Зимний единорог - Елена Грушко

Уже разгорались далекие и холодные небесные костры, хоровод планет рассыпался до следующей ночи с ее призраками. О, сколько ликов ночи видел Гервасий за свою жизнь - в сугробах, складках сопок, в глуби Обимура, подлунной выси и в своих снах! Сны были чуждые ему, чужие, словно сосланные в его душу, и каждый раз он просыпался с привкусом крови во рту и ощущением причиненного кому-то горя...

Гервасий сполз с нар, оделся и, кинув на плечи тулупчик, толкнул дверь зимовьюшки.

Тысячи тончайших игл вонзились в глаза. Мороз! Ну и мороз! И солнце не в силах превозмочь стужу.

Ночью вдруг, с мимолетной оттепелью, ударил дождь, а под утро воротилась разъяренная зима, и метель-заметюшка заскользила по остекленелым сугробам, завилась вокруг льдистых стволов, силилась уцепиться-остановиться, да не смогла, скатилась по распадку на обимурский лед и усвистела вдаль. А над ледяным чертогом тайги, дробя тишину оглушительной музыкой, висел шумолет.

Гервасий запрокинул лицо к небу. Вроде и не вышел еще срок, совсем недавно завезли ему и продукт, и боевой припас. Хмыкнул: ну сколько он там ест! А патроны не тратит уже который десяток лет, уносит ящики в пещерку, вырытую в склоне сопки, ставит штабелем. Можно бы не корячиться, кидать пригоршнями порох, дробь и картечь в снег - тайга велика! - да боязно: а ну как взойдут по весне?

Тем временем грохот в вышине притихал: шумолет снижался. Неведомый горлопан заткнулся на полузвуке, когда летательный аппарат коснулся снега, и Гервасий услышал, как под ним хрустнул наст.

Из кабины вывалились двое в полушубках и, взламывая морозное стекло, заспешили к зимовью. Одного Гервасий знал: он всегда доставлял припасы, вот и сейчас торил по-хозяйски тропу, волоча два баула. Это был пилот шумолета. Другой оказался хлипок, но боек, в курчавой, аккуратно ползущей по круглому лицу бороденке, которую мигом прихватил иней. На шее новичка болталась веревка с большой биркой. На бирке был его портретик.

Гость сунул свою бирку к самому лицу Гервасия и зачастил:

- Вас приветствует интерпрограмма "Монстры цивилизации"! Несколько слов для наших зрителей и слушателей.

Гервасий насупился, и непрошеный гость убрал бирку:

- Известно, что объединенное правительство утвердило ваше право на нерушимое одиночество. Я вас отвлеку лишь на те несколько минут, которые потребуются для разгрузки шумолета. Очередная передача программы "Монстры цивилизации" посвящена закоренелым долгожителям планеты. Мы уже побывали на плато Туюк-Су и в Новомосковской пустыне, где зарегистрированы случаи патологического долгожительства. Там мы встречались с вашими соседями по "Книге рекордов" Полунина: Протеусом Юрсусом и блаженным старцем Емелианом. Стандартный вопрос: боитесь ли вы смерти?

Гервасий молчал, глядя в тайгу. Позванивали ветви. Он-то знал, что тайга следит за ним, не давая шагу шагнуть без ее пригляду, не то что помереть!

Вынул из кармана старую, обсосанную трубку, стиснул сухими губами. Этот, из "Монстров цивилизации", услужливо вырвал из кармана зажигалку.

Гервасий сделал отстраняющий жест:

- У меня быстрого огня давно не водится. Уголья стерегу, а новый боюсь зажигать. Как знать, что там успеет зародиться, жизнь прожить и погибнуть, во вспышке этой?

"Монстр" дернул бровью, но, похоже, был ко многому привычен.

- Хорошо, - сказал он. - Вы знаете, Гервасий, что даже лет сто назад, когда вы еще только ушли из Богородского и поселились здесь, в тайге, некоторые чудаки всерьез принимали вас за снежного человека? Я читал в старых газетах, что вы распугивали их страшным рыком. Скажите, а...

Он не договорил. Гервасий сунул холодную трубку в карман и прямо в лицо незванцу выдохнул с хрипом:

- Гал-лар-р!.. Галлар-р-до!..

Рыжая косматая шапка пала на глаза гостю. Он ударился спиной об остекленелую березу, а пилот, который уже возвращался к шумолету, погрозил Гервасию и украдкой усмехнулся.

Между тем "монстр цивилизации" выбрался из разломанного сугроба. Гервасий стряхнул с его полушубка снег и тихо сказал:

- Я лил слезу на засохший кедр. Когда она проникла сквозь сухую кору, дерево застонало. Это ожили жучки-короеды и бросились прочь от меня.

Бородатый гость сморгнул.

- А "галлардо" - это просто звукоподражательное слово, вроде звериного рычания, или оно что-то означает?

Гервасий покачал головой. О, если б знать! Этот рык, напоминающий чье-то имя, преследовал его ночами в течение столетий без малого, пока не сделался естественным для его собственного языка.

- И последний вопрос. Мы задавали его всем вашим, так сказать, коллегам. Долгожительство, по-вашему, это награда - или кара человеку?

Теперь шатнуло Гервасия. О мука, о мучение! Он еще недавно знал, что ответить, и сейчас пытался вспомнить, связать рваную нить своих мыслей, но огрубели пальцы за много десятилетий, тончайшая шелковинка выпадала из них.

Гость не дождался ответа и попятился к шумолету, сунув Гервасию небольшой алый диск, клейменный золотыми буквами.

- Интерпрограмма "Монстры цивилизации" прощается с вами и желает здоровья, счастья и долгих лет жизни! - быстро говорил он. - Примите на память этот одноразовый радиодиск. С его помощью через несколько минут вы сможете прослушать наш очередной выпуск!

Он ввалился в шумолет, дверца захлопнулась, и тут же музыкальный тайфун опрокинул Гервасия. Шумолет, с места взяв предельную скорость и высоту, мгновенно скрылся из виду.

Когда уши Гервасия вновь смогли различать звуки внешнего мира, а не только биение собственной крови, он понял, что диск в его руке источает голос. Давешний бородатый гость вещал оттуда:

- ...Бывшему игумену Новомосковской обители блаженному старцу Емелиану.

Затем диск испустил густой, словно добрая брага, бас:

- Да уж двести три годочка топчу земелюшку, а Господь все прибрать не хочет за грехи мои!

- Тот же вопрос, - вновь произнес диск голосом "монстра", - я повторил и Протеусу Юрсусу, обитающему на леднике Туюк-Су. Но убедился, что это бессмысленно. Юрсус твердит одно: "Memento pranivelli!" Что это значит, одному ему известно. И тогда я направился к Гервасию, жителю обимурской тайги. Его возраст уступает летам старца Емелиана, однако превосходит лета Протеуса Юрсуса. Гервасию сто пятьдесят один год, но выглядит он куда моложе, вполне бодр и крепок и даже умудрился перепугать меня, испустив свой знаменитый - тарзаний, как сказали бы в прошлом веке! - вопль.

И Гервасий тотчас услышал надтреснутый рык: "Га-лар!.. Гал-лар-р-до!.." - а затем хриплый голос: "Я лил слезу на засохший кедр. Когда она проникла..."

Диск продолжал сеять его слова, когда их вдруг заглушил кто-то другой: