'Русская Ганза'. Жизнь Немецкого подворья в Новгороде, 1346–1521 годы. - Марина Борисовна Бессуднова

к берегам Балтики и сопутствовавшие ему представления о дискриминации русской торговли в ганзейских городах, ее демпинговом характере и недружественной политике ливонских государей[17]. В советской историографии эти положения продолжали развиваться и свое наиболее законченное выражение обрели в трудах Н. А. Казаковой. Обострение русско-ганзейских отношений рубежа XV–XVI веков трактовалось при этом как закономерное следствие устремления русских купцов к оптимизации своей балтийской торговли, вызывавшего противодействие ганзейцев, которое теряло силу по мере усиления Русского централизованного государства[18]. В отношении этой позиции шведский историк Э. Тиберг использовал понятие «теория барьеров» и был одним из первых, кто подверг ее развернутой, конструктивной критике, не умаляя, однако, достижений российских и советских историков в области изучения «Русской Ганзы»[19]. Приверженность отечественных историков постулату о прорыве России XV–XVI веков к Балтике, искусственному в своем происхождении, но в силу объективных обстоятельств глубоко укоренившемуся в российском общественном сознании[20], служит немалой помехой для осуществления комплексного, всестороннего, многопрофильного исследования русско-ганзейских взаимоотношений, произведенного с учетом их сложного, порой неординарного характера, его трансформации, имевшей место на рубеже Средневековья и раннего Нового времени вследствие ряда объективных и субъективных причин, включая производные от нее изменения социального, правового, организационно-регулятивного, дипломатического, идеологического, культурно-бытового порядка — одним словом, большого комплекса разнородных предпосылок, предуготовивших эскалацию русско-ганзейских противоречий конца XV–XVI веков.

Немецкое подворье в Великом Новгороде и его история вполне способны оказаться ключом если не ко всем, то, по крайней мере, к большинству из вышеназванных проблем. Принимая во внимание его роль в русско-ганзейской торговле, подобное допущение представляется весьма вероятным. Но вот захочет ли оно раскрыть свои тайны? Не уподобится ли русским летописям, в которых торговля новгородского купечества с ганзейцами представлена скупо и крайне невыразительно? На наше счастье подворье оставило множество свидетельств своей жизнедеятельности, которые обнаруживаются в хрониках ганзейских городов и, главным образом, в безбрежном море ганзейской деловой документации. В последнем случае особенно показательна корреспонденция Риги, Ревеля (Таллинна) и Дерпта (Тарту), трех самых крупных ливонских городов-«коммун», членов Ганзы, выступавших в качестве посредников и самых активных участников ее деловых сношений с русскими городами. Большая часть архива Дерпта погибла в годы Ливонской войны, но документальные собрания Риги и Ревеля в массе своей сохранились. Значительная их часть, относящаяся к концу XII — началу XVI века, издана, что не исключает вероятности обнаружения в архивных фондах неопубликованных материалов.

Работа со средневековым рукописным материалом требует от исследователя не только исторической, но также серьезной палеографической и специфической языковой подготовки. Ганзейская документация конца Средневековья за редким исключением, связанным с использованием латыни, велась на историческом нижненемецком («ганзейском») диалекте, который в плане написания слов, грамматики, стилистики существенно отличается от современного немецкого языка. В этой связи нельзя не вспомнить о поистине титанических усилиях советских и российских историков, в первую очередь Н. А. Казаковой, И. Э. Клейненберга, М. П. Лесникова, В. В. Дорошенко, А. Л. Хорошкевич, Е. А. Рыбиной, положивших начало исследованию, переводу на русский язык, публикации и введению в научный оборот ганзейских источников в нашей стране. В настоящее время тенденция получила развитие в работах П. В. Лукина и М. Б. Бессудновой.

Ганзейские источники в настоящее время достаточно активно используются российскими специалистами, но историк, каким бы честным он не хотел быть в отношении попавшего к нему в руки источника, всегда препарирует и интерпретирует его на свой лад, в частности, производит выборку данных, соответствующих стоящей перед ним задаче, его исследовательскому методу, концептуальному содержанию его разработок и индивидуальной научной эрудиции. Вследствие всего вышеназванного документ не только утрачивает свою изначальную целостность, но, бывает, что и переиначивается в плане информативносмысловом. К тому же результату может привезти и его отрыв от других источников того же ряда, в то время как их совокупность способна создать тот самый исторический контекст, который призван содействовать исследователю в процессе идентификации и анализа упомянутых в документе событий и явлений. Такого рода соображения натолкнули меня на мысль опубликовать источники по истории новгородского Немецкого подворья, используя выборку, возникшую спонтанно, без участия исследователя, так сказать, волею судеб. Возможность реализовать задуманное появилась, когда в ходе работы в Таллиннском городском архиве (TLA) мне в руки попались три папки с письмами ганзейских купцов, некогда отправленных в Ревель и Дерпт из Великого Новгорода с Немецкого подворья. Первая из них, содержащая документы за период с 1346 по 1521 год, представлена в данной публикации; две остальные, будем надеяться, дождутся своего часа.

Таллиннский городской архив обладает одним из наиболее представительных средневековых документальных собраний Балтийского региона[21]. Широкий спектр международных контактов средневекового Ревеля стимулировал работу канцелярии городского магистрата, благодаря чему мы ныне располагаем объемным собранием источников по истории как самого города, так и ганзейской торговли. Упомянутая выше коллекция является частью архива Ревельского магистрата (фонд 230), который, помимо этого, содержит большое количество весьма любопытных документов: переписку ревельского магистрата с Россией, Литвой, Польшей, Швецией, Данией, Любеком, ливонскими магистрами и ливонскими городами; корреспонденцию орденских должностных лиц — магистра, ландмаршала и «областных начальников» (гебитигеров) приграничных округов Нарвы, Мариенбурга (Алуксне), Нейшлоса (Вастселийны) и др.; рецессы (протоколы) ганзетагов и ливонских штедтетагов (совещаний представителей городов); посольские инструкции и счета на оплату ревельских послов и многое другое. Международная корреспонденция Ревельского магистрата в начале 1970-х годов была упорядочена Ф. Бенингхофеном и представлена в виде Архива писем (Briefarchiv). Документы, касающиеся русско-ливонских отношений, содержатся, главным образом, в разделе Rossica (ВН); торговым же связям Ганзы с русскими городами, прежде всего, с Великим Новгородом, посвящен раздел Hansa (BE).

Папка, материалы которой публикуются в этом издании[22], содержит довольно большую, в 86 листов, подборку писем ганзейских купцов, отправленных с новгородского Немецкого подворья в Ревель в период с 1346 по 1521 год. Подавляющая часть документов из этой подборки была опубликована в XIX веке в полном объеме или в виде аннотаций[23], хотя есть в ней и неопубликованные письма. Вместе с тем старые публикации могут быть подчас не вполне корректными, и потому в ходе работы над настоящим изданием имело смысл обратиться к оригинальным рукописным памятникам, заново транскрибировать их тексты и лишь потом приступить к их переводу на русский язык. Потребность в комплексном освидетельствовании содержащейся в них информации, в свою очередь, предопределила решение отказаться от практики купирования текстов и представить их на суд читателя в первозданном виде — от адреса и приветствий до прощания с пожеланиями здравия. Перевод столь крупных подборок ганзейской документации на русский язык — дело новое, и потому из соображений корректности наряду с