Птицеед - Алексей Юрьевич Пехов

сделав глоток, думая, что сегодня горечь не только в кружке, но и на душе. Что он скажет жене? Пилить она его будет до конца месяца. И всем соседям расскажет, какой он неудачник.

– А я тебе говорил, что в «Морской деве» прекрасный ром.

– Так идём, – благодушно прищурился Пноб. – Возьмём лодку, переплывём в Кожаный Сапог. Гуляем всю ночь! Я плачу в честь назначения.

– Вот это дело! – обрадованно хлопнул в ладоши Рево и затем икнул. Он потянулся к треуголке, уронил её под стол, выругался, шаря руками по полу.

– В следующий раз, – не согласился Танбаум. Он залез в карман жилета, вытащил часы на цепочке, откинул крышку. – Без пятнадцати полночь уже. Время сов, а не людей.

– Слабак. – Всё же Рево сегодня перебрал и завтра будет стенать на похмелье и прятаться в библиотеке, в самом тёмном углу. Он нахлобучил треуголку на голову так, что съехал парик. Выругался. – Ну, а ты, друг?

Калеви хотел сказать нет, время действительно было позднее, а отсюда до дома далековато, да и жена, наверное, волнуется. Не спит. Но, подумав, кивнул. Не в его правилах было отказывать. От этого он чувствовал себя виноватым.

Они вместе вышли наружу, Рево чуть пошатывался, и Пноб поддержал коллегу под локоть, негромко посмеиваясь. Половинка убывающей луны уютным фонарём висела над черепичными крышами.

Улица отсюда ползла к далекой Эрвенорд. Там, в бликах волн, блестел лунный свет, и дрожащий теплый воздух над водой заставлял мерцать огни на острове Беррен, где располагалась Школа Ветвей колдунов. Путь до реки и лодки, которая должна была переправить их на тот берег, казался непомерно долгим.

У Калеви болели ноги. Новые, оказавшиеся ненужными ботинки натирали пятки, и он с огорчением отметил, что поблизости нет ни одной коляски.

– Вы же не будете топать пешком? – простонал он. – Отсюда до переправы почти час.

– Двадцать четыре минуты, если быть точным, – поправил зануда Танбаум.

– Ты с нами? – Пноб глянул искоса.

– Нет. Я же уже сказал.

– Погодите, – попросил Рево. – Мне надо…

Не объясняя, что ему надо, он высвободился из мягкой пухлой руки Калеви и, пошатываясь, направился к тёмному проулку, возле которого, объятая мраком, застыла богато украшенная карета. На козлах никого не было, четвёрка лошадей стояла смирно и совершенно не обратила внимания на пьяного. Рево на ходу, непослушными руками, стал расстегивать пуговки на кюлотах.

– Дери тебя сова, – буркнул Калеви и поплёлся за другом, думая, что, если пьяный дурак сейчас грохнется, да разобьёт башку о мостовую, сие станет вполне закономерным финалом гадкого дня.

Дверь кареты распахнулась внезапно, рядом, спрыгнув с подножки, приземлился человек. Ботаник охнул от неожиданности, отшатнулся назад, едва не врезавшись в незнакомца, и получил удар в ухо.

От боли всё вспыхнуло, зубы клацнули, пенсне упало под ноги. Калеви и сам оказался на земле, ничего не соображая. Место, куда пришёлся кулак, пульсировало, слышались крики и ругань. Из-за потери пенсне всё вокруг было мутным, размазанным. Оглушённый, мало что понимающий после удара, он шарил пальцами, щупал перед собой и с трудом нашёл стеклышки. Дрожащей рукой нацепил на нос, рассматривая, что происходит.

И внутренне похолодел, потому что нападавших было гораздо больше, чем один. Шестеро в чёрных камзолах, широкополых шляпах, шелестящих плащах окружили загулявших учёных.

«Грабят!» – пронеслась в голове судорожная, липкая мысль. Стало страшно и дурно.

Двое стояли над поднявшим руки, скулившим Рево. Он валялся прямо в лошадином навозе и молил о том, чтобы его больше не били. Ещё двое вязали Танбаума. Грабителям сопротивлялся только Пноб. Массивный великан не собирался так просто расставаться с кошельком.

Одним быстрым движением он опрокинул нападавшего, и тот рухнул рядом с Калеви, давая рассмотреть плащ, сшитый из множества совиных перьев.

Вот что шелестело.

Перья. Не ткань.

Но… это же… Племя Гнезда.

Ботаник глянул на плащ ещё раз, решив, что зрение его подводит.

Нет. Совиные перья никуда не исчезли.

Страх и дурнота превратились в ледяной ужас. Он забыл о боли. Застыл, точно ящерица, и издал горлом звук тонкий и жалкий. Тем временем Пноб, который то ли не видел, то ли плевать хотел, кто ему противостоит, с яростным рёвом, ничуть не достойным учёного и доцента кафедры ботаники, схватил второго нападавшего за грудки, поднял над головой так, что у того слетела шляпа, а затем шмякнул о камни.

Это привлекло внимание остальных бандитов. Те, что стояли над Рево, переглянулись, извлекли из-под плащей короткие кривые клинки, шагнули к Пнобу. Один бросил пьяному другу Калеви:

– Встанешь или побежишь – прикончим.

Бросил сквозь зубы, с презрением, ничуть не сомневаясь, что тот не побежит.

– Проваливайте, пока целы, сосунки! – рыкнул Пноб, без страха, набычившись, глядя на приближавшихся.

Они не ответили, и двое их товарищей, закончив вязать узлы на руках Танбаума, выпрямились, собираясь присоединиться к драке. Тот преступник, что валялся рядом с ботаником, тихо застонал и пошевелился, сел, осторожно ощупывая голову, и хрустнул шеей.

Калеви через панику и ужас отметил странность – пространство перед «Берёзой» оставалось совершенно пустым. Никто не входил и не выходил. Вся улица опустела.

Пноб извлёк из кармана маленькие канцелярские ножницы. В его огромной руке они казались сущей насмешкой над тесаками нападавших. Великан махнул ножницами в сторону подходящих людей, и голова одного из грабителей скатилась с плеч, стукнувшись о камни.

Тело сделало ещё несколько шагов, прежде чем упасть.

Ботаник вытаращился, забыв дышать. Он никогда не видел ничего подобного. Такого, чтобы нечто незримое убивало человека.

Да что там. Он никогда не видел, чтобы убивали человека!

Пноб, который сейчас ничем не напоминал привычно весёлого добряка, снова поднял ножницы. Глаза холодно блеснули.

Тот, кого он ударил кулаком, теперь сидевший рядом с Калеви, быстро, суетливо сунул себе в рот что-то небольшое, и между губами у него полыхнуло лиловым.

Ботаник простонал. Всё не могло быть настолько плохо.

Со всех сторон, не слышимая ушами, а лишь разумом, грянула задорная музыка: насмешливые дудки, пошлая скрипка и совершенно неуместный клавесин. Тело Пноба изогнулось в болезненном первом па. Башмаки отстучали залихватскую дробь по мостовой, словно плавную чакону решил сплясать какой-то сумасшедший.

Раздался щелчок. Громкий и неприятный. Сломанные пальцы от беззвучной музыки разжались, роняя ножницы под ноги. А после великан подлетел вверх, где-то на фут, и завис над землёй, словно некто приколол его булавкой к воздуху. Лицо нового начальника Калеви исказилось от боли.

Хрустнуло!

Локти и колени несчастного вывернулись в обратную сторону. Ботаник зажмурился, не желая видеть, и слушая все тот же страшный, ужасающий треск чужих костей. Он стих вместе с музыкой, а затем на голову Калеви, который так и не раскрыл глаз, надели мешок, едко воняющий мышиным помётом…