Витязь специального назначения - Юрий Каменский

— Добро пожаловать, господа.

Компания, сбросив тяжеленные сумки, быстро переоделась и рванула к озеру, что приманчиво играло бликами на воде. Вода смыла пот и усталость, подняла настроение и они, словно расшалившиеся мальчишки, затеяли весёлую возню. Подурковав вволю, они, уже не торопясь, пошли к дому, на ходу подхватывая одежду.

Горел в мангале огонь, дымок разгонял мошку, что зверствовала и не давала покоя повсеместно. Клименко с сосредоточенным видом нанизывал на шампуры куски маринованного мяса, помидоры и кольца лука. Строго говоря, хорошо готовить шашлык умели все присутствующие, но, по складу характера, Толстый был просто не в силах доверить такое важное дело даже своим друзьям.

Пока Георгий Борисович с Андреем нарезали овощи, хлеб, сало-колбасу, Василек нарезал круги возле холодильника, без трепета принявшего в свое стылое чрево и кристально прозрачную слезу водки и янтарь тяжело плещущегося в больших бутылках пива. Друзья, посмеиваясь, созерцали эти муки Тантала, жёстко пресекая робкие намеки, — питие водки под шашлык есть важнейшая составляющая русской национальной культуры и профанации не терпела. Не так часто Судьба дарила им такой шанс, — не только отдохнуть по-человечески, но еще и собраться всей компанией.

— Если кто-нибудь, — умышленно глядя мимо Соловья, веско произнес Слава, — будет совать рыло в холодильник, порву, как Тузик грелку.

— «Кто еще кого порвет, — сказала Тузику надутая до десяти атмосфер грелка», — Васька, как обычно, за словом в карман не полез, но угомонился и, тоскливо вздыхая, с видом зазря обиженного злой мачехой сиротки уселся в угол.

…Дружный мужской сабантуй шел своим чередом. В темноте рдели огоньки мангала, накрытый на веранде стол носил следы небольшого разграбления — наполовину пустая бутылка водки, куски остывшего шашлыка в тарелках.

В открытую дверь несло на волне ночной прохлады запахи травы и дыма от остывающего мангала. Шумела под налетающим ветерком стоящая во дворе сосна, попискивала какая-то ночная пичуга, слышался дальний лай собаки, гогот потревоженных гусей. Изредка до их слуха долетал приглушённый перестук колёс товарных составов, визгливый свисток поздних электричек. Шептала о чём- то своём сосна. Пёстрая кошка шмыгнула в избу с придавленной мышью в зубах, неся свою добычу котятам на забаву. Всё это навевали тихую благость, склоняло вести неспешную беседу.

Тема, в общем, значения не имела. На сей раз Славик, обычно предельно прагматичный, вдруг решил «воспарить над суетой». Видимо, только что закончившийся по телевизору «Каспер» настроил его «на лирический лад».

— Василич, ты с привидениями сталкивался?

— Нет, — рассеяно отозвался Андрей, — всегда удачно расходились.

— Ага, — радостно подхватил Соловей, — и всегда при этом вежливо раскланивались.

— Насмотрелся «ужастиков», — лениво констатировал Борисыч.

— Вам только языком чесать, — отмахнулся рукой Клим, — но ведь что-то есть?

— Что-то, — прищурился Андрей, — ну, что-то, безусловно, есть. Ну, с этим ты лучше к Борисычу. Это он у нас Вуду, астролог и Бог знает что там ещё…

— Добрый ты, Андрей Васильевич, — хозяин сделал страдальческое лицо, — взял так ненавязчиво и под танк меня…

— Танк — это ты, Толстый, — со вкусом прокомментировал Васька.

— Нет, Борисыч, серьёзно, — гнул своё настырный Славка.

— Ну, что тебя серьёзно интересует, неугомонный ты наш?

— Мужики, — оживился Соловей, — я читал недавно, что моменты провалов людей во времени учёные отследили по полицейским архивам.

— В смысле? — заинтересованно развернулся в кресле Георгий Борисович, — по отчётам, что ли? В таком-то году доклад, что мещанин Иванов ушёл из дома и не вернулся…

— Хрен! — радостно возопил Василий Викторович, — ещё круче! Хотя, в целом, поляну просёк верно. Только пример был по Великобритании. Значит, полицейский чин Бобсон… ну, на даты и фамилии у меня память не «ах»…

— Рождённый пить…, - бросил, жизнерадостно скалясь, Славик.

…- морда толстая!…, так я так, «от фонаря». В общем, докладывает рапортом: так, мол, и так, сегодня, 15 апреля тысяча восемьсот лохматого года, рабочий каретных мастерских Добсон, переходя среди бела дня мостовую по улице Пупкин-стрит, пропал прямо перед изумлённой мордой лошади извозчика Педерсона, чему свидетелями были такие-то и такие-то, список, в общем, фамилий на пять.

В дверь просунулась морда большого лохматого пса. Вежливо потоптавшись на пороге, войти внутрь он, всё же, не решился. Уронил тяжёлую задницу на крыльцо и вытянул мощные лапы на порог, положив на них умную морду и уставился на Соловья, как бы говоря: «Ну-ну, ври дальше». Трёхцветная старая кошка, подойдя к другу, упала рядом и привычно потёрлась головой о его бок. Мужики с интересом наблюдали за этой, не совсем обычной, картиной. Первым опомнился Толстый.

— А дальше-то что? — подтолкнул он в бок Ваську.

— Дальше ещё интересней. Погоди-ка, — прервавшись, он нацепил на вилку солёный огурчик и шпротину, аккуратно уложил на кусочек хлеба. Придирчиво оглядел закуску и, выплеснув остаток водки в рот, с удовольствием захрупал тарталетку и продолжил.

— Через пятнадцать, к примеру, толстых папок, обнаруживается пожелтевший рапорт полицейского инспектора Питкина, что среди бела дня прямо посреди мостовой по улице Пупкин-стрит, такого-то числа тысяча девятьсот, к примеру, одиннадцатого года, под лошадь извозчика…

— Кэбмена, — не выдержал Андрей.

— … один хрен… Кэбмена Подсона попал неизвестный человек. Извозчик… тьфу!.. кэбмен клянётся на Библии, что пострадавший появился перед лошадью прямо из воздуха. Что самое интересное, это утверждение подтверждается показаниями трёх-четырёх-пяти прохожих. — прикурив от зажигалки, с наслаждением вдохнул табачный дым и обвёл взглядом друзей.

— А сам потерпевший называет себя рабочим каретных мастерских Добсоном, придя в себя, озирается кругом и, выкатив глаза, вопрошает всех: где он находится и как сюда попал? Ибо последними его воспоминаниями перед ударом лошадиной груди были, аккурат, та же самая улица, только 15 апреля тысяча восемьсот лохматого года. И таких примеров, как утверждают, не счесть.

— Викторыч, ты должен помнить те пачки дел в кабинетах розыскников[2]. Они все, кстати, говорят, что такое количество криминалом и несчастными случаями не объяснишь — несоизмеримо. Согласен?

— Естественно, — отозвался Соловей, — Акела, ты не промахнулся.

Позывной «Акела» Борисыч приобрёл на Северном Кавказе, будучи там в одной весёлой командировке. После одного случая сержант Вадик, поддразнивавший его «старой собакой» (как родившегося в год Собаки), назвал его «старым волком» и, засмеявшись, добавил «Акела!»

С тех пор по рации его весь отряд называл только так, а нередко и просто в разговоре. Он и в охране по привычке пользовался старым позывным. У Славы с Василием позывные были, соответственно, Клим и Соловей.

— Слушайте, мужики, — задумчиво потёр румяную щёку Клим, — как же так получается? С одной стороны — всё это рядом, с другой — никто про это ничего не знает.

— Парадокс, — пожал плечами Андрей.

— Настоящая истина всегда парадоксальна, — заметил хозяин дома.

— Кто это сказал? — поинтересовался Соловей.

— Как кто? Я.

— Ну, ты даёшь, Борисыч. Я думал, кто-то из классиков.

— Ну, погоди немного, я же живой пока.

— Да он и сам прекрасно понимает, — махнул рукой Андрей, — просто сделал тумблер «ДУР» в положение «ВКЛ».

— А всё-таки? — поддержал друга Василий.

— В смысле «всё-таки»? — уже, слегка раздражаясь дотошностью товарищей, спросил Георгий Борисович, — всё это интересно, пока самого не зацепило. «Кинжал хорош для того, у кого он есть…»[3]

— Стреляли… — хмыкнул Соловей.

— Саид, почему у тебя седло в кале? Стреляли… — поддел друга Славка.

— Тьфу, на тебя, — обиделся Васька. Но, обладая хорошим чувством юмора, засмеялся, — гады вы, но без вас скучно. Слушайте, что это за тишина какая-то странная?

Выглянув на улицу, они, с все возрастающим удивлением, увидели затянутое темными клубящимися тучами небо. Не было видно ни Луны, стоящей в первой четверти, ни звезд. Более того — не было видно ни одного огонька, ни со стороны железной дороги, ни в самой деревне, несмотря на детское, в общем-то, время. Странное безмолвие накрыло Леоновку. Не было слышно ни щебета птиц, ни лая собак. Пропало в давящей тишине мычание соседских коров, даже кузнечики в траве не стрекотали.

— Что за хрень? — почему-то шепотом спросил Василий. Словно бы отвечая ему, небо вдруг распорола гигантская ветвистая молния, секунды через две громыхнул такой раскат, что мужчины невольно втянули головы в плечи. А затем началось настоящее светопреставление.