Цареубийца - Илья Крымов

— Мы знаем. Более того, мы и сами не рассматривали вашу кандидатуру, но источник был больно уж убедителен. Настолько убедителен, что… Очень убедителен.

Эти люди, кем бы они ни были, не знали обо мне почти ничего. Ну, кроме того, что знали обо мне практически все. Я понял это по мимолётной заминке в его самоуверенной речи. Кто-то хотел ограбить этого фон Лайкроста. А кто-то другой нашептал этому желающему, что Меченый Джек — "самое то", если хочешь куда-то тихонько прокрасться. Этот добрый советчик знает меня и имеет некий авторитет у людей, которых Востроносый называл "мы". Но слишком много он им не поведал. Это обнадёживает.

— Если согласитесь всё сделать по-хорошему, мы не только вернём вам ваше имущество, это само собой разумеется, но и заплатим сумму вашего, так сказать, "долга".

— Пять тысяч уберландских зекслингов золотом?

— Или две с половиной тысячи харцландских грошей золотом. Как вам будет удобнее.

Я сделал вид, что крепко задумался, будто мне было это нужно.

— А если я предпочту обратиться к Красному ордену?

— О! — Он сделал вид, что мой вопрос удивил и озадачил его. — Если бы вы это сделали, у нас прибавилось бы проблем.

— Не сомневаюсь.

— Поэтому мы не можем этого допустить.

В его правой руке, вынырнувшей из-под стола, лежал миниатюрный арбалет с металлическими плечами и стальной тетивой. Такие арбалеты можно было легко и незаметно носить под плащом, но убойная их сила такова, что легко пробивает доспехи рыцаря с расстояния в полторы сотни шагов.

— Пять тысяч зекслингов, говорите?

Востроносый убрал маленькую машинку смерти обратно.

— Завтра утром сюда придёт человек с вашим оружием и прочими вещами. Вы отправитесь с ним в Бергзден.

— Этот человек принесёт Молчуна?

— Не считайте нас дураками, герр Доу. Вы получите пистоли и клинки, но не геверр.

Я вздохнул.

— А я надеялся, что между нами уже установились добрые доверительные отношения.

Востроносый накинул на плечи плащ и оставил на столе три золотых монеты.

— Хозяин, поухаживай за постояльцем!

Ну и ну! На такие деньги я мог бы жить в гостинице несколько месяцев, ни в чём себе не отказывая.

— Без Молчуна я бесполезен в вашем деле.

— Вы получите геверр перед самым началом, непосредственно, "дела".

— Мне бы…

— Перед самым началом, герр Доу. Всего доброго. И вы ешьте орешки, ешьте.

Востроносый быстро вышел через парадную дверь.

— Чего желаете, господин? — Привлечённый блеском золота, трактирщик расплылся в приторнейшей из улыбок.

— Принеси вина и, — я принюхался, — шницель. Поживу здесь до завтра.

Я проспал достаточно, чтобы следующим днём вновь почувствовать себя человеком, но не более того. До восхода сидел в темноте, и смотрел на дверь, дожидаясь стука, который раздался лишь после того, как стихли городские колокола, возвестившие о приходе нового дня.

На пороге комнаты стоял невысокий сутулый человек в тёмно-коричневой ноской одежде с капюшоном-колпаком, надвинутым на лицо. Изо рта у него сильно воняло, но я не обратил на это особого внимания, потому что сразу принялся копаться в мешке, который он принёс.

Первым делом я затянул вокруг талии широкий пояс с тремя поясными сумками, и укрепил на груди ремни перекрёстной перевязи с кобурами и патронами. Оба мои пистоля были заряжены и смазаны. К передней поясной сумке прикрепил ножны с хебсбургским мерным кинжалом. Справа на поясе повисли ножны с катценбергером, в голенище правого сапога утвердился засапожник. Всё, я человек при оружии — то есть настоящий человек… Но, увы, не более того. Пока был Молчун не со мной, я не являлся фламспиттером.

— Готовы идти, мастер?

Я покопался в передней поясной сумке.

— Моего кошеля нет.

— Да что вы говорите! — осклабился он, показывая грязные редкие зубы. — Ай-яй-яй! Так вы готовы?

Я следовал за ним по городу, стараясь не отставать, потому что мой провожатый шагал очень быстро, почти что скользил по улицам, легко просачиваясь сквозь немногочисленные по утру скопления людей. Когда я заметил, что он, походя, срезал кошелёк с пояса какого-то мелкого торговца, тут же отпустил "поводок" и стал идти на десять шагов позади. Его это не озадачило, и провожатый продолжил путь с прежней уверенностью. Так мы и вышли к Угольным воротам.

Он запрыгнул в широкую телегу и насмешливо глянул на меня из-под капюшона. Как только я улёгся на устланное соломой дно, человек, сидевший на козлах, взмахнул кнутом. На воротах стража с подозрением отнеслась к моим пистолям, но знак Красного Сердца, помещённый на застёжку перевязи, убедил всех, что я имел право носить пороховое оружие. Мы отъехали от Гнецка на три лиги, когда телега остановилась, и в неё запрыгнули двое крепких парней, по виду — уберландские ландскнехты.

Через два часа вожжи взял коротышка, а прежний возница уселся напротив меня и сделал большой глоток из бурдюка, который вынул из-под плаща. Бурдюк перешёл в руки крепышей, а возница уставила на меня.

Это был крупный мужик с круглой головой. Все черты его лица оказались под стать фигуре — очень крупными и грубыми, нос, подбородок, скулы, выпуклый широкий лоб. У него были всклокоченные тёмные волосы, такие же всклокоченные усы и брови. Глаза навыкате, к тому же ещё и косые, слегка пугали своим выражением. Казалось, он одновременно смотрел чуть левее и чуть правее, но при этом замечал каждое моё движение.

— А что, мастер, не заскучали ли вы часом? — пробасил он, затыкая почти пустой бурдюк и пряча его под плащ. — Столько в молчании едем!

— Нет, веселюсь от души.

— Оно и видно! Я… — он помедлил, о чём-то поразмыслив, — Дункан. Вот эти славные парни Бернард и Аксель, а с вожжами управляется Джулиан. Но я называю его Джулз.

Здоровяки заржали, а коротышка на козлах раздражённо забормотал.

— Ты обещал не звать меня так больше, Дунк…

— А вот вы, мастер, в представлении не нуждаетесь. Меченый Джек, не так ли?

— Из-за морды, наверное, его так прозвали! — поделился своей догадкой Бернард.

— Из-за морды, — повторил Дункан, не сводя с меня свой воистину косой взгляд, — наверное.

— Цареубийца! — каркнул Джулиан, не оборачиваясь.

— Заткнись Джулз! Невежливо так говорить о многоуважаемом мастере!

Некоторое время ехали почти молча. Ландскнехты тихо болтали на уберландском, а Дункан пырился на меня, будто хотел заглянуть в самое нутро и как следует покопаться в содержимом кишок. Не впервые встречаю такое выражение. Так смотрели люди, которым не очень нравились фламспиттеры, люди, которые не доверяли нам, но не могли понять, что именно в нас их так гнетёт?