Алкаш в газете - Михаил Серегин

– Заманчивое предложение, черт возьми! Мне вообще нравится сегодняшняя профилактика моей психики в твоем исполнении. Сначала что-то предложит, а потом тут же отвергает, говоря, что это мне не подходит. Приглашает на работу, пообщаться с коллективом, и потом сам же говорит, что там одни ненормальные.

– Нет, люди они хорошие, интересные, – возразил Седой. – Я думаю, тебе там понравится. Работа, конечно, не очень денежная, но я думаю, для тебя это не главное. Так что давай, соглашайся!

– Ну, уговорил, – сказал я, вставая с дивана. – Пойдем пожрем что-нибудь.

Седой протянул мне пакет и сказал:

– Вот тебе продукты, иди сготовь что-нибудь, а я пока своему главному позвоню, чтобы вакансию за тобой забить.

И, взяв трубку радиотелефона, Борисов решительно пошел вместе со мной на кухню.

– Алле, Василий Борисович? Это я, Леонид. Ты мне сегодня говорил насчет колумниста – так я нашел тебе новую рубрику и человека, который будет ее вести... Какую? Медицинскую... В нашей газете в самый раз. Нет, я не шучу. Есть медик по профессии, сейчас без работы... Но, по крайней мере, медицинскую рубрику он может вполне, – Седой посмотрел на меня с усмешкой. – ...Нет, ему много не надо. Его согласие я получил... Хорошо, договорились, завтра я его привожу. – Седой попрощался с редактором и положил трубку на стол. – В общем, завтра к трем часам подруливай к Дому печати на набережной, – сказал он. – Шестой этаж, я сижу в шестьсот пятом кабинете. При входе вахтеру назовешь мою фамилию.

Я кивнул и поставил на стол яичницу с беконом. Вскрыв две банки джина с тоником, которые были припасены в холодильнике, мы приступили к трапезе.

– Слушай, а у меня получится? – спросил я. – Я ведь никогда ничего не писал.

– Все у тебя получится, – ответил Седой, запихивая в рот большой кусок яичницы. – Во-первых, работа колумниста, особенно тематического, не предполагает журналистику как таковую. Это скорее работа узкого специалиста, который пишет о том, чего другие не знают. Главное, чтобы мысли были изложены ясно. А во-вторых, – Седой пережевал кусок яичницы, – в журналистику вообще идут те, кто не нашел своего места в жизни. Иными словами, всякий сброд. Работа журналистом же окончательно превращает их в инвалидов умственного труда. Это как в жизни – один умеет излагать свои мысли красиво, другой – однообразно. Но в газетах пишут и те и другие.

– А как же талант писателя?

– Писатель – одно, а журналист – другое. Написать книгу может не каждый, а написать статью – практически любой. В космонавты же не всех берут, а в автомобилисты практически всех, даже инвалидов. Так что журналист – не профессия, а скорее стиль жизни, – закончил Седой.

– Спасибо, Леня! Просветил, – сказал я, приканчивая свою яичницу. – Значит, я с завтрашнего дня могу причислять себя к тому сброду, который занимается журналистикой?

– Угу, – не прекращая жевать, буркнул Седой. – Но ты особенно-то не огорчайся. Я вот, например, давно к этому сброду принадлежу – и ничего, живу... Порой даже весело.

– Вот давай за это и выпьем! – сказал я, поднимая баночку с джином. – За веселую жизнь.

– Поехали! – сказал Седой и залил в себя джин.

После обеда Борисов откланялся, напомнив мне, что завтра я должен быть как штык в три часа у него в кабинете.

Остаток дня я провел в размышлениях о целесообразности этого шага. Я же все-таки уже не мальчик, чтобы начинать заниматься чем-то новым, неизвестным, к тому же тем, к чему меня никогда в жизни не тянуло. Но я уже настолько утомился от зимнего сидения дома, что попасть в новую среду, пусть и незнакомую, для меня все же было несомненно полезно. В конце концов, я же оставляю за собой право в случае чего покинуть работу, хлопнув дверью... Ради справедливости надо бы сказать, что в своей жизни я делал это несколько чаще, чем нужно.

И все же в конце вечера я однозначно решил, что попробовать силы в новом деле и проветриться для меня будет полезно. В конце концов, работа детектива, которой я зарабатывал на жизнь в последние годы, когда-то тоже была новым делом. Никто и представить себе не мог, что такой обычный человек, как я, в чем-то даже ленивый, мог достичь на этом поприще определенных успехов.

Я вспомнил, как проходили мои первые дела. Все начиналось с расследования каких-то малых, на первый взгляд незначительных эпизодов и заканчивалось громкими разоблачениями, такими как обнаружение подпольной типографии фальшивых денег, раскрытие сети пиццерий, где в пиццу подмешивали наркотики... Немало убийц понесло заслуженное наказание. И с не меньшего количества людей, незаслуженно обвиняемых, были сняты обвинения. Кто бы мог подумать, что такой домосед, как я, добровольно выберет экстремальный вид деятельности.

На этой мажорной ноте своих воспоминаний о славном прошлом я и погрузился в сон.

Утро следующего дня было обычным. Май вовсю царствовал в нашем городе, и волжские берега снова окрашивались зеленью, маня в свои объятия дачников. То, что свидание вольных землепашцев со своими любимыми забавами состоялось, было видно по их красным физиономиям и скованным движениям. Похоже, эта новая популяция российских граждан в прошедшее воскресенье неслабо потрудилась на высаживании картошки. Поэтому отвыкшие за зиму от физической нагрузки мышцы болели, а кожа была обожжена активным майским солнцем.

Никогда не понимал этого идиотского увлечения дачами! Если когда-нибудь я и ездил туда, то только для того, чтобы выпить с товарищами ящик пива или чего покрепче.

Неспешно сделав все привычные для себя утренние процедуры, как-то: умывание, завтрак, читка газет и просмотр утренних новостей по спортивному телеканалу, – я вышел в половине третьего из дома и пешком направился к Дому печати. Через двадцать минут я очутился возле восьмиэтажного современного стеклянно-бетонного здания, которое в советские времена называлось «Советский пропагандист». Сейчас же оно гордо именовалось издательством «Дело».

Войдя в вестибюль, я, по обыкновению не замечая вахтеров, направился внутрь помещения. Вахтерша, которая в этот момент приканчивала свой обед, решила не портить себе аппетит дурацкими вопросами о том, куда и зачем я направляюсь, и проигнорировала мое появление в стенах здания.

Поднявшись на лифте на шестой этаж, я быстренько отыскал комнату шестьсот пять и, постучав, зашел внутрь. В принципе, я мог и не стучать, так как в комнате был лишь один Седой. Он занимал один из двух столов, стоящих у окна. Всего же в кабинете насчитывалось три рабочих места. В момент моего появления в кабинете Борисов активно стучал пальцами по клавиатуре компьютера, набивая, видимо, свою очередную журналистскую нетленку.

Заметив меня, Седой кивнул головой на стоящее рядом с ним кресло и сказал:

– Посиди пока... Мне надо срочно материал добить в верстку, а то меня уже целый час Савраскин за яйца дергает.

Я уселся в кресло и, оглядевшись, заметил на столе рядом с собой список сотрудников газеты «Горячая Волга». Фамилию Савраскина я нашел напротив должности, которая называлась ответственный секретарь.

– А что, в функции ответственного секретаря входит стимуляция сотрудников к работе таким варварским способом? – спросил я.

– Угу, – ответил Седой, не отрываясь от работы. – И еще он целыми днями должен изображать из себя человека, на котором в газете держится все.

– Это на самом деле так?

Седой бросил на меня мельком насмешливый взгляд и сказал:

– К счастью, далеко не так. Иначе здесь бы все давно рухнуло. А впрочем, – Седой, видимо, вспомнил, что перед ним сидит начинающий журналист, и заговорил более серьезно. – Ответственный секретарь вообще должен делать газету. Он отвечает за размещение всех газетных текстов по полосам, на так называемых оригинал-макетах.

– Как это?

– Ну, скажем, вот эту статью о развитии паркового хозяйства в нашем городе я отнесу ему, – Седой ткнул пальцем в компьютер, – а он уже даст распоряжение верстальщикам, каким кеглем ее поставить.

– Куда поставить? И как понимать «поставить кеглем»?

– Статью поставить в полосу. А кегль, попросту говоря, шрифт определенного размера. В общем, потом все объясню. – Седой повернулся снова к компьютеру и затарахтел пальцами по клавиатуре.

– А верстальщики ставят, значит, эту статью, как он скажет?

– Угу. Но на самом деле верстальщики ставят так, как она поставится, – пробубнил Седой, продолжая стучать клавишами.

– А они что, его как бы не слушаются, что ли?

– Слушаются.

– А почему же тогда не ставят?

– Потому что не ставится!

– А почему не ставится?

– Да потому что этот мудак вечно рисует такие хреновые оригинал-макеты, в которых ничего не ставится! – не выдержал Седой. – А рисует он такие оригинал-макеты потому, что не знает, какие ему принесут материалы! А материалы ему приносят в последний момент, потому что их часто поздно заказывают и вообще постоянно меняют одно на другое! А меняют потому, что это работа редактора – постоянно что-то менять, причем тоже в последний момент!