Мой дорогой - Тереза Медейрос

— Это все она, моя сумасбродная внучка! — выпалил он. — Невыносимая девчонка! Она чуть не довела меня до смерти. Вылитая мать, будь она проклята!

Анна только вздохнула, сочувствуя брату и невольно возвращаясь мыслями в прошлое. Любимая, обожаемая дочь Реджинальда Лизбет посмела пойти против воли отца. Она пренебрегла графом Сенсиром, сосватанным ей отцом, и, оставив жениха прямо у алтаря, сбежала с презренным американцем! Добро бы это был богатый человек. Нет, ее избранником оказался скромный репортер «Бостонской газеты»! Бартоломью Файн похитил сердце Лизбет, а вместе с ним все самое дорогое, что было у Реджинальда.

Лизбет была его великой радостью. В доме всегда слышались веселые звуки музыки, задорные молодые голоса. После ее отъезда в нем прочно поселилась унылая тишина.

Каждый месяц от Лизбет приходили письма, в которых она уверяла отца, что нашла свое счастье в замужестве, и умоляла его о прощении, но Реджинальд так и не смог простить ее предательства. Он ни разу не ответил дочери, хотя бережно хранил в шкатулке все ее письма.

Тринадцать лет назад промозглым осенним вечером из Америки пришло очередное письмо, но на этот раз оно было написано не изящным почерком Лизбет, а старательной детской рукой. С каменным выражением лица Реджинальд прочитал письмо до конца и передал его Анне.

Двенадцатилетняя дочь Лизбет сообщала, что мать и отец умерли, пораженные разразившейся эпидемией холеры. В письме ребенка о смерти своих родителей не проскользнуло ни единого слова жалости к себе, но размытые в нескольких местах чернила молчаливо свидетельствовали о пролитых слезах и тяжелом горе. Странно, но девочка не просила помощи ни себе, ни шестилетнему брату. При этом она обещала деду по-прежнему ежемесячно извещать его об обстоятельствах их жизни, ибо такова была предсмертная воля ее матери. Конец письма особенно поразил Анну: «Почему мама до последнего вздоха продолжала любить такое холодное и неумолимое чудовище, как вы, — выше моего понимания. Однако мое дело не осуждать, а неукоснительно следовать ее завету».

Храбрый упрек ребенка вызвал у Анны улыбку сквозь слезы. Письмо было подписано «мисс Эсмеральда Файн». К нему прилагался серебряный медальон, который герцог подарил Лизбет в день ее шестнадцатилетия.

Реджинальд никогда не упоминал о смерти дочери ни в семье, ни в обществе, но с того дня он не вставал со своего кресла на колесиках.

Все тринадцать лет письма Эсмеральды приходили неизменно каждый месяц. При их получении герцог презрительно фыркал, но, оставшись один, жадно хватал их и нетерпеливо вскрывал. Иногда Анна незаметно проскальзывала в курительную, где заставала брата от души хохочущим над каким-нибудь остроумным анекдотом или веселой шуткой в свой адрес. И хотя он никогда не признавался в этом, его восхищала находчивость внучки. Втайне он аплодировал ее успехам и тяжело переживал неудачи. К внуку же герцог оставался совершенно равнодушным. «Такой же бумагомарака, как и его отец, — хмуро бормотал он, читая о достижениях молодого Бартоломью. — Совершенно бесполезный, никчемный мальчишка!»

Все письма Эсмеральды, перечитанные по многу раз, любовно складывались все в ту же шкатулку розового дерева, где Реджинальд хранил память о дочери...

Теперь все содержимое шкатулки было разбросано по ковру.

Анна снова посмотрела на жалкий клочок бумаги у камина.

— О господи! Неужели Эсмеральда...

— Умерла? Нет! Но эта девчонка неминуемо погибнет, если выполнит свое безумное намерение.

Растерянно посмотрев на брата, Анна наклонилась и дрожащей рукой подняла письмо племянницы, пока к нему не добрался огонь.

Дочитав до конца небрежно исписанную страничку, она вдруг пошатнулась, медленно опустилась перед камином и уставилась на танцующие языки огня.

— Господи помилуй, о чем она только думает? Путешествовать через целый континент. Одна, без компаньонки, в поисках этого... — Она перечитала последний абзац письма, невольно содрогнувшись. — Этого сорвиголовы!

Реджинальд в ярости топнул ногой в комнатной туфле.

— Она вообще ни о чем не думает! Доченька — полная копия своей матери. Такая же своенравная девчонка, одержимая безумными идеями!

Анна сочла необходимым защитить племянницу, хотя никогда ее не видела.

— Эсмеральда всегда поражала меня своей практичностью и самостоятельностью. Она сумела справиться с горем, мужественно пережила потерю родных. Открыла в своем доме музыкальную школу, заботилась о брате, когда сама была еще ребенком. Не каждая девушка на такое способна!

Реджинальд, казалось, не слушал сестру.

— Во всем виноват этот негодный мальчишка! Его отец отнял у меня мою Лизбет, а теперь сынок подвергает опасности Эсмеральду, которая...

Он запнулся, сообразив, что первый раз произнес имя внучки вслух. Анна сделала вид, что ничего не заметила.

— Письмо написано два месяца тому назад. Возможно, она уже...

Их глаза встретились, но на этот раз ни один из них не посмел высказать страшное предположение. Реджинальд опустил взгляд на серебряный медальон и с нежностью, совершенно ему несвойственной, открыл его.

Анна знала, что он там увидит. На поблекшей фотографии были запечатлены девочка-подросток и маленький мальчик, взявшиеся за руки. Мальчуган с ямочками на пухлых щеках не смог удержаться и застенчиво улыбнулся фотографу. Скромная, очень привлекательная девочка в накрахмаленном переднике послушно смотрела в камеру серьезными тоскливыми глазами.

Несколько минут герцог молча смотрел на фотографию, затем резко щелкнул крышкой.

— Поттер, мою трость!

— Да, сэр.

Дворецкий бесшумно возник из своего убежища и вручил хозяину трость.

Анна с трепетом ожидала возобновления припадка, но, к счастью, брат не стал воинственно размахивать своей палкой. Каково же было ее удивление, когда он медленно, неуверенно встал на ноги. Встревоженный, Поттер бросился к нему на помощь, но Реджинальд угрожающе махнул рукой в его сторону.

Отпрянув назад, ошеломленная Анна прижала руки к груди.

— Боже, что ты делаешь?!

Она затаила дыхание. Брат с трудом разогнул сгорбленную спину. Его темные глаза под кустистыми седыми бровями решительно сверкнули. Впервые за тринадцать лет он покинул свое кресло и энергично стукнул палкой об пол.

— Я, дорогая моя сестрица, еду в Америку спасать свою внучку от этого... этого...

— Разбойника? — шепотом подсказала ему Анна.

По выразительным губам Реджинальда скользнула усмешка.

— Этого ковбоя! — презрительно поправил он сестру.

Часть I