Библейская археология - Джордж Эрнест Райт

Второй фактор риска, связанный с изучением истории Избранного Народа и других народов, обусловлен тем, что новые открытия могут свидетельствовать о том, что у библейской истории и культуры существуют некие параллели, вследствие чего может исчезнуть ощущение их уникальности. Может быть это сказано слишком сильно, однако для тех, кто идет на этот риск, литература Израиля и Церкви представляется еще более уникальным явлением. Мы видим, что, хотя Библия возникла в древнем мире, она не принадлежит ему целиком: хотя история народа, о котором она повествует, напоминает историю других живших здесь же народов, она проникнута совершенно особыми и куда более возвышенными атмосферой, духом и верою, отличающими ее от всех прочих писаний древности. В первой главе мы сравним веру Израиля с политеизмом его соседей и покажем, как археология смогла подтвердить совершенно особый характер библейской веры.

1. Религия Израиля и Религия Ханаана

В этой главе мы сравним веру Израиля с религиозными воззрениями его соседей. Успех археологических изысканий последних лет позволяет нам с достаточной уверенностью говорить о теологии древних политеистических учений, имевших распространение на соседних с Израилем территориях. Это значит, что сегодня при описании библейской веры мы можем определенным образом расставить некие акценты, чего нельзя было сделать прежде, — это стало возможным постольку, поскольку связь веры с окружением и ее реакция на него известны нам теперь куда лучше.

Бог и боги

В политеистических системах боги являлись началами и силами этого мира, которые были персонифицированы и носили определенные имена. Сценой божественной жизни была сама природа, и жизнь природы была жизнью богов.

Поскольку за пределами мира не существовало того, что могло бы создать его, мысль о его происхождении не шла дальше идеи изначального статичного хаоса, представлявшегося первозданным океаном или «бездной», из которой на землю проистекли соленые и пресные воды. В Месопотамии «бездна» была представлена персонифицированной парой мужского и женского начал: Апсу и Тиамат, началом же творения считалось их совокупление. Они породили ряд богов, под которыми понимались различные начала мироздания. Определенный порядок возник только после космической битвы между богами, в которой младшие боги, возглавляемые своим предводителем, смогли совладать со статичным хаосом. Апсу был околдован и убит, Тиамат же рассекли надвое: одна часть ее тела стала небом, другая — землей. Разделились и боги, — часть из них отправилась на небо, часть — на землю, где на них были возложены те или иные обязанности. Человек был создан в качестве раба богов, призванного выполнять на земле всю черную работу. Царю людей, избранному божественным советом, надлежало поддерживать порядок в обществе. Общество же являлось человеческой выдумкой, а не воплощением плана творения или некоего откровения. Жизнь отличалась крайней ненадежностью, и каждый год в новогодней ритуальной драме вновь разыгрывалась битва творения, в которой царь исполнял роль царя богов.

В Египте же в единственной в своем роде и, тем не менее, в ежегодной (и ежедневной) битве сходились Ра (Солнце) и дракон хаоса и мрака. Тем не менее, египтянам жизнь представлялась далеко не столь ненадежной, как жителям Месопотамии. Победа здесь была предрешена; общественный и мировой порядок был статичен в своей ритмичности, определяемой порядком творения. Существовали и другие варианты творения, в которых неизменно подчеркивалась полнота и величие существующего порядка, такие, например, как появление из океана хаоса холма, на котором предвечный царь Ра начал творение актом мастурбации. Незыблемость общественного порядка на земле обеспечивалась тем, что царь являлся не человеческим существом, но божественным воплощением, сыном Ра.

В Ханаане учение о творении в основных элементах совпадает с вавилонским, хотя мы знаем о нем существенно меньше. Творение описывается как борьба между Ваалом, царем богов, и предвечным драконом хаоса, именуемым Левиафаном (Латану) или Морем (Йамму). В Ветхом Завете этот символ хаоса упоминается неоднократно, при этом для его обозначения используются такие термины как «змей», «дракон» или «чудовище», а также «Раав», «Левиафан» и «Море» (например, Пс. 73:13-14; 88:10; Иов 3:8, где под «днем» следует понимать «Море»; Иов 41; Ис. 27:1; 51:9; Ам. 9:3). С этим образом связан и «зверь» Апокалипсиса, рассказ об уничтожении которого заканчивается весьма красноречиво: «и моря уже нет» (Откр. 21:1).

Таким образом, политеист рассматривал творение как борьбу между различными силами природы, а сложившийся миропорядок, как гармонию многих воль. Считалось, что подлежащий миропорядку определенный принцип, которому следовали даже боги, задавался при творении. Человечество обладало собственной судьбой или предназначением, существовавшим еще до его, человечества, действительного появления. В то же самое время, библейская вера никогда не исходила из подобных принципов мирового порядка и из идеи неотвратимости бездушного предопределения. Данный миропорядок не является чем-то фиксированным и вечным; Бог вступает в борьбу с отошедшим от него миром, и потому нынешнюю картину мира не следует считать окончательной.

Одно из наиболее важных свойств природы состоит в упорядоченной циклической смене дня и ночи и регулярной последовательности времен года. В политеизме считалось, что жизнь и история приводятся в движение силами природы, пребывающими в бесконечном циклическом движении. Соответственно, в религиозной литературе политеистов основное внимание уделяется не истории людей или жизни человека на земле, но жизни богов, которая совпадает с жизнью природы. Мифы, истории о любви богов и их войнах, рассказываемые, к примеру, в вавилонском эпосе о творении, изъясняют обществу законы мира, которым это общество должно следовать.

Во избежание ненужных заблуждений не следует использовать понятие «миф» в отношении Библии с ее взглядом на мир, как на небольшое замкнутое небесами пространство, затерянное в безбрежных «безднах», с ее интерпретацией истории в понятиях Божественной активности, с ее рассказами об Адаме и Еве, Божественном завете, чудесах, воплощении и воскресении Иисуса. Трудно найти что-то столь же далекое от политеистической мифологии, как Библия. Она вполне может быть названа историческим повествованием, неразрывно связанным с человеческой жизнью. Жизнь и история не цикличны, и ход их определяется не ритмом природы, но Божественным волением.

Бог, провозглашаемый Библией, — это Господь истории. Он является не олицетворением природы или одного из ее элементов, но ни от чего не зависящим самосущим источником или Творцом природы и всего сущего. Как Творец он отличен от сотворенного им, как Властитель он отличен от того, над чем он властвует. По этой причине Израилю творение видится не борьбою, но деянием единого Бога. И потому первый стих Бытия повествует о Боге, существующем прежде творения. Тем не менее, еврейская мысль подобно политеистическим учениям говорит о водных глубинах и первозданной тьме. Еврейское tehom, которое переводится как «бездна», и вавилонское «Тиамат» восходят к одной и той же основе. Однако «бездна» это вовсе не дракон и не некое лицо. Сотворяя мир, Бог также создает время этого мира, день и ночь, неделю и времена года. Соответственно, творение представляется евреям не неким вневременным космическим процессом, но реальным началом времени и истории.

Нам не остается ничего иного, как только принять в качестве факта то, что своеобычное, отличное от политеистического понимание Бога Израилем явилось следствием некоего исключительного исторического события. Согласно библейским записям, событием этим стал Исход из Египта. Великая Сила, с которой не мог совладать ни Фараон, ни прочие силы этого мира, освободила народ от египетского плена. Этим она продемонстрировала свой полный контроль над силами природы и отчасти открыла свои намерения и цели. Израильский народ живо заинтересовался историей, став первым народом на свете, составившим связный рассказ о собственной истории, ибо земные события представлялись ему откровениями Бога, а рассказ о них — исповеданием своей веры. Библейское понимание Бога неразрывно связано с историческими событиями. Именно по этой причине Израиль демифологизирует древние мифы о творении и приходит к мысли о том, что Бог является единственным Творцом мира, ибо он Господь всего.

Израильское видение человека также принципиально отличается от политеистических представлений. Человек обладает высоким достоинством и ценностью, поскольку ему предоставлено право быть существом, отвечающим за собственные деяния. Это достоинство пожаловано человеку самим Богом; сам по себе человек не обладает божественной «искрой», он не способен стать Богом или хотя бы сравняться с Ним в каких-то мистических проявлениях. Бог сохраняет мистическую независимость от своего творения.