Дедушка - Бахытжан Аширбеков

я утонул. Бездна черных глаз, словно черные дыры. Хокинг, чертов инвалид, искал черные дыры в космосе, – дедушка засмеялся. – А я нашел их здесь на Земле. Как увидел, так и нашел. Так втянули, что уже не спастись. Горизонт событий полусантиметровой радужки величиной с настоящий горизонт. Хокинга знаешь?

Я покачал головой.

– Чертов гений, сидел в инвалидной коляске и строчил книги. Умер давным-давно. Скоро встречусь с ним, расскажу ему о своем открытии. Вот же удивится!

– Маржан, – произнес дедушка, словно пробуя имя на вкус. – Маржан. До нее у меня была спокойная жизнь. Размеренная. Я жил с твоей бабушкой. Твой отец и дядя уже были. И твоя тетя Тогжан уже, кажется, была. Спокойная, размеренная жизнь мещанина. Знаешь, что такое мещанин?

Я покачал головой.

– Да, русский язык у нас уже не тот. В общем, жил я спокойно.

Немного помолчав, дедушка продолжил:

– Размеренной скучной жизнью. И тут утонул. Растворился. Пропал. Каждое занятие я просто сидел и смотрел на нее. Разглядывал брови, ресницы, губы, овал подбородка, шею, надгрудинную ямочку. – Дедушка показал пальцем на себе, но я и так знал, где находится эта ямочка – с оценками по анатомии у меня все было нормально.

– Иногда она смотрела на меня и наши глаза встречались. В этот момент мое сердце превращалось в расплавленный кусок солнца и выжигало грудь изнутри. Это было мучительно. Как я при этом умудрялся все же проводить занятия, что-то говорить, объяснять, разбирать, я не знаю. Наверное, на автомате.

– Ты влюбился, дедушка. Такое бывает. Любви все возрасты покорны, – вставил я.

– Да, да, конечно, великий Александр Сергеевич. Ты проницателен. Ты знаешь, что такое любовь?

Примерно я знал. Потому кивнул и сказал:

– Это когда двое людей не могут друг без друга, им вместе хорошо, а если не вместе, то плохо.

Дедушка сделал вид, что задумался и произнес:

– Ну, в принципе, я тогда мог без нее. Тем более, что я же жил без нее до нее. И после жил без нее. Так что я мог без нее. А плохо было, да. Помнится – плохо было.

Я задумался. Наверное, с возрастом с любовью и с отношениями становится все сложнее. Я встречался со своей Маржан около года, и вроде все было хорошо. Помню, пару лет назад я расстался с девчонкой, с которой встречался где-то полгода. Тогда, помнится, было плохо. Сейчас все есть хорошо.

– У тебя есть ее фотография? – спросил дедушка.

Я включил на ручных часах фотогалерею, и в воздухе появилась голограмма Маржан в полный рост. Дедушка долго смотрел на нее.

– Наверное, она была такой же. Большие глаза, тонкий нос, эти губы, худенькая. Я ее совсем не помню, как она выглядела. Я помню только что-то светлое, красивое, нежное и чистое. Блестящие глаза, не испорченные бытом, чистое лицо, не отягощенное суетой.

Дедушка протянул руку к голограмме.

– Не знаешь, когда придумают изображения, чтобы еще и потрогать можно было? – спросил он.

– Не знаю.

Дедушка замолчал.

– И чем все закончилось, дедушка?

– Ничем. Через месяц цикл по психиатрии закончился. Они сдали экзамены. И я ее с тех пор не видел. Когда же это было то? Лет пятьдесят назад? Шестьдесят? Целая жизнь прошла. И почему я ее все еще помню? Столько всего было с тех пор. Все эти мгновения затеряются во времени, словно слезы в дожде.

– Словно слезы в дожде, – повторил еще раз дедушка. – Это из какого-то жутко старого фильма. Ты не помнишь, что это был за фильм?

– Нет, – покачал я головой. Я не любил смотреть старые фильмы. Они были какие-то примитивные что ли. – И что, дедушка, ты так ничего и не сделал?

– Нет. Я-Отец победил во мне Меня-Мужчину. Я должен быть позаботиться о своих сыновьях и дочери. О дочери, прежде всего. Кстати, Тогжан не прилетела еще?

– Нет. Дядя Сергей звонил отцу, они с тетей Тогжан задержались еще на день.

–Дядя Сергей! – усмехнулся дедушка. – Видел бы ты, как злилась твоя бабушка, когда Тогжан заявила, что выйдет замуж за русского. Вот смеху было.

Мы помолчали минуту.

– Но если это была любовь, дедушка, то как то жаль. Ведь любовь это важно?

– Наверное, это была любовь. Последняя любовь. Столько пафоса в этом выражении. Знаешь такой стих?

Моя последняя любовь

Поглотит бездной черных глаз,

Отравит гибким станом кровь,

Разбередит в прощальный раз.

– Да уж, последняя любовь. Последняя вспышка нейронов лимбической системы стареющего мозга. Потом уже ничего подобного не было.

– А ты жалел когда-нибудь об этом, что можно было сделать по-другому?

– Я в любом случае жалел бы. В таких ситуациях нет однозначно хорошего выбора. Но нам, людям, приходится делать выбор, во всяком случае, пока приходится. А ты знаешь, что фотону выбор делать не приходится? Один фотон может пройти сразу по двум путям. Понимаешь? Одновременно быть и тут и там. Вот бы и нам так. Но наша душа сложнее фотона, мы не можем так. А может и можем. Во всяком случае, этот Уильямс из Принстона уверял, что сможем. Но, когда мы будем такими, что останется от нас?

Последние фразы дедушки я не очень понял, в физике я был так себе. Зачем врачу физика?

Дедушка встал.

– Пожалуй, пора домой. Время ужинать.

Дедушка медленно пошел к дому.

Я привстал было, потом снова сел. Хотелось посидеть еще у речки.

Я позвонил Маржан.

– Привет, что делаешь?

– Ничего особенно, слушаю музыку. А ты?

– Тоже ничего особенного, устал читать. Сижу, грущу.

– Приедешь?

Не думая ни секунды я поехал к ней.

– 1

Фактически мы встречались с ней целый месяц. Конечно, это не были свидания. К сожалению. Целый месяц я просто смотрел на нее. Каждый день, шесть дней в неделю были занятия. Не нужно было придумывать и искать встреч. Я не мог прикоснуться к ней, но уже только за то, что она просто рядом, что я могу видеть и слышать ее, иногда улавливать запах ее волос, я был благодарен.

Но цикл по психиатрии неумолимо шел к завершению. Развязка была неизбежной. Либо я больше ее никогда не увижу, либо я что-то должен делать. И вот закончился наш последний учебный день. Группа собрала свои вещи и стала покидать учебную комнату. Я сидел с пересохшим горлом на своем месте. Сердце гулко билось в груди.

– Маржан, задержись, пожалуйста, надо обсудить еще кое-что, – выдавил я наконец. Она была старостой группы, и в принципе, я, как преподаватель, мог задержать ее, не вызывая подозрений у остальных, якобы