Принцесса-свинья - Артем Тихомиров

Многие дамы, привычные к собственному смердению, но явно не к чужому, особенно произведенному свиньей, упали в обморок незамедлительно.

— О доченька моя! — вскричал король Альфред. И если у старухи-ведьмы голос был самым страшным из всех, то у монарха в тот момент самым трагическим. Любой актер, услышь его, наверняка тут же повесился бы прямо на театральных подмостках, ибо столько в этой реплике было подлинного чувства, что не передать.

В общем, как говорят свидетели, король тоже лишился. Свинья деликатно подошла к нему и на глазах замершей в молчаливом страхе толпы, с интересом обнюхала; уж больно ей хотелось познакомиться.

Глава 3

Говорили о свинаре, которому выпала великая честь быть принятым во дворце. Шел себе он мимо стен, из белого кирпича сложенных, и посвистывал, потому что день выдался хорош, и на душе у парня, который всем удался, кроме происхождения — ибо родился он в подлом сословии, царила радость.

Идет свинарь, вицей помахивает, да семечки тыквенные грызет. Вдруг шум и гам — что это? Вылетает из ворот целая орда — стражники, придворные, слуги, и бегут прямо на него и кричат, словно бесноватые. Подумал свинарь, что конец ему сейчас и придет. Может, не за того приняли его эти королевские господа, за вора-разбойника, и схватят и в каменный мешок бросят. Или без разговоров четвертуют на центральной площади.

Хотел бежать свинарь, но стражники шустрые длинноногие вмиг настигли его да скрутили, бросили на землю, точно мешок с сеном.

Когда же пыль улеглась, увидел парень перед собой не кого-нибудь, а самого короля Альфреда. Страшен был неухоженный, непричесанный, в мятом платье монарх, но глаза его сверкали еще страшнее. Окончательно распрощался свинарь с жизнью, как вдруг слышит:

— Ты ли, голубчик, за свиньями горазд ухаживать? Не твое ли это ремесло?

— Мое, государь, мое ремесло, клянусь луной и звездами, — отвечал свинарь.

Толпа придворных дружно вздохнула, словно это она только что избежала смерти по недоразумению, а не несчастный путник.

— И за любой свиньей ты мог бы ухаживать, коли я прикажу? — спрашивал король, трясясь, точно в лихорадке. Дивился все больше свинарь, но отвечал:

— Уж дайте мне животное с пятачком да чтобы хрюкало да испражнялось ароматно, будьте покойны, забот оно никогда знать не будет.

— Какую же плату потребуешь ты, о благородный свинарь, за свой труд?

Подумал тогда честный парень и сказал:

— Никогда я не жил во дворце, так позвольте, государь, занять одну из комнат и столоваться с богатого твоего стола. Помимо прочего, возьму обычную плату с три карла в месяц.

По приказу короля гвардейцы поставили свинаря на ноги, отряхнули с него пыль.

— А где та свинья, за которой надо присматривать? — спросил он.

Придворные испустили скорбный вздох.

— Ты увидишь ее, когда придешь во дворец завтра утром, чуть рассветет, — провозгласил король. — Выделю я тебе отдельные покои, выделю стол и жалованье. Одного лишь прошу, делать все, что велено и проявлять усердие в ремесле. За то будешь вознагражден так, что и представить не можешь.

Поклонился свинарь и сказал, что выполнит все в точности.

— Но как зовут тебя, юный спаситель?

— Матушка дала мне при рождении имя Томазо. А батюшка благословил, ибо так и его отца звали, и деда.

Прослезился король Альфред и отправился вместе со свитой назад во дворец. А свинарь, все еще не в силах поверить счастью, которое столь неожиданно свалилось на него волею духов или демонов, отправился дальше.

Ночь ту, сказывают, он провел на постоялом дворе матушки Грымзы, что стоит у Сухого ручья; не спал, все ворочался. Кусали его клопы и блохи, но не потому не мог сомкнуть Томазо глаз, а из-за дум беспокойных. Никак не мог понять парень, правда ли то, что король вздумал заняться разведением свиней, или, может, монарх совсем ума лишился на старости лет.

Еще до рассвета вышел Томазо с постоялого двора и бегом бросился ко дворцу. С первыми лучами солнца он был у ворот. Стражник провел его во двор, где уж стоял сам король. Говорят, приветствовал Альфред свинаря точно сына родного, велел отвести на кухню, напоить и накормить досыта, а уже потом повел внутрь.

Показал король Томазо комнату, где тот будет жить. Комната была роскошная, отделанная золотом и серебром, с мягкой, словно облако, кроватью. Дали свинарю и множество красивых платьев, расшитых по-королевски, целый сундук — хоть каждый день меняй. Дивился и даже ужасался такой удаче Томазо и тайком щипал себя, проверяя, не спит ли, не видения ли это от злого колдовства или дрянной водки, подаваемой на постоялом дворе.

Наконец, король привел его в северное крыло дворца и открыл дверь большого зала. Посреди него Томазо увидел квадратный загон, сколоченный из досок, а посреди загона роющуюся в грязной соломе свинью. Красивой была свинья, ее стати парень оценил с первого взгляда, ибо глаз был наметан, упитанная и благоухающая. По одному только запаху навоза мог Томазо определить, какого ее здоровье и даже настроение. И то, и другое не вызывало у него, истинного мастера своего дела, никаких опасений; вот только очень странно — почему король решил поселить свинью во дворце, да еще выделить для нее такое богато украшенное золотом и драгоценными камнями помещение? Может, и правда сошел с ума монарх? Или сошло с ума все королевство разом? Или, может, господа решили подшутить так над честным парнем?

Честный парень внимательно огляделся, надеясь отыскать следы уловки, но не нашел прячущихся по углам хихикающих придворных.

— Приступай к работе немедленно, — приказал король, — смотри, чтобы свинья была всегда сыта, напоена и здорова. Сюда будут приносить пищу, самую лучшую, какую подают при моем дворе, и только ее должна есть она. Ты понял, голубчик?

Томазо ответил, что понял. Дескать, его матушка дураков не рожала.

— А самое главное — на закате ты должен будешь уйти отсюда и отправиться в свои покои. До следующего утра, когда придет время вновь исполнять обязанности. Ночью ты не должен ходить к свинье. Не приближайся к этому залу и вообще, поменьше шляйся по дворцу. Ты понял, голубчик?

Свинарь ответил, что и отец его не зачал еще ни одного дурака на своем веку.

— Поклянись! — потребовал король.

Томазо поклялся, ибо не видел причины отказывать.

Так началось его житье во дворце. Днем он был при свинье, ухаживал за ней истово, добросовестном, ибо по-другому просто не умел, на закате же возвращался к себе, плотно ужинал, пил вино и укладывался спать в постель на шелковые простыни. Мало кому из низкого сословия так везет в жизни, любой скажет, и Томазо мог считать, что он самый счастливый малый на всем свете.

Однако червячок сомнения, так часто портящий жизнь счастливцам, точил его с каждым днем все сильнее. Хотелось ему знать, какую тайну скрывает король.

Глава 4

Что же касается Изобель, то жилось ей неплохо — днем ее обихаживали, точно императрицу, кормили отборными кушаньями, чесали бока и обмывали теплой водичкой. Не было в королевстве свиньи счастливее принцессы, да и, наверное, во целом свете; правда, ничего из того, что происходило с ней днем, Изобель, возвращаясь к человеческому облику, не помнила, или помнила весьма смутно. И свинаря, что был при ней, девушка не смогла бы узнать ни за что, даже столкнись она с ним где-нибудь в коридоре двора. О том же, чтобы таких встреч не было, Альфред следил тщательно. После обратной метаморфозы служанки провожали принцессу в ее покои, садили в ванну, тщательно отмывали, и переодевали. Позже к Изобель заглядывал ее венценосный родитель, и они обсуждали дневные дела, какие события происходят в королевстве и за его пределами, а в особенности вопрос, касающийся пятаков и щетинистых ушей. Надо сказать, Альфред, чье сердце все так же страдало и обливалось кровью, не сидел сложа руки; денно и нощно искал он средство излечить дочь от свинского проклятия ведьмы, да так и не преуспел. Тайно приглашал он во дворце магов и целителей, но помощи от них было кот наплакал. Пару-тройку заправских шарлатанов он даже приказал сварить в кипятке, чтобы другим было неповадно брать плату за свои советы, цена которым — мышиный помет.

И всякий раз, приходя к Изобель после заката солнца, страдающий родитель проливал слезы и просил прощения. Убеждал ее от чистого сердца, что и сам бы лишился шкуры, если бы знал, что это развеет злые заклятья; выньте из него кишки, просил он, говорят, прямо здесь, но купите моей кровиночке освобождение от тяжкого бремени.

На что принцесса отвечала своими слезами, чистыми, словно вода родниковая.

— Не волнуйся и не страдай, батюшка дорогой, потрох ты вонючий, — ворковала она голубкой трепетной и ластилась к безутешному королю. — Голова твоя уж поседела от дум и забот тяжких, бычья мошонка. Не стою я, дочь своенравная и глупая, твоих страданий. Пропали ты пропадом, урод. Думая, чтоб ты сдох, как много боли причиняю я тебе, хочется мне броситься со стены, пердячий дух, и покончить со всем.