Лапа-растяпа - Джером Сэлинджер

— Господи, да почем я знаю?

— Но без очков она видит или нет? Ну, например, ночью, если надо встать в уборную?

Мэри Джейн обернулась.

— Ну, здравствуй, Рамона! — сказала она. — Ах, какое чудное платьице! — Она поставила стакан. — Да ты меня, наверно, и не помнишь, Рамона?

— Как это не помнит? Кто эта тетя, Рамона?

— Мэри Джейн, — сказала Рамона и почесалась.

— Молодец! — сказала Мэри Джейн. — Ну поцелуй же меня, Рамона!

— Перестань сейчас же! — сказала Рамоне Элоиза.

Рамона перестала чесаться.

— Ну поцелуй же меня, Рамона! — повторила Мэри Джейн.

— Не люблю целоваться.

Элоиза презрительно фыркнула и спросила:

— А где твой Джимми?

— Тут.

— Кто такой Джимми? — спросила Мэри Джейн у Элоизы.

— Господи боже, да это же ее кавалер. Ходит за ней. Всегда они заодно. Все как у людей.

— Нет, правда? — восторженно спросила Мэри Джейн. Она наклонилась к Рамоне. — У тебя есть кавалер, Рамона?

В близоруких глазах Рамоны за толстыми стеклами очков не отразилось ни тени восторга, звучавшего в голосе Мэри Джейн.

— Мэри Джейн тебя спрашивает, Рамона, — сказала Элоиза.

Рамона засунула палец в широкий курносый носик.

— Не смей! — сказала Элоиза. — Мэри Джейн спрашивает, есть у тебя кавалер или нет.

— Есть, — сказала Рамона, ковыряя в носу.

— Рамона! — сказала Элоиза. — Перестань сейчас же! Слышишь? Кому говорят?

Рамона опустила руку.

— Нет, правда, это чудесно! — сказала Мэри Джейн. — А как его звать? Скажи мне, как его зовут, Рамона? Или это секрет?

— Джимми, — сказала Рамона.

— Ах, Джимми! Как я люблю это имя! Джимми, а дальше как, Рамона?

— Джимми Джиммирино, — сказала Рамона.

— Не вертись! — сказала Элоиза.

— О-о, какое интересное имя! А где сам Джимми? Скажи, Рамона, где он?

— Тут, — сказала Рамона.

Мэри Джейн оглянулась вокруг, потом посмотрела на Рамону с самой нежной улыбкой.

— Где тут, солнышко?

— Тут, — сказала Рамона. — Я его держу за руку.

— Ничего не понимаю, — сказала Мэри Джейн Элоизе. Та допила виски.

— А я тут при чем? — сказала она.

Мэри Джейн обернулась к Рамоне.

— Ах, поняла! Ты просто придумала себе маленького мальчика Джимми. Какая прелесть! — Мэри Джейн приветливо наклонилась к Рамоне: — Здравствуй, Джимми! — сказала она.

— Да разве он станет с тобой разговаривать! — сказала Элоиза. — Рамона, ну-ка, расскажи Мэри Джейн про Джимми.

— Что про Джимми?

— Не вертись, стой прямо, слышишь… Расскажи Мэри Джейн, какой он, твой Джимми.

— У него глаза зеленые, а волосы черные.

— Еще что?

— Папы-мамы нет.

— Еще что?

— Веснушек нет.

— А что есть?

— Сабля.

— А еще что?

— Не знаю, — сказала Рамона и снова стала почесываться.

— Да он просто красавец! — сказала Мэри Джейн и еще ближе наклонилась вперед. — Скажи, Рамона, а Джимми тоже снял ботинки, когда вы пришли?

— Он в сапогах, — сказала Рамона.

— Нет, это прелесть! — сказала Мэри Джейн, обращаясь к Элоизе.

— Тебе хорошо говорить. А мне целыми днями терпеть. Джимми с ней ест, Джимми с ней купается, Джимми спит на ее кровати. Она и ложится-то с самого краю, чтобы его нечаянно не толкнуть.

Мэри Джейн сосредоточенно закусила губу, выражая полное восхищение, потом спросила:

— Откуда она взяла это имя?

— Джимми Джиммирино? Кто ее знает!

— Наверно, так зовут какого-нибудь соседского мальчишку?

Элоиза зевнула и покачала головой.

— Нет тут никаких соседских мальчишек. Тут вообще ребят нету. Меня и то зовут «соседка-наседка», конечно, не в глаза, а…

— Мама, можно поиграть во дворе? — спросила Рамона.

Элоиза покосилась на нее:

— Ты же только что пришла.

— Джимми хочет туда.

— Это еще за чем?

— Саблю забыл.

— О черт, опять Джимми, опять эти дурацкие выдумки. Ладно. Ступай. Ботинки не забудь.

— Можно возьмить это? — Рамона взяла обгорелую спичку из пепельницы.

— Взять, а не «возьмить». Бери. На улицу не выходи, слышишь?

— До свидания, Рамона! — ласково пропела Мэри Джейн.

— … свиданя. Пошли, Джимми!

Элоиза вдруг вскочила, покачнулась:

— Дай-ка твой стакан!

— Не надо, Эл, ей-богу! Меня ведь ждут в Ларчмонте. Мистер Вейнбург такой добрый, я никак не могу…

— Позвони, скажи, что тебя зарезали. Ну, давай стакан, слышишь?

— Не надо, Эл, честное слово. Тут еще подмораживает. А у меня антифриза почти не осталось. Понимаешь, если я…

— Ну и пусть все замерзнет к чертям. Иди звони. Сообщи, что ты умерла, — сказала Элоиза. — Ну, давай стакан.

— Что с тобой делать… Где у вас телефон?

— А во-он он куда забрался, — сказала Элоиза, выходя с пустыми стаканами в столовую. — Во-он где. — Она вдруг остановилась на пороге столовой, споткнулась и притопнула ногой. Мэри Джейн только хихикнула.

— А я тебе говорю — не знала ты Уолта, — говорила Элоиза в четверть пятого, лежа на ковре и держа стакан с коктейлем на плоской, почти мальчишеской груди. — Никто на свете не умел так смешить меня. До слез, по-настоящему. — Она взглянула на Мэри Джейн. — Помнишь тот вечер, в последний семестр, как мы хохотали, когда эта психованная Луиза Германсон влетела к нам в одном черном бюстгальтере, она еще купила его в Чикаго, помнишь?

Мэри Джейн громко прыснула. Она лежала ничком на диване, оперев подбородок на валик, чтобы лучше видеть Элоизу. Стакан с коктейлем стоял на полу, рядом.

— Вот он умел меня рассмешить, — сказала Элоиза. — Смешил в разговоре. Смешил по телефону. Даже в письмах смешил до упаду. И самое главное, он и не старался нарочно, просто с ним всегда было так весело, так смешно. — Она повернула голову к Мэри Джейн. — Будь другом, брось мне сигаретку.

— Никак не дотянусь, — сказала Мэри Джейн.

— Ну, шут с тобой. — Элоиза опять уставилась в потолок. — А как-то раз я упала, — сказала она. — Ждала его, как всегда, на автобусной остановке, около самого общежития, и он почему-то опоздал, пришел, а автобус уже тронулся. Мы побежали, я грохнулась и растянула связку. Он говорит: «Бедный мой лапа-растяпа!..» Это он про мою ногу. Так и сказал: «Бедный мой лапа-растяпа!» Господи, до чего ж он был милый!

— А разве у твоего Лью нет чувства юмора? — спросила Мэри Джейн.

— Что?

— Разве у Лью нет чувства юмора?

— А черт его знает! Наверно, есть, не знаю. Смеется, когда смотрит карикатуры, и всякое такое. — Элоиза приподняла голову с ковра и, сняв стакан с груди, отпила глоток.

— Нет, все-таки это еще не все, — сказала Мэри Джейн. — Этого мало. Понимаешь, мало.

— Чего мало?

— Ну… сама знаешь… Если тебе с человеком весело, и все такое…

— А кто тебе сказал, что этого мало? — сказала Элоиза. — Жить надо весело, не в монашки же мы записались, ей-богу!

Мэри Джейн захохотала:

— Нет, ты меня уморишь! — сказала она.

— Господи боже, до чего он был милый, — сказала Элоиза. — То смешной, то ласковый. И не то чтобы прилипчивый, как все эти дураки-мальчишки, нет, он и ласковый был по-настоящему. Знаешь, что он однажды сделал?

— Ну? — сказала Мэри Джейн.

— Мы ехали поездом из Трентона в Нью-Йорк — его только что призвали. В вагоне холодина, мы оба укрылись моим пальто. Помню, на мне еще был джемпер — я его взяла у Джойс Морроу, — помнишь, такой чудный синий джемперок?

Мэри Джейн кивнула, но Элоиза даже не поглядела на нее.

— Ну вот, а его рука как-то очутилась у меня на животе. Понимаешь, просто так. И вдруг он мне говорит: у тебя животик до того красивый, что лучше бы сейчас какой-нибудь приказал мне высунуть другую руку в окошко. Говорит: хочу, чтоб все было по справедливости. И тут он убрал руку и говорит проводнику: «Не сутультесь! Не выношу, — говорит, — людей, которые не умею носить форму с достоинством». А проводник ему говорит: «Спите, пожалуйста».

Элоиза замолчала, потом сказала:

— Важно не то, что он говорил, важно, как он это говорил.

— А ты своему Лью про него рассказывала? Вообще рассказывала?

— Ему? — сказала Элоиза. — Да, я как-то упомянула, что был такой. И знаешь, что он прежде всего спросил? В каком он был звании.

— А в каком?

— И ты туда же? — сказала Элоиза.

— Да нет же, я просто так…

Элоиза вдруг рассмеялась грудным смехом.

— Знаешь, что Уолт мне как-то сказал? Сказал, что он, конечно, продвигается в армии, но не в ту сторону, что все. Говорит: когда его повысят в звании, так, вместо того чтоб дать ему нашивку, у него срежут рукава. Говорит, пока дойду до генерала, меня догола разденут. Только и останется, что медная пуговка на пупе.

Элоиза посмотрела на Мэри Джейн — та даже не улыбнулась.

— По-твоему, не смешно?

— Смешно, конечно. Только почему ты не рассказываешь про него своему Лью?