Три ночи, четыре дня - Игорь Мариукин

Решил для себя — мне на север. Может просто потому, что куда-то идти все равно надо было. Там, на севере — свои. Свои. Такие разные, но такие родные. Свои.

И те, кто сейчас спит в обнимку с автоматом, на пустой желудок, подложив кулак под голову, не зная от том, что спит последний раз в жизни, и завтра станет «грузом 200», и тот, кто сейчас в далекой Москве, откосив от армии за папины деньги, зажимает, сидя за столиком кафе, глупенькую титястую девку, имея самой большой своей проблемой два хвоста за прошлый семестр…

Обхожу поселок, и иду на ту самую Полярную, которая, как известно даже идиоту, указывает на север. Иду по краю леска, часа три. На горизонте маячит гора, лесок упирается в неё. Так, куда теперь — ни дорог, ни хрена, похоже, окончательно заплутал я. Нашел какую-то горную тропинку, и по ней, стараясь не терять направления на север.

Небольшой перевал, и сейчас пойду вниз. И дорога вроде получше. Упс! Только сейчас заметил, что ногой почти касаюсь растяжки, стоящей в самом начале тропки. Не было бы луны — точно бы взлетел сейчас. Так, Игорь, ты разбогател на одну гранату, теперь аккуратнее только снять.

Почему-то вспомнились компьютерные Role-Playing Game, в которые я так любил играть ДО ТОГО КАК… Там герои постоянно на своем пути находили разные полезные вещи, от кольчуги до жратвы. Горько усмехнулся этому наивняку… Интересно, буду ли я «играться в компьютер» если вернусь? Если вернусь…

Начало светать. Так, надо прятаться… Поелозив по склону, нашел подобие пещерки, глаза слипаются, от голода мутит… Всё, спать. Мешок под голову — и отрубился в момент. Проснулся ближе к полудню от шорохов и шума осыпающихся камней. Аккуратно высунув голову из своей норы, вижу несколько горных коз, грациозно взбирающихся наверх, а чуть повыше моей пещерки козел удовлетворяет свое желание с белесой козочкой, из-под них камушки и летели, подумалось — надо же, зоопарк какой, и снова уснул. Проснулся оттого, что начало колотить, то ли от холода, то ли еще от чего… Ночь. Судя по Луне — часов 11. Ночь. Надо идти…

Шелест и хлюпанье. Ручеек. Напиваюсь как верблюд, аж зубы свело от ледяной воды, вкусная какая! Ощущение холодной воды в желудке забивает голод, но замерз еще больше.

Спустившись с горы (а шел уже почти не скрываясь) невдалеке попадаю на проезжую дорогу, с одной стороны равнина-кустарник, с другой — лес. Иду вдоль дороги ближе к лесу. Часа через четыре натыкаюсь на остатки блок-поста, видно — разбит-уничтожен не сегодня-вчера, а довольно давно. Рядом два сгоревших бэтэра… Ни оружия, ничего…

Проехали две «Нивы». Думаю о том, что отдыхать днем придётся в лесу, нужно уже сейчас место найти поудачнее… И дорогу терять не хочется, тем более что небо заволокло тучами, и Полярную не найти, а дорога петляет, и я уже и сам не знаю, «на какой Алголь правлю». Нашел заросли кустарника, прошкрябался вглубь сквозь них, пообдирав окончательно лицо и руки, и там, уже засыпая, встретил рассвет.

День второй проспал без приключений, проснулся, когда еще было светло, в низинке нашел несколько луж… Нам не привыкать уже… Напился. Росли какие-то грибы, но есть не стал, глупо было бы отдать богу душу из-за какой-то поганки.

Хотя уже больше трёх суток без жратвы, и чувствую, что слабею, даже сон силы не восстанавливает. Листьев пожевал чуток, и надо идти. Почему-то появилась уверенность — дойду живым.

…Дорога привела к селу, названия которого я так и не узнал тоже. Разрушено наполовину, но люди живут, слышно скот. Подобрался поближе к крайнему дому, выглядит нежилым, сарайчики какие-то… Нет, живут таки здесь, вон картошка лежит горкой… Набрал в кулек, отлез к дверям сарая, поободрал руками, и съел картофелин пять, ничего, жрать можно, даже чем-то вкусно, по крайней мере, в животе урчать меньше стало. В самом сарайчике на кадке лежало несколько плоских блинов местного сыра, и хоть запах от него был как из давно немытой промежности — таки съел один, всё-таки белки какие-то. Пару думал взять с собой. На ощупь исследуя помещение, перекинул какой-то сельхозинвентарь, и он, громыхая, упал на ведро, то в свою очередь покатилось, тарахтя… Идиот, сейчас тебя накормят!

Практически сразу же (и не спится же им!) открылась дверь дома, и мужчина с голым торсом и топором в руках что-то громко залепетал, идя в направлении сарая. Увидел кулек, оставленный мною на улице, потфутболил его ногой — оттуда выпал пистолет… Наклонился, поднял… Отнес к крыльцу дома, что-то сказал в окно дома, через несколько секунд вышел еще один, сын, наверное, дал отцу фонарик, с минуту они вполголоса бормотали на своем, показывая то на кулёк, то на сарай, потом отец решительно зашагал к сараю, не выпуская топор из рук. В другой руке фонарик.

Среди упавшего инвентаря оказалась коса с обломанной ручкой, ну что ж тоже вариант. Когда пожилой открыл дверь, я уже держал её в руках, первый шаг его внутрь — я бью косой по шее, и…

Я никогда не думал, что смогу с одного маха снести человеку голову. Сын в это время зашел в дом, но на шум сначала выглянул в окно, а потом выскочил наружу, я к тому времени уже успел в два прыжка добраться до крыльца и взять пистолет. Стрелял я в него уже практически в упор…

…Больше в доме не было никого. Нашел хлеба (лепешек), но есть не смог…

Нашел нераспакованный комплект постельного белья арабского, на кой-то взял с собой… Стояла дорогущая «Сонька» диагональю сантиметров 80 и видик, которые выглядели диссонансом среди всего этого средневековья…

Обогнул село, дальше дорога к северу была совсем паршивой и, похоже, тупиковой, привела еще к одному леску. Шел опустошенно, даже загоревшаяся надежда начал казаться утопией. Пистолет пуст. Рано или поздно наткнусь так, что ничего не останется делать, как рвать себя и остальных той одной-единственной гранатой.

Лес рос на склоне, с горем пополам перебирая основательно разбитыми ногами, поднялся, и увидел не так далеко очертания той самой знакомой горы. Господи, неужели я просто петлял по одному и тому же месту?.. Светало…

Не прячась уже, просто устроился под деревом. Тупо сидел, глядя в одну точку, ни о чем не думая. Очнулся от шума и голосов. Ползком к ближайшим кустикам, да и видно отсюда не так плохо… Шла группа чеченов — человек десять, обвешанных лентами с патронами, две лошади. Остановились. Бля, да что вы — другого места для привала не нашли?! До них метров 70, и если я начну копошиться, наверняка засекут. Развели костер, начали что-то жрать из консервных банок. Двое отделились от группы, и пошли в мою сторону.

Достаю гранату. Ну что, Игорь Васильевич, наверное, это и есть твой «последний и решительный»…

Не доходя метров 20 до меня, остановились, один пошел, повесил на ветки несколько консервных банок, и оба, отойдя почти на прежнее место, взяли СВДшки и начали палить по банкам. По виду и по стрельбе «меткой», были видно — обдолбаны вусмерть. Попали в первую банку выстрела с двенадцатого, первый попавший заржал, и начал трепать второго за бороду, а тот обиженно размахивал руками и, похоже, матерился по-своему. Видимо, пари у них какое-то было. Потом — видимо, старший группы — начал орать на них, оба умолкли и подошли к остальным. Через час они ушли вглубь леса.

…Сумерки… Ночь… Мне нужно идти…

Эту ночь шел уже не глядя ни на какие звезды. Сначала продирался через лес, потом вышел к заасфальтированному, но очень разбитому участку дороги, пошел вдоль него, не задумываясь куда идти…

Через несколько часов (дорога уже давно была не асфальтовой) подошел к речушке, скорее ручью. По колено перешел, холоднючий, аж яйца под глотку поджало. Дальше начиналась другая дорога, метров через 500 к великой радости заметил свежие следы траков, за ними, за ними, за ними… Через километра два увидел очертания блокпоста, а подойдя еще ближе, заметил триколор, к тому времени уже порядочно рассвело. ВСi! Вот они родные!

Забыв обо всём, бегу из последних сил к ним, но выстрел из снайперки взрыхляет землю в метре от меня… Мать вашу, не хватало чтобы свои не разобравшись укокошили! Падаю, рву уже весь потрепанный кулёк, достаю то самое постельное, которое я смародёрничал в прошлом селе, и лёжа начинаю махать над головой розовой простынёй… Не белый флаг, но всё же… Потом поднимаюсь и, не переставая махать, ору во всё горло: «Не стреляйте, родные, я свой-свой-свой-свой-СВОЙ!!!»

Замечаю, что уже просто плачу в голос, и, рыдая без слёз, воплю «Я СВОЙ, СВОЙ, СВОЙ!!!»

…Не в силах сдержаться, бегу снова, и даже когда меня окружают плотным кольцом свои, я верчусь среди них, и ничего не соображая рыдаю каждому в лицо: «Я СВОЙ, СВОЙ, СВО-О-О-О-О-ОЙ!!!»