Комитет-1991. Нерассказанная история КГБ России - Леонид Млечин

Но все пойдет по-другому.

Советский президент был самым информированным человеком в стране. Но никому не дано знать его будущее.

Некоторых героев этой книги, в основном высших офицеров госбезопасности, я спрашивал, помнят ли они, как встречали первое января девяносто первого? Предполагали, что в новом году страну и их самих ждут невероятные перемены?

Генерал Виктор Валентинович Иваненко:

– Встречал дома, с женой и с детьми. Кто-то из друзей заглянул в гости. Какими-то особыми событиями тот Новый год в памяти не отпечатался. Я конечно же не представлял, что произойдет в дальнейшем.

Генерал Сергей Вадимович Степашин:

– 1 января 1991 года я был в Ленинграде. У меня там оставалась семья. Поехали к друзьям, с которыми в училище преподавал, вместе воевал во внутренних войсках. Машины у меня не было, добирались на переполненном автобусе. Как сейчас помню, в давке торт помяли. Что судьба может так резко измениться, в голову не могло прийти.

Генерал Евгений Вадимович Савостьянов:

– Новый год встречал дома. А где еще? С друзьями, в обычной компании. Что касается грядущих перемен… Для меня было очевидно, что девяносто первый год – это год, когда КПСС рухнет. Но я понимал, что задача низвержения коммунизма не самая сложная из стоящих перед нами задач, с ней мы как-нибудь справимся. Гораздо труднее преодолеть многовековую традицию несвободы народа. Я же все-таки варился в это время в каше демократических движений – с латышами и литовцами, с таджиками и армянами, с грузинами и азербайджанцами – и видел, что Советский Союз заканчивается. Это было довольно очевидно.

Генерал Валерий Борисович Ямпольский:

– Новый год встречал с семьей. Был такой подъем! После начала перестройки мы, уже люди опытные, прошедшие большой путь в органах безопасности, радовались. Я вам точно скажу: как дети радовались. Мы понимали, что должны быть перемены, и радовались, что они пришли. Но мы не предполагали, что вывернутся они в совсем другую сторону. Я думаю, что и никто не предполагал.

Генерал Сергей Николаевич Алмазов:

– Я только приехал в Москву, широкого круга друзей еще не было, так что встречал в тесном семейном кругу. А год, конечно, наступал тревожный. Работа в Инспекторском управлении КГБ позволяла получать значительный объем информации, стекающейся, по сути дела, со всего Советского Союза. Я работал в отделе, который курировал территориальные органы Российской Федерации, поэтому относительно происходящего в России для нас темных пятен не было. Понимали, что вот эта ситуация, бурлящая, просто так не закончится. Во что-то она выльется. Но в какой форме и какое место нам будет отведено…

Последний руководитель КГБ Чечено-Ингушетии полковник Ахмет Цуцаевич Хатаев:

– Собрались близкие мне люди, друзья. У меня Новый год плавно перетекает в день рождения, я девятого января родился. Приехал младший брат, он дипломат. На Новый год ничего не предвещало последующие события. Абсолютно не было ощущения, что в жизни республики могут произойти такие катаклизмы. Но внутреннее напряжение чувствовалось. А основания для того, чтобы социальное напряжение возникло, складываются не за минуту.

Государственный секретарь России Геннадий Эдуардович Бурбулис:

– Мы все жили тогда в Архангельском, дачном поселке российского правительства. У нас там сложилась коммуна реформаторская. Начали отмечать у нас, на небольшой дачке, потом пошли к соседям… Кто-то пельмени слепил хорошие – туда сходили. Кто-то наливку домашнюю приготовил, или родители что-то прислали… Конечно, мы не предполагали, что так все произойдет. Но настраивались на тяжкую работу. Если берешься заменять старые порядки новыми, тебя ожидает равнодушие тех, кому эти новые порядки предназначены, и жестокое сопротивление тех, кому старые порядки дороги.

Секретная записка Крючкова

17 марта 1991 года состоялся референдум. Жителей страны спросили: хотят ли они сохранения Советского Союза как обновленной федерации равноправных и суверенных республик? За сохранение Союза, уже распадавшегося на части, высказалось три четверти опрошенных. Похоже, «за» проголосовали и те, кто в реальности жаждал обрести самостоятельность.

Горбачев говорил своим помощникам, что, если народ проголосует против Союза, ему придется уйти. Но исход голосования дал Михаилу Сергеевичу шанс. Он его использовал, выдвинув неожиданную идею: принять новый Союзный договор, который ослабит власть центра и даст больше полномочий республикам.

Предложение Горбачева приняли девять республик из пятнадцати, входивших в СССР. Шесть – Литва, Латвия, Эстония, Молдавия, Армения и Грузия – отказались.

Для председателя Верховного Совета РСФСР Бориса Николаевича Ельцина горбачевская инициатива была полной неожиданностью. Но он эту идею поддержал.

Через несколько лет все начнут клясть Ельцина за Беловежские соглашения. Но в конце советской эпохи многие люди самых разных взглядов отнюдь не возражали против того, чтобы выделить Россию из Советского Союза, избавить ее от необходимости заботиться о других республиках и дать ей возможность развиваться самостоятельно. Этот вариант казался разумным и практичным.

Помощник президента СССР Анатолий Сергеевич Черняев, фронтовик, прошедший всю войну, записал в дневнике: «Многонациональную проблему Союза можно решить только через русский вопрос. Пусть Россия уходит из СССР, и пусть остальные поступают как хотят. Правда, если уйдет и Украина, мы на время перестанем быть великой державой. Ну и что? Переживем и вернем себе это звание через возрождение России».

Характерные для той поры мысли.

23 апреля 1991 года лидеры девяти республик встретились с Горбачевым в Ново-Огареве. Это старинная усадьба в сосновом бору на берегу Москвы-реки. Там есть двухэтажный дом приемов. На втором этаже и шла работа над проектом нового Союзного договора.

«Некоторое время соглашение „9+1“ было источником своеобразной эйфории, – вспоминал помощник президента СССР Георгий Хосроевич Шахназаров. – Словно в момент, когда два войска готовы были сойтись в яростной рукопашной схватке, вожди их вняли гласу народа и договорились жить дружно. Даже отметили это событие бокалом шампанского. Как рассказывал потом Михаил Сергеевич, за обедом они с Борисом Николаевичем, чокнувшись, выпили за здоровье друг друга».

Спор шел в основном между Горбачевым и Ельциным. Борис Николаевич от своей позиции, как правило, не отступал. Так что дискуссии обыкновенно завершались в его пользу.

Эти два человека ревниво следили друг за другом. У Горбачева оставалась формальная власть над всей страной и мировое признание. У Ельцина – неясная должность российского лидера и народная поддержка. Ельцин завидовал Горбачеву, который уже был президентом и у которого в руках было все. Горбачев завидовал Ельцину, за которого голосовали простые люди и в поддержку которого собирались огромные митинги.

За два с половиной месяца до этого, 7 февраля 1991 года, Верховный Совет России постановил одновременно с союзным провести республиканский референдум с вопросом: «Считаете ли вы необходимым введение поста Президента РСФСР, избираемого всенародным голосованием?»

Геннадий Бурбулис:

– Нам Верховный Совет блокировал идею президентства. А тут союзное руководство придумало референдум. И Россия получила неожиданный подарок, потому что вопрос о всенародном одобрении идеи президентства мы вынесли на обсуждение.

Многие председатели Верховных Советов республик уже поспешили переименовать себя в президенты. Ельцин хотел последовать их примеру. Его, как и раньше Горбачева, раздражала необходимость день за днем высиживать на заседаниях Верховного Совета.

Горбачев годом раньше нашел способ избавиться от этой изматывающей работы. В марте 1990 года на Третьем съезде народных депутатов он был избран президентом Советского Союза. Бюллетени считали всю ночь напролет. Результаты голосования объявили утром. Горбачева заранее оповестили о том, что он избран. Михаил Сергеевич принял присягу и стал первым советским президентом. И последним, но тогда, разумеется, никто об этом не знал.

Председателем Верховного Совета СССР он предложил вместо себя Анатолия Ивановича Лукьянова, которого считал близким соратником. В роли президента Михаил Сергеевич почувствовал себя увереннее.

О решении российского парламента провести референдум сообщили все средства массовой информации. Но всего несколько человек в стране знали, что в тот же день, 7 февраля 1991 года, председатель КГБ СССР генерал армии Владимир Александрович Крючков представил президенту Горбачеву секретную записку: «О политической обстановке в стране».

В принципе два раза в день председатель КГБ отправлял главе государства особые, сверхсекретные материалы разведки и контрразведки. Спецсообщения доставляли в запечатанных конвертах. Вскрывать и читать их не имели права даже доверенные помощники президента. И почти каждый день председатель комитета появлялся в кабинете Горбачева с папкой. Самые важные материалы докладывал один на один, без свидетелей.