Перед рассветом - Василий Анатольевич Криптонов

Вова критически покосился на меня. Открыл багажник и вынул оттуда серую рабочую спецовку. Протянул мне.

— На, переоденься. Понимаю, конечно, что твоё сиятельство к таким нарядам не привычное, но хоть людей пугать не будешь.

— Ничего, — усмехнулся я. — Ты и его высочество в спецовку нарядил — не поперхнулся. Я-то уж точно переживу.

Скинул китель, натянул серую куртку из плотного материала.

— Во, — одобрил Вова, — хоть на человека стал похож!

— В гараж возьмешь, гайки крутить?

— Может, и возьму, по-родственному, — фыркнул Вова. — Подумать надо. Гайки-то — вряд ли, конечно, а вот на мойку можно попробовать. Там много ума не требуется.

Вова был, пожалуй, единственным человеком в Петербурге, который мог себе позволить так со мной разговаривать.

— Куда едем? — Он уселся за руль. — Всё по плану?

— Нет, — отрезал я, — к тебе в мастерскую.

— Это зачем ещё? — Вова нахмурился.

— Ну, как зачем? Тело прятать.

— Э-э-э, подожди, — Вова побледнел. — В мастерской⁈ Тело? — Он оглянулся на Жоржа, которого мы пристроили на заднем сиденье.

— Ну да. — Я кивнул. — У тебя дальний бокс не отапливается, сам говорил. Полежит там спокойно в холодочке. После как-нибудь заберу. — Полюбовался оторопевшим Вовиным лицом и сжалился: — Да шучу! Езжай, как договорились.

Вова выдохнул длинную фразу. Из приличных слов в ней присутствовало только «сиятельство». Завёл мотор.

* * *

Машину Вова загнал в глухой переулок неподалеку от хибары бабки Мурашихи. Я активировал магический амулет — в ближайший час благодаря его действию случайные прохожие не будут обращать на автомобиль внимания. Если, конечно, в третьем часу ночи прохожие тут вообще появятся.

Мы вытащили с заднего сиденья Жоржа. Я закинул себе на плечи его правую руку, Вова — левую. Мы двинулись по переулку медленным, неуверенным шагом. Двое хорошенько отдохнувших граждан тащат домой третьего — наотдыхавшегося до полного ликования. Ничего удивительного, обычная для Чёрного города картина.

В хибаре бабки Мурашихи тускло светилось окно. Значит, ждёт нас, не ложилась.

Дверь бабка распахнула раньше, чем я постучал. Молча отстранилась, давая нам пройти. И так же молча закрыла за нами дверь.

Я щелкнул пальцами, ставя на всякий случай глушилку. Спросил:

— Куда его?

— Положь пока там. — Мурашиха небрежно махнула рукой.

— Прямо на пол, что ли?

— А ему не всё равно — на пол, аль на перину?

— И правда, — хмыкнул я.

Мы с Вовой опустили Жоржа на пол.

— Подсоби, — велела Мурашиха.

Я подошёл к ней.

Мурашиха скатала полосатую дорожку-половик. Я увидел в полу квадратный люк, закрытый крышкой с металлическим кольцом посредине. Мурашиха взялась за кольцо.

— Отойди, бабка, — поморщился я.

Ухватился за кольцо сам и поднял тяжёлую крышку. В темноту подпола уходили узкие деревянные ступени.

Я спустился по ним, Вова подтащил к люку Жоржа. С горем пополам запихнул его в квадратный проём.

— Полегше, — комментировала сверху Мурашиха, — полегше пхай-то! Чай, полы у меня не казённые!

Я взял Жоржа за плечи, стащил вниз. В подполе было сыро, прохладно и темно. Но мне темнота никогда не была помехой. Я огляделся по сторонам.

Увидел длинные полки на стенах, уставленные банками, склянками и пузырьками. На земляном полу — бочки, бочонки и бочоночки.

— Бочки не трогай! — командовала, стоя у края люка, Мурашиха. — Положь его так, чтобы до них не касался! В бочках у меня — мёд, соленья. Мертвечина вкус испортит.

— Ты же говорила — он живой, — проворчал я.

С грехом пополам пристроил Жоржа на полу так, чтобы не касался драгоценных бочек. Для этого пришлось сложить тело чуть ли не пополам, уткнув голову Жоржа в колени. Я полез по ступеням обратно.

— Духом — живой, — назидательно сказала Мурашиха. — А всем остальным — мертвее мёртвого.

— То есть? — нахмурился я. — И разлагаться будет, что ли? — Выбрался из люка, отряхнул одежду.

— Не должен, — сказала Мурашиха. — На холоде-то…

Но прозвучало как-то не очень уверенно.

— Бабка, — погрозил пальцем я, — ты мне не дури! Он у тебя там не отсыреет?

— Не нравится — забирай, — набычилась Мурашиха, — и девай куды хошь! В особняк к себе тащи — то-то его сиятельство Григорий Михалыч обрадуются! Али в академию под кровать… Ишь, моду взял — то ему пулю заговори, то мертвеца спрячь! Можно подумать, мне в подполе твой Юсупов больно надобен! И так-то места тама нет, не развернуться…

— На диету садись, — буркнул я.

И едва успел увернуться от затрещины.

— Государю императору — ура! — возмутился Джонатан.

— Ты мне ещё покричи! — накинулась Мурашиха на него. Схватила со стола тряпку.

Джонатан грозно заорал по-чаячьи и захлопал крыльями.

— Тихо, тихо! — Я поднял руки. — Всё, бабка, сдаюсь. К тебе — никаких претензий; спасибо, что приютила. — Вынул из кармана увесистый мешочек с монетами, отдал Мурашихе. — Как договаривались. Пересчитывать будешь?

— Не обучена, — пряча мешочек, буркнула Мурашиха. — Топайте уже. Скоро светать начнёт.

— И ты будь здорова, — кивнул я.

Убрал глушилку. Джонатан первым вылетел в распахнутую дверь.

— Дак, я не понял, сиятельство. — Вова завёл мотор. — Этот твой белобрысый — живой, али как?

— Али как. — Я откинулся на спинку сиденья. — Пулю, которой был заряжен мой пистолет, Мурашиха заговорила. Эта пуля Жоржа не убила. Погрузила в пограничное состояние между жизнью и смертью. Юсупов не живой, но и не мёртвый. Что-то вроде комы.

— Чего? — нахмурился Вова.

— Ну, так называется по-научному. Убивать дурака мне не хотелось, но и покою он бы мне не дал. Не угомонился бы, пока не прибил. Вот и пришлось придумать компромиссный вариант.

— Понятно, — сказал Вова. — И долго он у этой бабки в подполе бочонком прикидываться будет?

— Мурашиха обещала, что месяц пролежит, как паинька.

— А потом?

— А потом, Вова, по жопе долотом. — Я закрыл глаза. — Упрёмся — разберёмся, дай хоть до завтра дожить. Спать охота — спасу нет. А меня, между прочим, в семь утра на построение погонят.

* * *

На следующий день первым уроком по расписанию было военное дело.