вместе будем стареть.

В а л е н т и н а. Скажи откровенно, я вам не помешаю? Как у тебя с деньгами?

М а р и. Не волнуйся. Если бы Жорж не пообещал той женщине, что все оставит ей… мы бы жили в «Рице», а не в этом отеле «Акрополь»!..

«Акрополь», что за название…

В а л е н т и н а. А я как раз говорила Сержу, что отсюда пре красный вид.

М а р и. Вид… Если в жизни что и прекрасно, Валентина, так это то, что не снаружи, а внутри. В своем доме. То, чем ни с кем не надо делиться.

Хотя, по правде сказать, стремление поделиться тебе всегда было присуще в высшей степени.

С е р ж. Дорогая мама, у вас с каждым днем развиваются и такт и вкус.

М а р и. Ты…

Они меряют друг друга взглядами.

В а л е н т и н а (быстро перебивая). Нет, ты понимаешь, Мари, ты подумаешь, что я.,. хм… притворяюсь, но меня, правда, скорее, забавляют эти увлечения Жан Лу.

М а р и. У тебя всегда были странные забавы.

В а л е н т и н а (краснея). Я хочу сказать… Словом, скорее, должно было быть наоборот… Потому что, знаешь, я тебе скажу, поверь мне, я, правда, лучше его, физически, во вся ком случае. Понимаешь, он начинает сдавать, и пить надо бы ему меньше, словом, мы как бы меняемся местами.

М а р и (потрясена). Неужели?

В а л е н т и н а. Разумеется, в нем больше жизненной силы, больше постой, как это он называет? — уменья жить. Именно, уменья жить. Словом, он говорит, что жизнь сочный плод, в который надо вгрызаться… а вместо этого только и делает, что ходит по зубным врачам. Словом, не могу же я на него сердиться за то, что он перепутал наши роли.

М а р и. Прекрасно. А у тебя никогда не возникало желания забрать себе его роль?

В а л е н т и н а (удивленно). Изменять ему? Боже мой, нет, конечно. Ты же знаешь, я его очень люблю.

Мари (передразнивая). «Я его очень люблю», С е р ж. Почему все-таки вы не хотите поменяться ролями? Вы думаете, в любом случае пьеса будет сыграна?

В а л е н т и н а. А вы так не думаете?

Серж. Нет.

Она заинтересованно смотрят друг на друга.

М а р и. Ох, как многозначительно и сколько туману! Прекратите! Имей в виду, что для Сержа жизнь — сплошная трагедия. Нам не до веселья, каждый день на повестке дня критика моих взглядов. Скоро дойдет очередь и до тебя.

Увидишь. И узнаешь, какая на нас лежит ответственность. О! Молодое поколение шутить не любит. Кто подписывал Мюнхенские соглашения? Я! Кто не помешал истреблению миллионов людей на войне? Я! Кто развязал войну в Алжире? Я!

С е р ж. Не берите все на себя — ночью глаз не сомкнете.

М а р и. Я сплю хорошо.

Серж хочет что-то сказать, но затем, пожав плечами, уходит из комнаты.

В а л е н т и н а. Ты его обидела.

М а р и. Надулся — пройдет.

В а л е н т и н а. Какая у тебя была необходимость посвящать его в мою личную жизнь? Все-таки это мой племянник, и мне бы не хотелось…

М а р и. Боишься, что «твой племянник» не будет испытывать к тебе должного уважения?

В а л е н т и н а. Во всяком случае, мне бы не хотелось, что бы он испытывал ко мне чувство жалости...

М а р и. Это еще почему?

В а л е н т и н а (удивленно). Потому что он мальчик.

Пауза.

М а р и. Ты не изменилась.

В а л е н т и н а (развешивает свои платья, оборачивается). В каком отношении?

М а р и. «Мальчик»! Еще в двенадцать лет… Что ты до сих пор продолжаешь в них находить?

В а л е н т и н а. Ну как же… привлекательность.

М а р и. Как я раньше не догадалась. Есть люди, всю жизнь которых можно выразить в нескольких расплывчатых словах. Для тебя что ценно: привлекательность, тюльпаны, балконы, развлечения, лень.

В а л е н т и н а (живо), Ну нет, извини, пожалуйста. Я ни когда не была ленивой. Что хочешь, только не это. (Начинает раскладывать вещи быстрее.)

М а р и (сидя). Шляпки… Кстати, не укладывай их на мои чулки, мне завтра придется их перекладывать. Нет, и туфли я тоже завтра надену.

В а л е н т и н а. Прости меня, я никогда не умела наводить порядок.

М а р и. Да, «лень»— неточное слово. Чувствую я, что пока не вытряхну из нотариуса своих денег, придется терпеть, стиснув зубы. (Помогает Валентине.)

В а л е н т и н а. Ты права, так удобнее.

М а р и. Да? (Смеется.)

В а л е н т и н а. А чем Серж занимается?

М а р и. Рисует для рекламы. Разумеется, он хотел бы быть Ван Гогом, ты заметила, какой у него зловещий вид?

В а л е н т и н а (перестав раскладывать, садится на кровать и смотрит, как Мари распаковывает ее вещи). Я его понимаю. Я тоже хотела бы быть Ван Гогом. Или Вагнером.

М а р и. Почему?

В а л е н т и н а. Не знаю. Наверно, потому, что они создавали красоту и притом своими собственными десятью пальцами. (Рассматривает свои изящные руки.)

М а р и (останавливается перед ней с руками, полными вещей). Мне иногда кажется, что ты надо мной смеешься. (Посмотрев на недоумевающую Валентину, отходит к шкафу.)

В а л е н т и на (задумчиво). Ты говорила о тюльпанах… Знаешь, сейчас выводят удивительные сорта. У моего торговца цветами, то есть, бывшего торговца, часто бывают светло-голубые, восхитительные, В день отъезда я как раз хотела их купить. Но у меня было слишком много вещей. Такая жалость!

Тебе бы они очень понравились, М а р и (стараясь держать себя в руках). Скажи мне, Валентина. Помимо того, что твой муж тебя выставил, что ты проиграла миллион в железку и что твой цветочник выращивает голубые тюльпаны, неужели за два года в твоей жизни больше ничего не произошло?

В а л е н т и н а. Я знаю, я не умею рассказывать. Но, по существу, ведь и ты тоже не умеешь.

М а р и. А! Я не умею?

В а л е н т и н а. Боже мой, ну конечно, нет. Я не знаю, на пример, тяжело ли ты перенесла смерть Юбера — прости, Жоржа, я не знаю, волнует ли тебя, как складывается жизнь у твоего сына, я не знаю, можно ли опротестовать завещание твоего мужа, что из себя представляет в деловом смысле твой нотариус, как ты себя сейчас чувствуешь, ведь ты уже восемь лет страдаешь печенью, удалось ли тебе выгодно продать Рошфор, можешь ли ты..

М а р и (кричит). Перестань! Что на тебя нашло?

В а л е н т и н а. Мне надоело, что все требуют, чтобы я разговаривала серьезно. (Отворачивается.)

М а р и. Валентина! Валентина, у тебя слезы на глазах.

В а л е н т и н а. Да нет, да нет.

М а р и. Валентина… Валентиночка, родная, не плачь. Тебе будет очень хорошо с нами, уверяю тебя. Я так рада, что ты к нам приехала, Валентина.., Валентина, я тебя чем-нибудь огорчила?

Входит С е р ж с рисунком в руках.

С е р ж. Что происходит? Ты больше не кричишь?

М а р и. Нет.

С е р ж. Ну и ну… (Останавливается рядом с Валентиной, стоя щей к нему спиной.) Разумеется, это ты ее обидела?

М а р и. Разумеется. И Мюнхенские соглашения — тоже я.

С е р ж (Валентине). Мадам,..

М а р и. Она тебе тетя. Или почти.

С е р ж. Не называть же мне ее «тетей», В ее возрасте.

М а р и. Зови ее как хочешь, хоть «мадам Валентина», но утешь ее. Я не могу, чтобы она плакала. Пойду куплю чего-нибудь на обед. (Уходит.)

Серж становится на колени перед Валентиной, затем, не зная что делать, в нерешительности встает.

С е р ж. Может быть, я чем-нибудь могу вам помочь? Я понимаю. Ничего удивительного: утешить вообще никогда никого нельзя. Обрадовать, развеселить, понять — и то невероятно трудно. Но когда рядом плачет почти незнакомый человек..,

В а л е н т и н а. Я очень сожалею, это —нервы.

С е р ж. Ну и что, что нервы? Что может быть важнее нервов? А мы на них столько наваливаем. (Улыбаясь.) Ритм со временной жизни, недопустимый уровень шума, погоня за часовыми стрелками, перегрузки, загрязненность парижского воздуха, автомобильные гудки.

Валентина начинает смеяться, и он тоже.

В а л е н т и н а. Обожаю избитые фразы. А еще какие вы знаете?

С е р ж (радостно). Вот, пожалуйста: нависшая угроза, потеря понятия о человечности, гигантские скачки науки, сделка с совестью, стирание граней, потеря корней…

В а л е н т и н а. Эта мне больше всего нравится. Не дадите мне носовой платок? Они где-то там, ваша мама положила их на место.

С е р ж. Ну, тогда не найти… Возьмите мой, хотя он грязный.

В а л е н т и н а. Правда. (Сморкается.) Как это у людей могут быть всегда чистые носовые платки?