Театр под сакурой - Борис Сапожников

— Но чем объясняется его дезертирство? — поинтересовался дайсё Усуи. — Меня этот вопрос интересует, потому что я оставляю своего человека, лейтенанта Моримото, — при этих словах сёи вскочил на ноги и замер по стойке «смирно», — при военном атташе в Маньчжоу-го.

— Я не могу снабдить своего человека столь крепким тылом, — покачал головой маршал, — а потому вам лучшего всего будет взять его под своё крыло. Что до причин, побудивших его дезертировать, они весьма характерны для нынешних времён. И зовутся они «чуждое классовое происхождение». Мне оно простительно, а вот помкомбатальона — нет. Именно потому, что на него уже заведено дело в НКВД, он спешно покинул расположение своей части.

— Из-за чего на него завели это дело? — поинтересовался дайсё.

— У него мать и два старших брата с семьями в эмиграции, — сказал маршал, — а сам он хоть и полностью перешёл на сторону советской власти в семнадцатом и отказался эмигрировать вместе с семьёй, хотя ему тогда было всего двенадцать лет. Однако до сих пор выше помкомбата не выслужился, хотя ему в этом году исполнится тридцать.

— Так всё-таки, как же зовут вашего человека?

— Пантелеймон Всеволодович Руднев[5], - ответил маршал Тухачевский.

— Младший из трёх сыновей командира крейсера «Варяг», — с каким-то даже благоговением произнёс дайсё Усуи.

— Именно он, — кивнул маршал Тухачевский. — Он покажет вам орден Восходящего солнца[6], которым наградил его отца ваш покойный император Мейдзи.

— Такого человека будет не грех «взять под крыло», — согласился дайсё Усуи.

Глава 1

Толстяк в странном костюме, состоящем из плаща и шляпы, под которым — длинный традиционный китайский халат с драконами, лениво обмахивался веером. Отчего-то деревянным, японским, с какими на картинках изображают разных военачальников древности. В общем, производил он самое экзотическое впечатление. Кроме того, он явно был недоволен тем, что некий молодой человек «с той стороны» в зелёной гимнастерке со споротыми с воротника и рукавов знаками различия отвлекает его от совершенно неотложных дел. Хотя, скорее всего, никаких таких дел у него не было, однако всякому уважаемому человеку — пусть даже уважает его только он сам — положено выглядеть именно так — важно и немного раздражённо.

— Молодой человек, — сказал он на китайском, желая таким образом отвадить нежеланного визитёра, — для чего вы явились лично ко мне? По поводу работы можете обращаться к Цяню.

— Господин Цянь, — выговаривать словечко «господин», даже на китайском, было неприятно, очень уж отвык я от него за годы советской власти, — сказал, что меня он может взять на работу только с вашего разрешения.

— И вы решили, молодой человек, что, явившись ко мне лично, сможете повлиять на моё решение, — тон толстяка в странном костюме не изменился, однако деревянный веер в руках замер, выдавая его заинтересованность моими словами. — Весьма смелое предположение.

— Только таким образом можно было заинтересовать вас, — расплылся в улыбке я, размышляя, что больше впечатлило толстяка, моя наглость или моё знание китайского. Хотя второе вряд ли, командир с бывшей КВЖД должен был знать здешний диалект, других в Харбин не отправляли, не по-русски же с местными объясняться, в самом деле. Я же среди харбинского комсостава выделялся особенно хорошим знанием китайского.

— Вам это удалось, молодой человек, — кивнул толстяк, вынимая из-под плаща «луковицу» часов на цепочке. — Я могу уделить вам несколько минут своего времени. Быстро изложите, молодой человек, каким образом вы можете быть мне полезны.

— Не столько вам, — пошёл я ва-банк, — сколько вашему делу, товарищ Бо Цзыю.

Толстые пальцы китайца с такой силой сжали деревянную ручку веера, что, казалось, она сейчас затрещит. Одновременно левая рука сунула часы в кармашек на жилетке, при этом оставшись под плащом. Значит, товарищ Бо Цзыю — левша, или же просто стреляет с обеих рук одинаково хорошо.

— Я не японский провокатор, товарищ Бо, — покачал головой я, — но и не Коминтерновский агент. Я просто русский человек, которому стало очень уж неуютно на родине.

— И что же вы можете делать? — заинтересовался Бо Цзыю, не убирая руки из-под плаща.

— Я готов делать всё, товарищ Бо, — сказал я. — Стирать, убирать, мыть полы, чистить сортиры…

— Чистить что? — не понял Бо Цзыю.

Я и не заметил, как в своём китайском употребил не самое приличное русское словцо, за которое в гимназии можно было и розог откушать.

— Отхожие места, — уточнил я. — Но всё-таки, лучше всего я умею командовать людьми. Планировать операции на уровне рота, взвод. Водить солдат на верную смерть. Хотя последних, я так думаю, у вас и без меня довольно. А вот толковых командиров не хватает, верно, товарищ Бо?

— Верно, — не стал спорить Бо Цзыю. — Вот только вопрос — могу ли я вам доверять? И я склонен ответить на него — нет.

— Ваше право, — развёл я руками. — Могу и сортиры чистить.

— Откуда такой фатализм, молодой человек? — поинтересовался Бо Цзыю.

— Я не ел вообще ничего последние три дня, — ответил я, — а нормально не питался со времён ухода наших частей с бывшей КВЖД.

— Прижала вас жизнь, молодой человек, — с фальшивым сочувствием покивал, словно болванчик-соотечественник Бо Цзыю. — Насколько же неуютно должно было стать вам на родине, что вы решили дезертировать и покинуть её.

— Лучше голодать здесь, — сказал я, — чем валить лес на просторах Сибири.

— Понятно, — снова покивал болванчиком толстяк Бо Цзыю. — А позвольте узнать, молодой человек, в каких войсках вы служили. Я всё смотрю на ваши петлицы и рукава, но не могу понять.

— Я был пилотом БМА, — ответил я. — Наш знак — в круге угловатая фигура, подразумевающая БМА.

— Что такое БМА? — снова не понял меня Бо Цзыю.

— Биомеханический агрегат, — сказал я по-русски. — В Европе прижилось американское словечко биомех, а японцы зовут их доспехами духа.

— Ах это, — похоже, удивлению Бо Цзыю не было предела. — И что же, советской власти оказался не нужен такой специалист? Вы ведь были офицером, то есть, командиром, верно? Простите, молодой человек, но я в это поверить не могу.

— Советской власти, товарищ Бо, — каменным голосом сказал я, — нужны не толковые специалисты, а идейно выдержанные товарищи с чистыми анкетами.

— А на вашей репутации есть пятна? — поинтересовался Бо Цзыю, вполне правильно понявший слово «анкета», не став переспрашивать на этот раз.