Семейный ритуал - Артур Дойль

— Ты, наверное, уже наслышан о смерти моего несчастного отца, — ответил он. — Его похоронили два года назад, и с тех пор мне приходится управлять поместьем. А поскольку я еще и член парламента от нашего округа, жизнь моя полна хлопот. Ну, а ты, как я понимаю, решил применить на деле те способности, которыми так удивлял всех нас, верно, Холмс?

— Да, — отвечал я. — Решил вот жить своим умом.

— Рад это слышать, ибо сейчас мне очень пригодился бы твой совет. У нас в Хэрлстоуне творятся странные дела, и полиция не в состоянии пролить свет на происходящее. События необычайные и совершенно необъяснимые.

Можете себе представить, с каким жадным вниманием я слушал его, Уотсон. Мне казалось, что шанс, о котором я мечтал в те долгие месяцы вынужденного безделья, наконец-то у меня в руках. В глубине души я верил, что меня ждет успех там, где другие потерпели неудачу, и вот мне представился удобный случай проверить свои силы.

— Прошу тебя, расскажи подробнее! — воскликнул я. Реджинальд Масгрейв уселся напротив и закурил предложенную мною сигарету.

— Должно быть, ты знаешь, что я холостяк, — сказал он. — Однако мне приходится держать в Хэрлстоуне большой штат прислуги, поскольку старый дом разваливается и следить за ним нелегко. Кроме того, я охраняю округу от браконьеров, а когда разрешен отстрел фазанов, устраиваю приемы, так что мне постоянно должно хватать рабочих рук. В общей сложности у меня восемь служанок, кухарка, дворецкий, два лакея и мальчик на побегушках. В саду и на конюшне, разумеется отдельный штат.

Дольше всех у нас прослужил дворецкий Брайтон — около двадцати лет. Когда мой отец нанял его, Брайтон был безработным школьным учителем. Вскоре благодаря энергии и характеру он стал бесценным помощником в хозяйстве. Это крупный миловидный мужчина, на вид ему дашь не больше сорока. Он владеет несколькими языками, играет почти на всех музыкальных инструментах. Удивляюсь, почему он при всех своих способностях и незаурядном даровании столь долгое время довольствовался такой должностью. Однако мне казалось, что ему у нас хорошо, а менять что-либо в жизни просто лень.

Но у этого образца совершенства есть один изъян. Он немного донжуан, а такому человеку, как ты понимаешь, нетрудно справиться с этой ролью в деревенской глуши. Пока Брайтон был женат, все шло хорошо, но вот он овдовел, и с тех пор с ним хлопот не оберешься. Несколько месяцев назад мы начали было надеяться, что он скоро утихомирится, поскольку он стал женихом Рэчел Хауэлс, нашей младшей горничной. Но он бросил ее и принялся увиваться за Джанет Треджелис, дочерью главного егеря. Рэчел — милая девушка, но обладает крайне вспыльчивым валлийским норовом. У нее случился приступ мозговой лихорадки, и теперь она ходит по дому (по крайней мере, ходила до вчерашнего дня), как живая тень той Рэчел, которой она была прежде, и вокруг глаз у нее черные круги. Такова первая из разыгравшихся в Хэрлстоуне драм. Однако вторая заставила нас напрочь позабыть о первой, а предшествовало ей позорное изгнание дворецкого Брайтона.

Вот как это случилось. Я уже говорил, что он был образованным человеком. Образованность-то и стала причиной его падения, поскольку она породила неодолимое любопытство, заставлявшее Брайтона совать свой нос в дела, которые никак его не касались. Я понятия не имел, сколь далеко завело его это любопытство, но вот однажды пустячный, казалось бы, случай раскрыл мне глаза.

Как-то на прошлой неделе — в четверг вечером, если уж быть точным — я не мог уснуть, потому что сдуру выпил чашку крепкого черного кофе. Промучившись до двух часов ночи, я понял, что уснуть не удастся, а посему встал и зажег свечу, намереваясь продолжить чтение романа. Но книга осталась в биллиардной, и я, накинув халат, отправился за ней. Чтобы добраться до биллиардной, надо спуститься на один лестничный пролет и пересечь коридор, соединяющий библиотеку и оружейную. Можешь представить себе мое удивление, когда, заглянув в этот коридор, я увидел за открытой дверью библиотеки мерцание света: ведь прежде, чем лечь в постель, я самолично погасил там свет и закрыл дверь. Первым делом я, естественно, подумал о взломщиках. Стены коридоров в Хэрлстоуне богато украшены старинным трофейным оружием. Сняв с одной из них алебарду, я оставил свечу, на цыпочках подкрался к раскрытой двери и заглянул внутрь.

В библиотеке был наш дворецкий Брайтон. Он сидел в старом, глубоком кресле, а на коленях у него лежал лист бумаги, судя по виду, какая-то карта. Брайтон подпирал ладонью лоб и пребывал в глубокой задумчивости. Онемев от изумления, я стоял в темноте и смотрел на него. Тонкая свечка на краю стола отбрасывала тусклый свет, но его оказалось достаточно, чтобы я смог заметить, что Брайтон одет. Вдруг он встал с кресла, подошел к стоявшему сбоку бюро и, отперев его, выдвинул один из ящиков. Он достал оттуда какую-то бумагу, вернулся к креслу, разложил ее рядом со свечкой и принялся изучать с пристальным вниманием. Негодование, которое охватило меня при виде человека, спокойно читающего наши семейные бумаги, оказалось настолько сильным, что я сделал шаг вперед, и Брайтон, подняв глаза, увидел меня стоящим в дверях, Он вскочил, лицо его сделалось мертвенно-бледным от страха. Ту похожую на карту бумагу, которую Брайтон изучал, когда я впервые увидел его, он проворно запихнул за пазуху.

— Так! — воскликнул я. — Вот, значит, чем вы платите нам за доверие! Вы завтра же оставите службу в моем доме.

Он поклонился с видом совершенно сломленного человека и молча проскользнул мимо меня. Свечка осталась на столе, и в ее свете я увидел бумагу, которую достал из бюро Брайтон. К моему удивлению, это оказался документ, не представлявший никакой ценности — копия вопросов и ответов, речевая часть довольно любопытного древнего церемониала, который именуется «ритуалом Масгрейвов». Этот семейный обряд, через который вот уже несколько веков проходит каждый Масгрейв, когда, становится совершеннолетним, интересен лишь посвященным и, возможно, до некоторой степени примечателен с точки зрения археолога. Но никакого практического смысла он не имеет.

— Вернемся к этой бумаге позже, — заметил я.

— Ну, если ты считаешь, что это необходимо, — поколебавшись, ответил он. — Однако продолжу свой рассказ. Я снова запер бюро, воспользовавшись ключом, который оставил Брайтон, и повернулся, чтобы уйти, когда с удивлением обнаружил, что дворецкий возвратился и стоит передо мной.

— Мистер Масгрейв, сэр! — хриплым от наплыва чувств голосом вскричал он. — Я не снесу такого срама. Я всю жизнь гордился тем местом, которое занимал, и бесчестье убьет меня. И в том, что прольется моя кровь, будете виноваты вы, сэр. А она прольется, если вы повергнете меня в отчаяние. Коли не можете держать меня в доме после всего случившегося, так хоть позвольте подать вам прошение и уйти через месяц, якобы по собственному почину. Ради бога, мистер Масгрейв! Это я еще переживу. Но только не вышвыривайте меня на виду у всей челяди и знакомых.

— Вы не заслуживаете таких церемоний, Брайтон, — ответил я. — Ваше поведение в высшей степени постыдно. И все же, поскольку вы долго жили в семье, я не хочу позорить вас прилюдно. Тем не менее месяц — слишком долгий срок. Вы уберетесь отсюда через неделю и объясните свой отъезд любой угодной вам причиной.

Он понурил голову и побрел прочь с видом человека, потерпевшего полный крах. А я погасил свет и вернулся в свою комнату.

В последующие два дня Брайтон исполнял свои обязанности с большим усердием. Я не вспоминал о случившемся и с некоторым любопытством ждал, как же он в конце концов прикроет свой позор. Однако утром третьего дня он вопреки своему обыкновению не явился ко мне за распоряжениями сразу же после завтрака. Выходя из столовой, я случайно встретил Рэчел Хауэлс, служанку. Я уже говорил, что она лишь недавно оправилась после болезни. Она была бледна и измучена, и я принялся выговаривать ей за то, что она приступила к работе.

— Вы должны лежать, — сказал я. — А к своим обязанностям вернетесь, когда окрепнете.

Рэчел как-то странно посмотрела на меня, и я подумал: уж не безумна ли она?

— Я уже достаточно окрепла, мистер Масгрейв, — ответила она.

— Посмотрим, что скажет врач, — заявил я. — А пока кончайте работу. Когда пойдете вниз, передайте Брайтону, что я хочу его видеть.

— А дворецкий исчез, — был ее ответ.

— Исчез?! Как исчез?

— Исчез, и все. И никто его не видел. В комнате его нет. Он исчез, да! Исчез!

Она привалилась спиной к стене и разразилась хохотом, а я, повергнутый в ужас этой внезапной истерикой, бросился к звонку, чтобы позвать на помощь. Кричащую и рыдающую девушку отвели в ее комнатку, а я тем временем начал расспрашивать о Брайтоне. Он исчез, это было несомненно. Постель его была нетронута. После того, как накануне вечером он удалился к себе в комнату, его больше никто не видел. Однако трудно было понять, каким образом он покинул дом, поскольку утром обнаружилось, что двери и окна закрыты на замок. Одежда, часы и даже деньги Брайтона находились в комнате, но черный сюртук, в котором он обычно ходил, пропал. Пропали и тапочки, а вот ботинки остались на месте. Куда же он мог отправиться среди ночи, и что с ним теперь?