Да, я люблю. Стихи - Павел Пенитар

Фильм «Остров монстров» на ТВ

В этом фильме правдыпятьдесят на пятьдесят.В ужасе застыв и в изумлении,смотрим, как выращивают,словно поросят,монстров настоящих, без сомнения.Графика компьютернаядушу холодит,заставляет в кресле жаться-ёжиться.Потому что каждый кровожадный троглодитпрячется под миловидной рожицей.

Монстров здесь разводят,вроде как эксперимент.Чтоб узнать про них чего-то лишнего.Оказалось, монстрне подложит экскрементни чужому никому, ни ближнему.А на них охотятся,как будто на зверей,так что им немудрено отчаяться.Будто среди монстров неттаких же егерей,или они чем-то отличаются.

«Остров монстров» —сильноеи страшное кино,где действие прошито страхом острым.Всё проходит, прежним остаётся, всё равно,остров, где выращивают монстров.

Смотрим неотрывно мы,пока глаза глядят,изредка слезу смахнув украдкою.Снова в фильме монстрыположительных едят.Видно, положительные—сладкие.Страшно—и сидим тихоньков кресле, сжав кулак.Чаша на весах борьбы качается.Хочется помочь им,всё же жалко бедолаг,только вот кино уже кончается.

Монстры удивительнопохожи на людей:то людьми бывают, а то монстрами.Вычислить пытаюсь,кто же всё-таки злодейна знакомом мне до боли острове.Снова в фильмемонстр, —совершенный эрудит.Но я слышу голосчувства странного:– Кто же на когопочти в истерике глядитс каждой из сторон стекла экранного?

«Остров монстров» —сильноеи страшное кино,где действие прошито страхом острым.Всё проходит, прежним остаётся, всё равно,остров, где выращивают монстров.

Осень

Лист осенний сорвался, упали разбился, почудилось, оземь.Но горит, не снижая накалрыжим светом волшебная осень.Горьковатые кисти рябиносвещает осеннее утро.Бескорыстно сюжеты картиндарит осень и нежно и мудро.Я б одну написал, если б смог:Осень. Озимь—тонка и капризна.Пробивается хрупкий росток.И любовь. И весна. И Отчизна.Нам придётся писать и стирать.Вы словам ядовитым не верьтев то, что осень—пора умирать,потому что в ней—таинство Смерти.Преходящий весенний угар—буйство красок цветных на мольберте.Осень—это божественный дар,царство Жизни, не таинство Смерти.Если б вдруг я художником стал,на бескрайних просторах Отчизныя бы сутками осень писал,потому что в ней—таинство Жизни.Лист осенний, свершай же свой круг!Полыхайте, багряные кисти!Умирают осенние листья,пряча землю родную от вьюг.

Отдел по наблюдению за воробьями

На работе я сижу, как царь на троне.Воробьи галдят, как будто бы в лесу.Выше—бывший из министров обороны,да ещё—лихая группа Инфо-СУ.Здесь, как все вокруг, смеются и страдают,отмечая дни рождения, поют.Истребители вот точно не летают,их здесь только на бумаге создают.Царь так царь. Пусть буду с этим штампом,с воробьями это было решено.Захожу в свой кабинет, включаю лампу,за окно в кормушку высыплю пшено.Воробьи – нахалы, словно наважденье,вырывают друг у друга корм из рук.Я же царь у вас, имейте уваженье.А они заходят вновь на новый круг.Про мораль они не слышали такую,и приходят, и уходят налегке.Вновь и вновь свою кормушку атакуют,как лихие истребители в пике.Так хотелось упорядочить нахалов,подравнять, не допуская до беды!Но они склевали всё и помахалимне до следующей порции еды.Что за царь без боевой своей дружинки?Что за деспот без маханья булавой?Тихо падают и кружатся снежинкинад моей посеребрённой головой.Рой снежинок на карнизе тихо тает.В кабинете моём сказочный уют.Хорошо здесь самолёты не летают.Здесь их только на бумаге создают.

Крем-брюле

Мы с подругойели крем-брюле.Руки-ногибыли на руле.Крем-брюлетеперь везде: на стёклах,зеркалах, капоте и крыле.

Список Форбса

Мало смысла и много риска,а ещё – дешёвого форсав ежегодных посланиях – спискахшироко известного Форбса.Был вчера – всей нефти владелец,равный возле аристократов,а сегодня смеются, целясьему в лоб, простые ребята.Он у стенки с открытым торсом,прикрываясь крестом нательным.Это – Русь! Любой список ФорбсаМожет завтра же стать расстрельным.

Элита

Кто выжил,а кого попутал бес.Как упырии лешии из сказок—элитавыполняет долг свой безпрезервативов,рукавици касок!

Сто лет назад

Когда сто лет назадменя просилиназвать одну,но ключевую фразу,я отвечал, не думая и сразу:«СудьбаИзобретателяв России.»

Сто лет минуло,не пришёл Мессия.В наборе словтеперь меняю фазыи говорю, подумав,а не сразу:«СудьбаИнакомыслияв России»

Мента литет

Подозреваю, наш менталитет—«Литет мента». Но это ведь не точно?Я знаю свой предельный квалитет,спроси меня о нёмхоть днём, хоть ночью.Проходят годы, но не в этом суть.Всё будет прежним,и тюрьма, и стены.А если кратко очень—это долгий путьот фарисейства слов до перемены.Я слышу стук подкованых сапогпо мостовой неведомой столицы.Я слышу клич, что с ними тоже Бог.Под грузом масок спрятаны их лица.И вечно безымянны псы войны.Их кровь несёт потрёпаное знамя.Вы—преданные Родины сыны.Я понимаю вас.Но я теперь не с вами.

В этом городе

В этом городе, где всё уже бывалои где может всё случиться,где людишек не считают,и мы числимся разнузданной толпой,мне привиделось во сне, что менявскармливает молоком волчица,а я – волчонок слепой.Никуда теперь от этого виденияманящего не детьсяв этом городе, где каждый одиноки где нет выбора пути.Я хотел бы, чтобы вновь вернулосьвремя покалеченного детства,чтобы со стаей уйти.Слышу я во сне призывноеворчанье собирающейся стаи.Ухожу я с ней под рокот водопада,и за грохотом камнейвсюду слышится, что ты,как королева злая, всё ещё не знаешь,как мне сделать больней.И когда мне жизнь как будто быв кошмаре фантастическом приснится,я увижу: твои волосы под ветромразвеваются, как шёлк.В прошлой жизни ты была, наверно,рыжей заколдованной лисицей.А я – волк, серый волк.Я вернулся одиноким из страны,где полегло уже немало.Где никто не удивляется зигзагамв траекториях судеб.Слыша горы и ущелья,на перроне Белорусского вокзалая оглох и ослеп.Я хотел бы всё забыть, и всё вернуть,и всё опять начать сначала.Мне хотелось бы забыть, что я насквозькровавым порохом пропах.Я хотел бы, чтобы ты меня сегоднядолгожданного встречалаБез погон на плечах.И каким бы ни был путь под этимнебом, солнцем, снегом или градом,нам придётся понимать, но не со словгероев разных умных книг,что в одиночестве пустынине еда, и не питьё за страх награда,а человеческий крик.Нам придётся понимать простые истины,но поздно или рано.Только годы улетают, и какой такойот лет ушедших толк?Я полжизни по-пластунски пропахалдо еле видного бархана,а там ждёт только волк.

Малая Родина

Всё впереди, молодой и пылкий,юноша имярек…Нижегородский откос с развилкойпары великих рек.

Бабушкин крестик с малой иконкой.Чистый речной песоктам, где окошко рыжей девчонкив доме наискосок.

Малая Родина – хрустальная призмадля преломлений судеб.Малая Родина – праздник и тризна,это-стихи и хлеб.

Годы мои – кораблик бумажныйжизни несёт река.Знаю, что было в ней самым важным:мамы моей рука.

В мокрые камни с шорохом бьётсяволжской воды поток..Мама бежит, в руке её вьётсяв красный горошек платок.

Плавит панамку палящее солнцена речном берегу.Мама моя, молодая, смеётся,с отцом играя в стогу.

Годы текут рекой по протокам,качая жёлтый камыш.Но как бы ни был наш мир жестоким,я – всё тот же малыш.

Перед потоком бурным и чистымя преклоняю главу.Малая Родина – главная пристань,к которой всю жизнь плыву.

На даты меняются многоточия,когда мы тихо уйдём.День угасающий тлеется ночью,ночь разгорается днём.

Ушли в Поднебесие мама и папа,погасли, как свет в кино.Их не вернут назад ни эскулапы,ни сон, ни хлеб, ни вино.

Грусть моя – ты моё спасенье,но чем ты можешь помочь?Годы – тающий снег весеннийдень меняет на ночь.

Будут в ночи блестеть ресницыискрами слёз на ветру.Будет мне малая Родина сниться,даже когда умру.

В городе, которого нет