С Потомака на Миссисипи: несентиментальное путешествие по Америке - Мэлор Стуруа

Добавим от себя, что Хью Лонг был большим расистом. По сравнению с ним даже бывший губернатор Алабамы Джордж Уоллес карлик. Знаменательно, что и тот и другой стали жертвами политического покушения. Лонг был убит, Уоллес навеки прикован к ортопедическому креслу. И тот и другой мечтали стать президентами Соединенных Штатов и распространить на всю страну сегрегационистские принципы не умирающей в сердце каждого истового южанина конфедерации. Имя Лонга и сейчас огромная сила в Луизиане. Живы и процветают и его идеи, его последователи, его сын — всемогущий председатель финансовой комиссии сената, миллионер-эпикуреец Рассел Лонг. Миллионы Лонга вложены в нефтяной бизнес. Поэтому если Генри Джексона называют сенатором от «Боинга», Рассела Лонга величают сенатором от «Экксона», крупнейшего нефтяного концерна в США и во всем капиталистическом мире.

Судья Дэниелс словно читает мои мысли.

— Конечно, у Луизианы самое высокое в Америке здание конгресса. Но штатом реально управляют не законодатели. Вся власть в руках триумвирата нефтяных магнатов, баронов прессы и федеральных судей — говорит он.

Особенно достается от нашего гида последним.

— В отличие от судей штатов, которые избираются, федеральные судьи назначаются президентом пожизненно. Они имеют скверную привычку заживаться на свете до мафусаилова века, блистая невежеством и слабоумием. Они никому не подотчетны — ни властям штата, ни его населению. Их нельзя ни сменить, ни отозвать.

— Как баронов прессы и нефтяных магнатов?

— Совершенно верно.

Я еще раз взглянул на небоскреб законодательного собрания штата Луизиана. Он уже не казался столь грандиозным и доминирующим, как прежде, хотя полицейский «воронок» приближал нас к нему со скоростью шестьдесят миль в час.

Тем временем судья Дэниелс продолжал вводить нас в курс местных дел.

— В Луизиане семьдесят процентов населения — белые, тридцать процентов — негры. А вот в наших тюрьмах восемьдесят процентов заключенных — негры и лишь двадцать процентов — белые.

— Почему?

— Не потому, что мы расисты. Корень подобной диспропорции — разница в уровне образования; У белых лучшая подготовка, чем у негров. Они легче находят работу, высокооплачиваемую и высококвалифицированную. Безработица сильнее поражает негров, в особенности молодых. А большинство преступников как раз и рекрутируется из безработных и молодежи.

— Итак, причина диспропорции в разнице уровней образования. Но в чем причина этой разницы?

— Опять-таки не в расизме, хотя лично я уверен, что интеллектуальные способности негров значительно ниже наших, — прорывается сквозь тонкую личину либерализма заскорузлое плантаторское нутро судьи Дэниелса. — К подобному заключению пришли многие наши антропологи и физиологи, изучая строение черепа и мозговые извилины негров. Об этом же свидетельствуют проводившиеся в наших школах тесты на интеллект.

— По расовому принципу?

— Да, по расовому. Но вам, коммунистам, больше по душе экономические причины. Так вот, пожалуйста: негры беднее белых, поэтому образование, которое они получают, качественно хуже.

— Но ведь это же, по сути дела, заколдованный, порочный круг: негры не могут получить хорошей работы потому, что не имеют хорошего образования, и не могут получить хорошего образования потому, что не имеют хорошей работы. Единственный выход из этого порочного круга — на улицу, а затем в тюрьму, не так ли?

— Почти так. Но это в основном относится к прошлому. С 1954 года начался процесс десегрегации учебных заведений. Разница между качеством образования, которое получают белые и негры в Луизиане, все более стирается. Сейчас у нас в штате два государственных университета — Южный и Луизианский, — одинаково доступных для всех.

— И?

— И, — здесь судью-консерватора внезапно подменяет неудачник фрондер, — все остается по-старому. В Южном университете 95 процентов студентов негры, в Луизианском — 95 процентов студентов белые.

— То есть, сегрегация законодательно отменена, а практически остается? Почему?

— Потому, что свой тяготеет к своему.

— И это главное?

— Негру много легче получить диплом в Южном университете. В Луизианском он не выдержал бы конкуренции с белыми.

— Из-за врожденной умственной неполноценности?

— Можете иронизировать сколько угодно, но факт остается фактом.

— А где поставлено обучение лучше — в Южном или Луизианском университете? И где оно стоит дороже?

— На оба вопроса ответ один — в Луизианском.

— А есть ли в вашем штате другие высшие учебные заведения?

— Да, университет Лойолы и Тулейнский университет. Но они частные, очень дорогие и полностью белые.

Так обстоит дело с «врожденной неполноценностью» негров в Луизиане…

Поздно вечером в отеле «Кэпитол-хауз» в нашу честь был устроен ужин, на котором присутствовала почти вся судебно-тюремная верхушка Луизианы во главе с Полем Фелпсом, начальником всех тюремных заведений штата. Цветных, если не считать официантов, на ужине не было. Ничего не поделаешь, «не доросли».

Не помню, как это произошло, с чего началось, но разговор сосредоточился на личности некоего Карлоса Марсело, главы организованной преступности в Батон-Руже и, кажется, во всей Луизиане. Наши хозяева наперебой, кто с возмущением, кто с восхищением, рассказывали о проделках Марсело, безнаказанно обирающего весь штат. Я поинтересовался, почему же нельзя найти управы на этого гангстера, если все его преступления столь хорошо известны властям.

— Мы знаем, что это он, но не можем накрыть его. Нет доказательств, никто не хочет быть свидетелем, показывать против Марсело. Затеяв дело против него, мы лишь еще больше опустошим нашу казну, увязнув в судебной волоките, так и не выиграв ее, — ответил главный тюремщик Луизианы Фелпс.

Сидевший рядом со мной судья Дэниелс недовольно пробурчал:

— Не нашим следователям-мужланам тягаться с адвокатами Марсело — гарвардскими профессорами права. Кстати, некоторые из них тоже гангстеры, вернее, наследники гангстеров. Сейчас среди королей преступного мира распространилась мода посылать своих детей в Гарвардский и Йельский университеты, самые дорогие и респектабельные в Америке, учиться на юристов. Весьма надежное помещение капитала, скажу я вам. Свой своего надежнее защищает.

Из дальнейшего разговора выяснилось, что секрет неуязвимости Карлоса Марсело не только в умении заметать следы, терроризировать свидетелей и нанимать дошлых адвокатов. Он пустил настолько глубокие корни в легальный бизнес штата, что вырвать их из луизианской земли местной Фемиде уже не под силу.

— Добавьте ко всему этому еще и то, что недавно Марсело выдал свою дочь замуж за племянника нашего губернатора, — шепчет мне всеведущий судья Дэниелс.

Я понимающе киваю головой, а про себя вношу поправку в структуру власти Луизианы: к нефтяным концернам, баронам прессы и пожизненным федеральным судьям приплюсовываю королей организованной преступности. Получается на первый взгляд странная, разношерстная, но весьма теплая, веселая компания. Недаром еще Максим Горький говорил, что банкир родит бандита. Сейчас в Америке все чаще случается наоборот. Впрочем, от перемены места слагаемых сумма ущерба, наносимого ими обществу, не меняется или, что вернее, увеличивается, возрастает…

Воспользовавшись паузой в бурных прениях по поводу юридической непотопляемости Карлоса Марсело, я спрашиваю мистера Фелпса, имеются ли в подведомственных ему тюрьмах политические заключенные.

— У нас в тюрьмах сидят тупицы и хитрые, черные и белые, бедные и богатые, но политических заключенных среди них нет, — отвечает мистер Фелпс. В голосе главного тюремщика Луизианы явно звучат нотки гордости за разнообразие переданной на его попечение клиентуры.

— А есть ли у вас заключенные, которые считают себя политическими? (Эти два вопроса именно в таком порядке я задавал затем всем «заинтересованным лицам», с которыми мне довелось встретиться в ходе «тюремного турне» по Соединенным Штатам. Получился весьма любопытный, хотя и кустарный, опрос общественного мнения, вернее надзирательско-околоточного, на тему о правах человека в Америке.)

— Таких хоть пруд пруди. Люди, попадающие за решетку, обычно начинают фантазировать. Вы вскоре сами в этом убедитесь. Буквально все заключенные будут уверять вас, что это система толкнула их на преступление, что это система не оставляет им иного выхода.

— Но если судить по социальному и расовому составу ваших подопечных, то так оно и есть на самом деле.

Почувствовав, что атмосфера накаляется, судья Дэниелс решил остудить ее шуткой:

— У нас в тюрьмах есть политиканы, сидящие за уголовные преступления, но нет уголовников, сидящих за политические взгляды, — сказал он.