Пациент - Мария Галина

Меня может быть много. Меня много, и все равно это я. Одна сущность. Его может быть много, и все равно это он? Куда он девал остальных? Переработал? Поглотил? Он выделяет таких, как он, а потом их утилизирует? Неясность.

Когда его много, это вызывает у него неприятные ощущения. Когда меня много, это не вызыгвает у него неприятных ощущений. Это не вызывает у меня неприятных ощущений.

Когда Ян выбрался из капсулы, розовый человек по-прежнему стоял посредине светящегося коридора. Черты лица у него стали более определенными. У него даже прорезались глаза. Сначала это показалось Яну неприятным, и он вновь уставился вниз, на ноги чужака. На ногах было по пять пальцев, и они больше не росли из пола. Потом Ян пришел к выводу, что глаза чужака – всего лишь условность, и поднял голову. Лицо, которое смотрело на него, было, пожалуй, приятным. Вероятно потому, что оно было лишено какой-либо индивидуальности и представляло среднее из всех лиц, когда-либо виденных Яном.

Ян вытянул руку и осторожно дотронулся до руки чужака. Потом вновь застыл.

«Огромное существо, – думал он, и мысли были четкие и круглые, как горошины, – огромное существо путешествует меж звезд, долго-долго. Я гораздо меньше его, и путь мой гораздо короче, но какая разница, если сравнивать, скажем, со звездой? Бедное создание, ему не с кем играть… Он сделал себе игрушку. Эта игрушка похожа на меня. Наверное, этой игрушке тоже нужна игрушка».

И он протянул стоящему перед ним муляжу пластикового зайца.

Внезапно окружающее Яна большое нечто содрогнулось. Розовое создание, прижав к себе зайца, ринулось в глубь коридора, стенки которого сотрясали спазмы. Пол выгнулся дугой. Это было похоже на судорожные сокращения кишечника, на перебой ритма в аорте, на адреналиновый шок…

Свет мерцал с частотой, вызывающей резь в глазах и головокружение.

Это был вой – беззвучный, но от этого не менее отчаянный.

Космический странник, осознав наконец концепцию иного, постиг концепцию одиночества.

Ему было страшно.

Он был совсем один среди небесных тел, среди слабых потоков чужих излучений, и среди них не было никого, кому он мог бы поведать о себе. Он потянулся своими рецепторами к отдаленным звездным рукавам, к шаровым скоплениям, к облакам космической пыли – там никого не было. Внутри у него засело чужое, крохотное, испуганное сознание, жалкое, слабое, оно было такое маленькое, с ним нельзя было поделиться этим великолепием, этим одиночеством… Может быть, где-то еще, дальше, совсем далеко… он найдет себе подобных, у него есть время.

Ян ринулся к капсуле, забрался внутрь и задраил люк, чтобы спастись от этого тошнотворного мерцания, разрывающего черепную коробку. Впрочем, капсула тоже тряслась, как испуганное животное. Колыбель силовых полей, уловившая ее, раскачивалась все сильнее и наконец вытолкнула свою добычу наружу… Ян ощущал исходивший отовсюду вопль ужаса, крик боли смертельно раненого существа, впервые за миллионы лет осознавшего свою ничтожность и уязвимость. Теперь он видел его на своих экранах – пульсирующий светящийся комок, нечто огромное по земным масштабам. «Но ведь это совершенно не важно – на экранах это просто пятнышко, – думал он, – какая разница, оно могло бы быть крохотным, размером с мой палец, размером с глаз».

Бедное, бедное создание, если бы оно немножко потерпело, если бы не испугалось так сильно, то он бы сумел его утешить, он бы рассказал ему, что звезды и люди – соизмеримые величины, что и в том и в другом есть свой страх и красота. И они рассказывали бы друг другу свои замечательные истории, пока весь свет Вселенной не сжался бы в одну-единст-венную точку, по крайней мере, для него, Яна…

Он провел ладонью по лицу и почувствовал влагу. Он плакал первый раз в жизни.

Экраны уже погасли, светящийся комок дернулся и исчез, и теперь перед глазами Яна было все то же – еле заметное мерцание, бледные невыразительные кривые, не холодные, не теплые, бессмысленные, никакие… Звукоизолирующая обивка глушила работу двигателей, и все, что он слышал, – еле заметный гул, еле ощутимая вибрация. На миллионы километров ни голоса, ни смеха, никого…

Трясущимися руками он нащупал кнопку аварийного передатчика, сорвал предохранитель и отчаянно закричал в равнодушный микрофон:

– Говорит исследовательская капсула «Манта-восемь»! Говорит исследовательская капсула «Манта-восемь»! Кто-нибудь, ответьте! Кто меня слышит, ответьте…

А где-то, неизвестно где, в недрах неизвестно чего, скорчившись и засунув в рот большой палец, застыл розовый человек, чьи черты лица теперь казались точным слепком Яна. Он прижимал к груди синего пластикового зайца.