Блестящая будущность - Чарльз Диккенс

— М-съ Джо уже разъ двѣнадцать справлялась о тебѣ, Пипъ. Она и теперь вышла позвать тебя, что уже составитъ чортову дюжину.

— Неужто, Джо?

— Да, Пипъ, — сказалъ Джо, — а хуже всего то, что съ нею щекотунъ.

При этомъ зловѣщемъ извѣстіи, я сталъ крутить единственную пуговицу у жилета и въ большомъ смущеніи уставился въ огонь. Щекотунъ была трость, гладкая отъ частаго прикосновенія къ моемъ тѣлу.

— Она давно ушла, Джо?

Я всегда обращался съ нимъ, какъ съ большущимъ ребенкомъ и моимъ ровней.

— Да какъ тебѣ сказать, Пипъ, — отвѣчалъ Джо, взглядывая на голландскіе часы:- пожалуй, минутъ пять будетъ, какъ она вышла въ послѣдній разъ. Да вонъ она идетъ назадъ! Скорѣе, дружище, схоронись за дверь.

Я послѣдовалъ его совѣту. Сестра моя, м-съ Джо, широко распахнула дверь и замѣтивъ, что она почему-то не растворяется какъ слѣдуетъ, немедленно угадала причину и пустила въ ходъ щекотуна безъ дальнѣйшихъ околичностей. Затѣмъ швырнула мною въ Джо, — я часто служилъ ей метательнымъ орудіемъ при супружескихъ расправахъ, — а Джо, довольный, что завладѣлъ мною, какою бы то ни было цѣной, толкнулъ меня за каминъ и спокойно загородилъ длинной ногой.

— Гдѣ ты пропадалъ, мартышка ты этакая! — сказала м-съ Джо, топая ногой. — Сейчасъ сказывай, куда это ты бѣгалъ; я чуть не умерла отъ безпокойства и усталости; смотри, я вытащу тебя изъ угла, хотя бы васъ было пятьдесятъ Пиповъ и пятьсотъ Гарджери.

— Я былъ на кладбищѣ,- отвѣчалъ я, плача и потирая ушибленное мѣсто.

— На кладбищѣ! — повторила сестра. — Если бы не я, давно бы уже лежать тебѣ на кладбищѣ. Кто выкормилъ тебя «отъ руки»?

— Вы, — отвѣчалъ я.

— А зачѣмъ я это сдѣлала, хотѣла бы я знать, — воскликнула сестра.

Я захныкалъ:

— Не знаю.

— И я не знаю, — отвѣчала сестра. — Знаю только, что если бы начать сызнова, то я бы больше этого не сдѣлала. Могу поистинѣ сказать, что съ тѣхъ поръ, какъ ты родился, я не снимала съ себя этого фартука. Ужъ довольно тяжко быть женой кузнеца, да еще такого какъ Гарджери въ придачу, а тутъ еще воспитывать тебя, не будучи вдобавокъ твоей матерью.

Мысли мои были далеки отъ этого вопроса въ то время, какъ я уныло глядѣлъ въ огонь. Бѣглецъ, встрѣченный мною на болотѣ, съ закованной ногой, таинственный молодой человѣкъ, пила, съѣстное, страшное обязательство, принятое мною на себя, совершить кражу въ родномъ гнѣздѣ,- все это мерещилось мнѣ въ угляхъ, пылавшихъ мстительнымъ пламенемъ…

У сестры была рѣшительная а неизмѣнная манера приготовлять намъ хлѣбъ съ масломъ. Прежде всего она крѣпко прижимала лѣвой рукой къ нагруднику ковригу хлѣба, при чемъ въ него часто попадала булавка или иголка, которую мы затѣмъ вынимали изо рта. Затѣмъ она брала масло (не очень много) на ножъ и намазывала его на хлѣбъ, по-аптекарски, точно приготовляла пластырь — пуская въ ходъ обѣ стороны ножа и размазывая масло и разравнивая его вокругъ корки. Послѣ того окончательно обтирала ножъ о край пластыря и затѣмъ, отрѣзавъ толстый ломоть, разрѣзала его пополамъ: Джо получалъ одну половину, а я другую.

Въ настоящую минуту, хотя я былъ очень голоденъ, я не смѣлъ ѣсть свой хлѣбъ, я чувствовалъ, что мнѣ нужно имѣть что-нибудь про запасъ для моего страшнаго знакомаго и его союзника, еще болѣе страшнаго молодого человѣка.

Я зналъ, что м-съ Джо очень экономная хозяйка и что мои воровскія поиски могли ни къ чему не привести. Поэтому я рѣшилъ спустить свой кусокъ хлѣба съ масломъ въ карманъ штановъ.

Усиліе воли, необходимое для выполненія этого намѣренія, представилось мнѣ просто ужаснымъ: все равно, какъ если бы я вздумалъ соскочить съ крыши высокаго дома или нырнуть въ глубокій прудъ. И дѣло еще затруднялось невинностью Джо, который ровно ничего не подозрѣвалъ. Вслѣдствіе дружбы, связывавшей насъ, какъ товарищей въ бѣдѣ, и добродушнаго обращенія его со мной, какъ съ пріятелемъ и ровней, мы имѣли обыкновеніе по вечерамъ взапуски уплетать свои ломти, и молча выставляли ихъ на показъ другъ другу, поощряя къ дальнѣйшимъ усиліямъ.

Сегодня Джо нѣсколько разъ уже приглашалъ меня къ нашему обычному дружескому состязанію, показывая мнѣ свой быстро уменьшавшійся ломоть; но каждый разъ видѣлъ, что я сижу съ кружкой чая на одномъ колѣнѣ и непочатымъ кускомъ хлѣба на другомъ. Наконецъ я отчаянно рѣшилъ, что дѣло должно быть сдѣлано и сдѣлано такъ ловко, какъ это только возможно при существующихъ обстоятельствахъ. Я воспользовался минутой, когда Джо только что отвернулся отъ меня, и спустилъ ломоть хлѣба съ масломъ въ карманъ штановъ.

Джо былъ очевидно смущенъ тѣмъ, что я не голоденъ, и задумчиво откусилъ кусочекъ отъ своего ломтя безъ всякаго повидимому удовольствія. Онъ долѣе обыкновеннаго поворачивалъ его во-рту, глубокомысленно соображая что-то, и все-таки проглотилъ его, какъ пилюлю. Онъ готовился откусить еще кусочекъ и склонилъ съ этою цѣлью голову на бокъ, какъ вдругъ глаза его остановились на мнѣ, и онъ увидѣлъ, что мой ломоть исчезъ.

Удивленіе и испугъ, съ какими Джо уставился на меня, забывъ откусить отъ ломтя, были слишкомъ очевидны, чтобы укрыться отъ сестры.

— Въ чемъ дѣло? рѣзко спросила она, ставя на столъ чашку.

— Послушай, дружище! — пробормоталъ Джо, качая головой съ строгой укоризной. — Этакъ нельзя, Пппъ! ты себѣ бѣду наживешь. Онъ гдѣ-нибудь да застрянетъ. Ты вѣдь не могъ прожевать его, Пипъ.

— Въ чемъ дѣло, спрашиваю я! — повторила сестра, сердитѣе прежняго.

— Прокашляйся, Пипъ, совѣтую тебѣ,- продолжалъ Джо, въ смятеніи. — Какъ ни какъ, а этакъ и подавиться не долго.

Тутъ сестра пришла въ настоящую ярость, набросилась на Джо, схватила его за бакенбарды и постукала головой въ стѣну, пока я сидѣлъ въ уголку съ виноватымъ видомъ.

— Ну, теперь ты, можетъ быть, скажешь, въ чемъ дѣло, — произнесла сестра, задыхаясь.

Джо поглядѣлъ на нее съ безпомощнымъ видомъ, потомъ съ тѣмъ же безпомощнымъ видомъ откусилъ отъ ломтя и взглянулъ на меня.

— Знаешь, Пипъ, — сказалъ Джо торжественно, закладывая откушенный имъ кусочекъ хлѣба за щеку и говоря такъ откровенно, точно мы были съ нимъ одни въ комнатѣ:- мы съ тобой вѣдь пріятели, и я ни за что не сталъ бы доносить на тебя. Но такой… — Онъ отодвинулъ стулъ, поглядѣлъ на полъ и затѣмъ на меня:- такой необычайно большой глотокъ!..

— Онъ проглотилъ хлѣбъ, не жуя? — закричала сестра.

— Ты знаешь, дружище, — продолжалъ Джо, глядя на меня, а не на м-съ Джо, и все еще держа кусокъ хлѣба за щекой:- мнѣ самому случалось глотать куски, не разжевавъ ихъ, когда я былъ твоихъ лѣтъ… и частенько; но такого большого куска, какъ твой, Пипъ, нѣтъ, такого мнѣ никогда не случалось глотать; я дивлюсь, какъ ты не подавился.

Сестра накинулась на меня и стащила съ мѣста за волосы, проговоривъ страшныя слова:

— Пойдемъ, я дамъ тебѣ лѣкарства.

Какая-то медицинская бестія пустила въ ходъ въ тѣ дни дегтярную воду, въ качествѣ превосходнаго врачебнаго средства, и м-съ Джо всегда держала ее про запасъ въ шкафу, вѣря въ то, что она такъ же полезна, какъ противна. Въ обыкновенныхъ случаяхъ меня такъ усердно пичкали этимъ любезнымъ снадобьемъ, что я чувствовалъ, какъ отъ меня разитъ дегтемъ, точно отъ только что выкрашеннаго забора.

Сегодня въ виду необычайности происшествія потребовалось не менѣе литра этой микстуры, которая и была влита мнѣ въ горло, для моей вящей пользы, при чемъ м-съ Джо засунула мою голову подъ мышку, точно сапогъ въ тиски. Джо отдѣлался полулитромъ, который его заставили выпить (къ его великому неудовольствію, въ то время какъ онъ медленно жевалъ и размышлялъ у огня), «потому что его покоробило». Судя по себѣ, я могъ поручиться, что если не до, то послѣ пріема лѣкарства его уже навѣрное «покоробило».

Совѣсть — страшная вещь, когда она грызетъ взрослаго человѣка или ребенка; но когда у ребенка на совѣсти есть еще другая тайна, скрытая въ его штанинѣ, то это — могу засвидѣтельствовать — просто мученье. Виновное сознаніе, что я готовлюсь обокрасть м-съ Джо (мнѣ совсѣмъ не приходило въ голову, что я обокраду Джо, такъ какъ я не считалъ его хозяиномъ), въ связи съ необходимостью постоянно придерживать рукой ломоть хлѣба, когда я сидѣлъ, или когда меня зачѣмъ-нибудь отсылали изъ кухни, чуть не свело меня съ ума.

Былъ канунъ Рождества, и я долженъ былъ отъ семи до восьми часовъ вечера мѣшать мѣднымъ пестикомъ тѣсто для праздничнаго пирога. Я мѣшалъ его, чувствуя въ карманѣ тяжесть спрятаннаго ломтя, и это напоминало мнѣ человѣка со скованной ногой. На мое счастіе, мнѣ удалось наконецъ ускользнуть изъ кухни, и я спряталъ ломоть въ моей спальнѣ, помѣщавшейся на чердакѣ, и совѣсть моя на время замолкла.

— Ахъ! — сказалъ я, когда, окончивъ мѣшать тѣсто, сидѣлъ и грѣлся у камина передъ тѣмъ, какъ меня отошлютъ спать, — вѣдь это палятъ изъ пушки, Джо, неправда ли?