Академия Меча и Магии (СИ) - Воск Степанида

Из зеркала на меня смотрела молодая девушка, очень похожая. И в то же время не я. А все потому что я давно уже была другая.

Таких голубых наивных глаз я не видела у себя лет двадцать. С возрастом они стали насыщенно-синие, глубокие, с налетом грустинки и целым возом жизненного опыта. От которого ни спрятаться за косметикой, ни скрыться при всем желании.

Руки сами потянулись к лицу.

Куда исчезли намечающиеся куриные лапки? Пропали, как утюжком разгладились. Губы стали четче и полнее, а кроме того ярче и сочнее. Щечки приобрели юношескую припухлость, которая проходит лишь с годами. И волосы, они вновь стали русые с рыжеватым отливом.

Но не это убедило меня в произошедшей метаморфозе.

Коса.

Длинная. Густая. С выбившимися местами прядями волос.

Их я обрезала как только мне исполнилось восемнадцать. И больше никогда не отпускала. Это был мой протест. Мой вызов. Доказательство того, что стала взрослой. По крайней мере, я так думала.

— Ну, что теперь скажешь? — ядовито поинтересовался чертенок. — Язык проглотила?

— Очуметь! — только и смогла выдавить из себя, рассеянно глядя по сторонам.

Теперь-то я видела, что все окружающие меня предметы, вещи, обстановка были совершенно иными. От них несло чужеродностью. Диковинностью. Необычностью.

— Да ладно тебе, хорош удивляться. Привыкнешь, — шлепнул меня по попе чертенок.

— Ой, — заверещал, когда я ухватила его за ухо. Это был неосознанный жест. Всегда действенный.

— Еще раз сделаешь нечто подобное — откручу. Понял? — произнесла суровым тоном, как обычно отчитывала Антошку, когда тот не просто шалил, а выходил за рамки дозволенного.

За ухо я всегда брала осторожно, не дергала и не выкручивала, но вкупе со словами угроза действовала безотказно.

Подействовала и в этом случае.

— Клянусь, больше не буду! — верещал зелененький.

— Говори, где я оказалась?

Глава 1

Некоторое время назад

Мысленный толчок.

И я опять вылетаю из сна. А ведь снилось что-то приятное. Можно сказать, что расчудесное.

Юность. Самое лучшее время, какое может быть у девушки. Я босоногая бегу по лужам, держа в одной руке туфельки, а другой сжимая букетик цветов. Домашних. Настоящих. Выращенных на клумбе у дома. И сорванных коварной рукой моего ухажера.

Так приятно вернуться в то время. Легкое и беззаботное. Хотя бы во снах.

Но нет. И этого меня лишили.

Разбудили.

Кто?

Я не знаю.

Возможно, моя шизофрения. Даже ее имя озвучиваю легко и просто, ибо смирилась. Приняла. Почти сроднилась.

— Привет, подружка, — поздоровалась.

Это случается каждую ночь. Или утро. Как кому проще называть время без двадцати шесть.

Я просыпаюсь.

Потому что на меня смотрят. Я не вижу кто. Я не знаю кто. Но я чувствую взгляд. Это ощущение не перепутать ни с чем иным. Оно как удар поддых. Быстрый. Острый. Жалящий. Словно прокол тонкой шпагой.

Спустя несколько мгновений он тяжелеет. Наливается смыслом. Будто обволакивает с ног до головы. И не покидает до того момента как я уйду в другую комнату. И как правило это кухня. На которой я готовлю завтрак Антошке.

Антошка это мое солнышко. Мой свет в окошке. Моя радость. Мой сыночек. Человечек, которого я люблю больше всего на свете. За которого готова отдать жизнь и все что у меня есть.

Когда я его так называю, он дергает плечиком и начинает сопеть.

Как же так, ведь он уже взрослый, почти десять лет, а мама его называет Солнышко. Разве так можно?

А для мамы все можно. Ведь она мама. Женщина, которая выносила и родила. Которая не спала ночами, прислушиваясь к дыханию. Гадала, а все ли в порядке. Наелся ли? Не хочет ли пить? Удобно ли лежать, подложив ладошку под щечку?

У мамы есть право, дарованное ей свыше. Право дарить жизнь.

И поэтому она может все: называть Солнышком, теребить по вихрастой макушке. Обнять на короткий миг, прижав к себе крепко-крепко. И даже самое страшное, что может выдержать мальчишечья гордость — поцеловать при людях. Ведь поцелуи, по мнению подрастающего мужчины, это «фи», телячьи нежности, а они только для девчонок.

А Антошка, он не девчонка, он мамина опора, помощник и будущий добытчик.

А пока он еще не совсем дорос до момента, когда из мальчика превратится в мужчину, мама встает пораньше, чтобы приготовить ему оладьи.

Тем более у нее есть ежедневный будильник в виде взгляда из ниоткуда.

Вначале, когда это случилось впервые, я испугалась. А кто бы на моем месте не ужаснулся? Все мы знаем это ощущение, которое нельзя потрогать, невозможно объяснить, но от которого начинают шевелиться волосы, стоит ощутить взгляд со спины.

А тут даже не в затылок. А прямо в лицо, потому как спать люблю на спине, сложив руки на груди, на манер покойника. Как-то в юности даже шутила по этому поводу, что если умру во сне, то не придется менять позу, достаточно будет лишь вставить свечку между пальцев.

Первое время я включала свет, обследовала комнату на наличие камер слежения. Мало ли, может соседи сверху просверлили дырочку в железобетонных конструкциях, да ведут за мной наблюдение.

Однако глянцевый абсолютно ровный натяжной потолок говорил об обратном.

Потом я грешила на чрезмерную усталость. Думала, что именно она дает побочный эффект в виде навязчивого состояния.

Но когда я ощутила знакомый взгляд, будучи на улице, то поняла, что он и моя загруженность на работе совершенно друг от друга не зависят.

Спустя какое-то время перестала пугаться и выдумывать всякие нелепости. Приняла как должное. А все потому что посмотрела передачу про паранормальные явления. В ней подробно объяснялось про необычное в обычном. Мол, не все люди в состоянии понять знаки, идущие к нам сверху, а уж тем более расшифровать их смысл.

А раз не могу понять, то можно отставить в дальний угол до лучших времен, когда наступит время.

Так я и сдружилась со своей шизой. Которая не отступала ни на шаг.

Нет. Она не была со мной постоянно. Лишь в определенные периоды времени. Рано утром. И когда я выходила на улицу.

Почему-то в другое время не посещала.

Видимо, даже у шизы бывают часы работы и отдыха. А вот выходных не было.

— Так, а остались ли у нас яйца? — я полезла в холодильник.

На ячеистой полочке сиротливо, как одинокий голубь на нити проводов, примостилось последнее яйцо.

— На омлет мало, а для оладьев в самый раз, — пробормотала, доставая яйцо с голубым клеймом «желток солнца».

От солнца в яйце была только форма желтка, но никак не цвет. Бедные куры, замученные в тесном прозябании в неволе, несли бледные яйца. То ли дело деревенские. Возращенные на вольных хлебах. У них даже яйца ярко оранжевые, радостные и веселые. Такие есть только в деревне. У бабушки Антона.

Я вздохнула. Завтра суббота, значит, завтра после обеда нам обязательно надо ехать в деревню. Хочу ли я или не хочу это никого не волнует. Я обязана.

— Мама, доброе утро! — в кухню, шлепая босыми ступнями, в полосатой пижаме вошел Антошка. Он кулачком тер глаза, жмурясь от яркого света. — Опять ты проснулась, словно соловушка. Говорил же я тебе — поспи. Я приготовлю завтрак.

Нежная заботы сына, такого маленького и одновременно взрослого, умиляла до слез.

У меня сердце сжималось всякий раз когда я думала как же мне повезло однажды.

Нелепая случайность, глупая обида, стечение обстоятельств вылились в то, что теперь у меня есть он. Антошка. Моя радость. Моя кровинушка. Мой мальчик.

— Давай вместе, сынок. Так быстрее и веселее. Ты не против?

— Мамулик, я только «за».

— Надень тапки, — напомнила. Как напоминала каждый день. Но толку от этого было крайне мало. Сын так и не привык это делать на постоянной основе.

Глава 2

Завтрак, приготовленный в четыре руки гораздо вкуснее, чем точно такой же, но сделанный только мною.

Почему?

Потому что приправлен любовью, сбрызнут каплями доверия и окутан хорошим настроением.