Ловушка для простаков - Айзек Азимов

Он жадно запечатлевал в уме их расположение. Звезды потрясли его. Конечно, он знал все цифровые данные о скоплении Геркулеса, содержавшем до 10 миллионов звезд (точной переписи еще не было). Но цифры – это одно, а звезды – совсем другое.

Ему захотелось их сосчитать. Это желание внезапно охватило его с непреодолимой силой. Любопытно, сколько их здесь, все ли они имеют названия, известны ли их астрономические характеристики. Минутку…

Он отсчитывал их по сотням. Две, три… Он мог бы делать это и по памяти, но ему нравилось смотреть на реальные физические предметы, особенно такой потрясающей красоты. Шесть, семь…

Добродушный раскатистый голос капитана заставил его вспомнить, где он находится.

– Мистер Аннунсио? Рад вас видеть.

Марк вздрогнул и с негодованием повернулся к нему. Почему ему помешали считать? Показав на иллюминатор, он раздраженно сказал:

– Звезды!

Капитан повернулся и уставился на них.

– Ну и что! Что-нибудь неладно?

Марк стоял, глядя на широкую спину капитана и его толстый зад, на серую щетку волос, покрывавшую его голову, и на две большие руки с толстыми пальцами, переплетенными за спиной и ритмично похлопывавшими по блестящему пластику куртки.

«Что он понимает в звездах? – подумал Марк. – Какое ему дело до их размера, светимости, спектрального класса?»

Нижняя губа Мерка дрогнула. Этот капитан – тоже «нонкомпос». Все на этом корабле – нонкомпосы. Так их прозвали сотрудники мнемонической Службы. Нонкомпосы. Все до единого. Без счетной машины и пятнадцать в куб не возведут.

Марк почувствовал себя очень одиноким.

Он решил, что объяснять все это нет смысла, и сказал:

– Звезды здесь такие густые. Как гороховый суп.

– Это только кажется, мистер Аннунсио. (Капитан произносил «Аннунсио» вместо «Аннунчио», и это резало слух Марка.) – Среднее расстояние между звездами в самом густом скоплении – не меньше светового года. Места хватает, а? Правда, на вид тесновато. Это верно. Если выключить свет, они светят не хуже, чем триллион точек Чисхольма в осциллирующем силовом поле.

Но он не предложил выключить свет, а просить его об этом Марк не собирался.

– Садитесь, мистер Аннунсио, – продолжал капитан. – В ногах правды нет, а? Курите? Не возражаете, если я закурю? Жаль, вас на было тут утром. В шесть локального времени были прекрасно видны Лагранж-I и Лагранж-II. Красный и зеленый. Как светофор, а? Но вас не видно всю дорогу. Космическая болезнь одолела, а?

Эти «а?», которые капитан выкрикивал резким, визгливым голосом, страшно раздражали Марка. Он тихо ответил:

– Сейчас я чувствую себя хорошо.

Казалось, это не очень обрадовало капитана. Он запыхтел сигарой, уставился на Марка, сдвинув брови, и медленно сказал:

– Все равно, рад вас видеть. Немного познакомиться. Вашу руку. «Трижды Г» не первый раз в специальном правительственном рейсе. До сих пор никаких неприятностей. Никогда не имел неприятностей. Не желаю неприятностей. Понимаете?

Марк ничего не понимал и даже не пытался. Его жадный взгляд снова вернулся к звездам. Их расположение немного изменилось.

Капитан на мгновение перехватил его взгляд, нахмурился и, казалось, хотел пожать плечами. Он подошел к пульту управления, и металлическая штора, скользнув по сверкавшему звездами иллюминатору, закрыла его, как гигантское веко. Марк вскочил, закричав в бешенстве:

– Что еще такое? Я считал их, идиот!

– Считал?.. – капитан побагровел, но заставил себя вежливо продолжать. Извините. Нам нужно поговорить о деле. На словах «о деле» он сделал едва слышное ударение. Марк знал, что он имеет в виду.

– Говорить не о чем. Я хочу посмотреть судовой журнал. Я звонил вам несколько часов назад и так и сказал. Вы меня задерживаете.

– А не скажете ли вы, зачем вам смотреть журнал, а? – спросил капитан. Еще никто об этом не просил. Вы имеете на это право?

Марк был изумлен.

– Я имею право смотреть все, что захочу. Я из Мнемонической Службы.

Капитан запыхтел сигарой – специальной марки, выпускавшейся для космических полетов, с добавлением окислителя, чтобы не расходовать кислорода воздуха. Он осторожно ответил:

– Да? Никогда о такой не слыхал. Что это такое?

– Мнемоническая Служба, и все тут, – возмущенно ответил Марк. – Это моя работа: я должен смотреть все, что захочу, и задавать любые вопросы, какие захочу. И я на это имею право.

– Но вы не получите журнал, если я не пожелаю.

– Вашего мнения не спрашивают, вы… нонкомпос!

Терпение капитана иссякло. Он в ярости швырнул на пол сигару и растоптал ее, потом подобрал остатки и тщательно запихнул в мусоропровод.

– Куда вы гнете? – спросил он. – Кто вы вообще такой? Секретный агент? В чем дело? Выкладывайте сейчас же.

– Я сказал вам все, что нужно.

– Мне нечего скрывать, – сказал капитан, – но у меня есть свои права.

– Нечего скрывать? – завопил Марк. – А почему этот корабль называется «Трижды Г»?

– Такое у него название.

– Рассказывайте! В земном регистре такого нет. Я это знал с самого начала и собирался вас спросить.

Капитан заморгал глазами и ответил:

– Официальное название – «Георг Г. Гронди». Но все называют его «Трижды Г».

Марк рассмеялся.

– Ну вот, видите? А когда я посмотрю журнал, я поговорю с экипажем. У меня есть на это право. Спросите доктора Шеффилда.

– И с экипажем тоже, а? – капитан был вне себя от ярости. – Давайте сюда вашего доктора Шеффилда, и мы вас обоих запрем в каюте до посадки. Щенок!

Он схватил телефонную трубку.

4

Научный персонал «Трижды Г» был невелик для той работы, которая ему предстояла, и личный состав его был довольно молод. Может быть, не настолько, как Марк Аннунчио, который был сам по себе, но даже самому старшему из ученых, астрофизику Эммануэлю Джорджу Саймону, еще не было тридцати девяти. А темные густые волосы и большие блестящие глаза делали его еще моложе. Правда блеском глаз он отчасти был обязан контактным линзам.

Саймон, слишком хорошо помнивший о своем возрасте, а также и о том, что именно он назначен номинальным начальником экспедиции (о чем большинство остальных было склонно забывать), обычно напускал на себя скептическое отношение к стоявшей перед ними задаче. Вот и сейчас он, просмотрев на руках перфоленту, дав ей снова свернуться в рулон и усевшись в самое мягкое кресло в крохотной гостиной для пассажиров, вздохнул и сказал:

– Все то же самое. Ничего.

Перед ним лежали последние цветные снимки системы двойной звезды Лагранжа, но даже их красота не производила на него никакого впечатления. Лагранж-I, поменьше и чуть горячее земного Солнца, сиял ярким зелено-голубым светом, окруженный жемчужной зеленовато-желтой короной, как изумруд в золотой оправе. Он казался не больше горошины. Недалеко от него (насколько можно было судить по фотографии) находился Лагранж-II. Он был расположен так, что казался вдвое больше Лагранжа-I (на самом деле его диаметр составлял всего 4/5 диаметра Лагранжа-I, объем – половину, а масса – две трети). Его красно-оранжевые тона, к которым пленка была менее чувствительна, чем сетчатка человеческого глаза, выглядели на снимке еще тусклее, чем обычно, рядом с сиянием соседнего солнца.