Первая весна - Герман Матвеев

— Я не против. Ежели не мы, так они сами себе дело найдут по вкусу…

Лошадь вдруг остановилась и, фыркнув, стала пятиться в сторону.

— Но, но… не бойся, глупая! — прикрикнул председатель, натягивая вожжи. — Вот посмотрите, Мария Ивановна! Что делают безобразники! Нашли место!

Посреди дороги стояла снежная баба. Кто-то не поленился раздобыть и надеть ей на голову старую, дырявую миску. Вместо глаз были вставлены осколки тёмного бутылочного стекла, приделаны руки и подмышкой торчал голик.

2. Агроном

Дарья Андреевна была в коровнике и не слышала, как приехал муж.

— Заждалась, Даша? — спросил Николай Тимофеевич, когда она появилась в дверях.

— Да уж… заждалась, — ответила Дарья Андреевна, взглянув на незнакомую девушку и улыбаясь не столько ему, сколько гостье. — А вы зоотехник?

Николай Тимофеевич хлопнул ладонью по столу и засмеялся:

— Ну, что я вам говорил, Мария Ивановна?

Он только что рассказывал приезжей о молочной ферме колхоза и предсказал, что жена примет девушку за зоотехника, в котором нуждался колхоз и которого ждала животноводческая бригада.

— Нет, я не зоотехник, Дарья Андреевна. Я агроном, — улыбаясь, сказала девушка. Она поднялась из-за стола, подошла к хозяйке и протянула ей руку. — Зовут меня Мария Ивановна.

— Агроном? — с оттенком некоторого разочарования и удивления спросила Дарья Андреевна, но сейчас же улыбнулась и крепко пожала руку.

Без пальто и платка, в простом тёмном платье, Мария Ивановна выглядела совсем молоденькой. Невысокий рост, хрупкая девичья фигура и пышные густые волосы, заплетённые в одну косу, делали её похожей на девочку. Таких агрономов Дарья Андреевна еще не видала.

— Агроном, а какая молоденькая! — вырвалось у неё, когда она почувствовала в загрубевшей своей руке маленькую, почти детскую руку девушки.

Это невольное восклицание смутило Марию Ивановну. Она развела руками и с виноватой улыбкой ответила:

— Что делать! Потом буду и постарше.

— Это хорошо, что молодая! — вмешался Николай Тимофеевич. — Молодые задористы, а нам таких и надо! Ты вот что, мать… Соловья баснями не кормят. Мы в дороге протряслись. Организуй нам поесть.

Новый просторный дом председателя был перегорожен на три неравные части. Одна комната, самая большая, занимавшая половину дома, с русской печкой, считалась общей. Тут стряпали, занимались домашними делами и принимали гостей. Вторая была спальней, а третья — самая светлая, с окнами на юг, — принадлежала дочери.

Пока Николай Тимофеевич переодевался и умывался, Дарья Андреевна собрала на стол обильный завтрак и украдкой наблюдала за молодой и, как ей казалось, беспомощной, ненастоящей „агрономшей“.

Мария Ивановна заметила осторожные взгляды Дарьи Андреевны. В них были и недоверие, и любопытство. Она приготовилась к такому приёму, но никак не могла отделаться от чувства смущения охватившего её при первых словах этой женщины. Состояние у девушки сейчас было такое, какое она испытывала недавно перед экзаменами. Да, первая весна агронома — это тоже экзамен. Ни сердиться, ни обижаться не следовало. Она достала из чемодана полотенце с мылом и пошла умываться в сени.

Вернулся Николай Тимофеевич.

— Коля! Откуда она? — вполголоса спросила Дарья Андреевна, кивая головой на дверь.

— А что? Не понравилась?

— Почему не понравилась? Девушка она, видать, хорошая, но уж больно молода, — не справится, да и слушать её никто не будет.

— Ерунду ты говоришь, Даша, — с досадой сказал Николай Тимофеевич. — Науку будут слушать, а не её.

Умывшись холодной, прозрачной водой, Мария Ивановна почувствовала прилив какой-то особой бодрости. Выглянув за дверь на улицу, она увидела голубое небо и снег на крыше сарая, порозовевший под утренним солнцем. Задорно чирикали воробьи, и откуда-то издалека доносился равномерный звон ударов железа о железо. „Наверно, в кузнице“, — угадала девушка, думая о том, что все эти звуки, и солнце, и небо имеют уже прямое отношение к ней.

„Работать, работать, работать“, — говорила она себе, возвращаясь в дом.

3. Поручение

Встреча на дороге и разговор с председателем взволновали Ваню Рябинина. Весь день была в памяти девушка в белом вязаном платке, её внимательный взгляд и добрая улыбка. Когда мальчик вернулся из школы домой, ни матери, ни отца, ни старшей сестры не было. Деду нездоровилось, и он грелся на печке.

— Обедай, Ванюша, — сказал старик, кряхтя и охая. — Мать на работе. Шти в печке.

Ваня заторопился. Достал чугунок, налил в миску щей, отрезал хлеба и сел за стол.

— Ты что это, как на пожар? Подавишься! — проворчал дед, видя, как внук обжигается и глотает почти не жуя.

— Мне некогда, дедушка.

— А что такое?

— К председателю надо. Велел по делу приходить.

— О-о! А какое такое дело?

— А я и сам еще не знаю.

— Валя Тигунова к Насте забегала, сказывала, что из города агрономша приехала.

Ваня насторожился. „Значит, девушка в санях — агроном“, — подумал он. Покончив с едой, мальчик прибрал на столе и отправился к председателю.

— Ну, что я тебе говорила! — радостно сказала Зина, как только он открыл дверь. — Ты поедешь и я! Нас директор назначил. Как лучших учеников и мичуринцев.

У Вани ёкнуло сердце, но он удержал улыбку и, нахмурив брови, серьёзно спросил:

— А зачем?

— Узнаешь… — таинственно прошептала Зина.

Девочка и сама еще не знала, зачем они поедут в Ленинград, но сделала вид, что не хочет раньше времени разглашать секреты.

— Пойдём-ка, что я тебе покажу, — всё так же таинственно продолжала она и поманила Ваню пальцем.

В её комнате оказалась вторая кровать, а рядом с ней большой чемодан и узел.

— Кто-то приехал? — спросил Ваня.

— Ага! У нас будет жить. Вместе со мной. Угадай, кто?

— Агроном!

— Правильно! Теперь у нас в колхозе будет свой агроном. А потом ещё — зоотехник, ветврач, техник-строитель и механик, — с гордостью сообщила девочка.

Вскоре после того как они вернулись в общую комнату, за дверью послышались шаги Николая Тимофеевича. Судя по тому, как он топал ногами в сенях, отряхивая снег, как широко распахнул дверь и улыбнулся ожидавшим его детям, настроение у него было хорошее.

— Ага! Главный мичуринец явился! Ну, какие у вас планы на этот год?

Девочка переглянулась с Ваней и пожала плечами.

— Какие планы? Обыкновенные!

— А всё-таки? Чем вы собираетесь нынче заниматься? Какие посадки, посевы? — продолжал он спрашивать, снимая полушубок и шапку.

— Будем на школьном участке работать.

— Ну, а если мы вам другое предложение сделаем?

— А какое предложение?

— Картошкой заняться.

У Зины вытянулось лицо, губы сложились в презрительную гримасу.

— Картошкой! Новое дело!

Ваня промолчал, увидев, как нахмурились брови Николая Тимофеевича и как он сердито посмотрел на дочь.

— Тэ-экс! Вот так мичуринцы! А скажи-ка ты мне, что ты знаешь о картошке? — спросил он, откидываясь на стуле.

— Очень она мне нужна! — сказала девочка.

— То есть, как не нужна? Ты же каждый день её ешь!

— Она цветы любит сажать, — вмешалась в разговор Дарья Андреевна.

— Цветы цветами, а картошка сейчас важнее. Колхозу нужно переходить на новые сорта, устойчивые против болезней, и чтобы чистосортные посадки были. Вот Мария Ивановна и хотела ребятам поручить это дело.

— Ребятам? Картошку сажать? — удивилась Дарья Андреевна. — Им же учиться надо.

— Это не помешает. Я сегодня заезжал в школу и согласовал вопрос с директором. Тут дело научное, показательное. Организуем такой питомник… Семенной участок. Землю мы им отведём, какую сами выберут. Тяжёлую работу за них сделаем. Навоз привезём, вспашем… Всё сделаем! Картошки нам дадут для начала немного, вот и нужно её размножить. Но, конечно, если не хотят, насильно заставлять не будем. Пускай своими цветочками занимаются.

— Почему не хотим? Я хочу! — торопливо сказал Ваня.

— Ну вот! — довольным тоном протянул Николай Тимофеевич. — Ты у меня и будешь главным бригадиром. А у Зинки ветер в голове. Она считает, что картошка — это неинтересно. Ручки боится запачкать. Одно название — мичуринка! Не понимает, что картошка — второй хлеб. Вот сейчас много разговоров насчёт вредителя… Как он называется?

При этих словах Николай Тимофеевич достал из кармана коробок спичек и протянул его жене.

— Посмотри-ка. Даже на коробке напечатано. Зажигай — и помни. А вдруг этот жук, колорадский, прилетит к нам да всю нашу картошку слопает? Что ты будешь делать? Подумай-ка!

— Откуда он прилетит? — недоверчиво спросила жена.

— С любой стороны. Крылья-то у него есть.