Волшебная лопата - Каралис Дмитрий Николаевич

Но тема лопаты как учебного пособия по истории СССР в комбинации с 25 м кадром на этом не заканчивается. Герой роет дальше. «Однажды Антон копал погреб старушке, соседке по даче, которую снимал в то лето по Казанской дороге. Погреб был очень нужен — холодильника у старушки не имелось и не предвиделось». Яму откопал, денег за работу не взял, и старушка, словно в награду, возьми и брякни: Сталин, по словам ее репрессированного мужамарксиста, был туповат в учебе.

Просто волшебная лопата в руках у автора! Куда она ни воткнется, всюду раскопает правду о советской эпохе и Сталине: полководческих способностей не имел, в учебе был туповат.

Москва 70х. Антон с лопатой оказывается на строительстве здания Комитета стандартов на проспекте Мира, которое «построили, не озаботившись подготовить траншею для коммуникаций…» Антон выручает головотяпов, роет траншею и зарабатывает за неделю «двухмесячную зарплату младшего научного сотрудника». К чему этот эпизод? А чтобы 25 м кадром сказать, что в советские времена были специальные бригады землекопов для исправления извечного русского строительного бардака. Вопрос из зала: а строители что, возводили в центре Москвы здание без нулевого цикла и чертежей, случайно не из Средней Азии на машине времени прилетели?

Кстати, о дачах по Казанской дороге. И студент, и вдова репрессированного марксиста в 50е годы живут на дачах, и волшебная лопата не роет землю в поисках причин их достатка.

О чем книга? Да ни о чем. Псевдоисторический роман с набором банальностей. И совершенно нет того, что Пушкин назначал прозе: мыслей и еще раз мыслей. Гносеологическая составляющая текста — разного рода вставки, заставляющие вспомнить газетную рубрику «Знаете ли вы, что…», забавны и отвлекают в хорошем смысле: как проходил бал в Зимнем дворце, тайный язык цветовбукетов в отношениях с барышнями, сколько лет живут черепахи, какие сорта ветчины были в магазинах у Елисеева до революции и т. п. Аксиологическая же составляющая просто нулевая. Автора нет! Антон Стремоухов — ни рыба ни мясо, рассказчик с минимальным участием в событиях, передатчик чужих точек зрения, сплетен, слухов, домыслов. Мама героя — учитель, папа — партийный агитатор, дедушкаантисоветчик возглавляет метеорологическую службу городка. И живет такой парень Антон Стремоухов, баловень судьбы, в русскоказахской глубинке, среди старинной посуды, диванчиков, и т. п., вокруг нищета и несправедливость, шпалы на себе таскают за пять километров, чтобы построить землянку, ибо злой начальник машину не выделяет, живут в хлеву с четырьмя детьми, а он, сын партийного агитатора, заканчивает школу, поступает в Московский университет, становится элитой советского общества, ездит по заграницам, строит дачу и потом пишет книгу, как плохо все вокруг жили и как достойно, «подиссидентски» жила его семья. Бабушка по праздникам обедала с помощью девяти приборов, говорила чуть в нос и зло подсмеивалась над советскими людьми, не знающими дворянскобуржуазного этикета. А дедушкаметеоролог, любитель поесть, рассказывал внуку о московских ресторанах, о жизни до революции, о «советском бардаке», слушал «вражеские голоса», высоко забрасывая антенну, а его сын, он же отец героя, ездил по окрестным санаториям, колхозам и советским учреждениям, где читал жизнеутверждающие лекции за деньги и продукты. Да и сам городок Чебачинск, где живут ссыльные и эвакуированные, то кажется санаторием ЦК с усиленным питанием, то концлагерем для перемещенных лиц с ослабленным режимом. Вот аккуратная немецкая семья, выселенная во время войны с Поволжья, по вечерам играет на пианино и поет на немецком языке немецкие песни. Где это происходит? В Германии? Нет, в Советском Союзе после войны. Чтото мне подсказывает, что дальше первого куплета песня на немецком языке в немецком доме в послевоенные годы не спелась бы — пацаны и женщины, получившие похоронки, перебили бы все окна в доме такой музыкально смелой семьи.

При этом отдельные главы, которых не было в журнальном варианте — как я полагаю, по причине их неполитизированности («Клава и Валя», «В бане и около», «Бычаги», «Другие песни», «Озеро», «Псы» и некоторые другие), могли бы стать книгой забавных рассказов о русской советской жизни. Например, в романе смачно описан барахольный ряд базара. Есть несколько забавных эпизодов и героев, вроде фантастического школьникаграмотея, делавшего 120 ошибок в ста словах.

Но точность, добытая из словарей, отнюдь не сродни точности художественной. Автор хорошо описывает мир вещей, но ошибается в отображении мира духовного. 95летний дед героя, наладившись умирать под мирным небом и в сытом доме, просит прощения у супруги за развал в стране, за то, что не смог обеспечить матери своих детей светлого безмятежного существования, потому что коммунисты исковеркали Россию, лишили ее религиозности, и вообще, как в плохой опере, вместо того чтобы умереть, читает монолог, как бы страна могла жить без коммунистов.

То, что это книгаконцепция с 25 м кадром, подтверждается записью в дневнике автора: «Хватит ли художественной и нервной силы описать любовь мою к старой России и ненависть к тем, кто ее разрушил и топтал столько лет?..» А кто разрушал и топтал Россию? Возьмем отца героя, читавшего в тылу лекции о преимуществах социализма. Он топтал или помогал созидать?

Может быть, лучше не обращать горящие гневом взоры в наше общее прошлое, а попробовать сначала разобраться в истории своей семьи? Учинить предкамродственникам, жившим в советскую эпоху, допрос с пристрастием из нынешнего времени. Почему молчал в 37 м? Почему выжил в войне, когда все порядочные люди погибли? Откуда у тебя в годы казарменного социализма это шевиотовое пальто и дача по Казанской дороге? И как тебя приняли в университет, если всем порядочным людям, по версии современных романистовлибералов, чинили препятствия? И почему эта тетенька, сестра следователя НКВД, так хорошо одета и даже улыбается? И почему наш герой не вышел из комсомола, швырнув комсомольский билет на стол, покрытый церковной парчой? А забавные могли бы получиться семейные истории у некоторых записных либералов после таких допросов.

И еще. В книжный вариант добавлены фрагменты дневников, которые автор — человек литературно опытный и не лишенный стеснительности, едва ли захотел бы придать огласке, будь он жив. Например, восторженные слова, которые произносят друзья писателя в адрес его детища, подаренного для дружеского прочтения. Радостное цитирование похвальных отзывов о романе в конце книги наводит на мысль о потере вкуса душеприказчикамипубликаторами. В отдельно взятом дневнике приятельские отзывы могут показаться интересными. В послесловии к роману они выглядят ненужными подпорками — мнение о произведении уже сложилось.

Люди, дающие «премии десятилетия» подобным книгам, очевидно, все еще не теряют надежды убедить нас, русских читателей, что Советский Союз — это ничтожная во всех смыслах система, которая неправильно выиграла войну, неправильно полетела в космос, неправильно строила дома, терзала людей занятиями физкультурой, отчего бедные люди со страха устанавливали мировые и олимпийские рекорды, а в оставшееся время усердно аплодировали тиранам.

Обогащающей жанровой контаминации не случилось. Документалистика и художественность присутствуют в романеидиллии лишь в кавычках. И потому книгаконцепция воспринимается как очередная попытка внушить нашему народу чувство политической обреченности.

И если это, по мнению жюри, самый лучший «букеровский роман» последнего десятилетия, то что же тогда все остальное, поданное на соискание Букера десятилетия?