Кальдур Живой Доспех (СИ) - Толбери Рост

– А… э… ы… – раздалось у него за спиной.

Он резко обернулся, выронил ведро прямо себе на пальцы, выругался и застыл. В глубине амбара, прямо перед ним, с глазами направленными точно в середину, стояла девушка, лишившаяся дара речи.

– Анижа! А ты что здесь забыла?! – прикрикнул он на неё.

Красный рисунок стыда покрыл её щёки и лоб, она хватанула воздух, породив нелепый почти хрюкающий звук, и развернулась, так быстро и резко, что едва не упала. Кальдур бесшумно выдохнул и попытался успокоить скачущее галопом сердце – девушка вряд ли увидела то, что Кальдур не хотел никому показывать. Её внимание отвлекло совсем иная часть его тела.

– Я… – робко попыталась она.

– Опять следишь за мной? – ехидно улыбнулся Кальдур, девушка дёрнулась словно от удара кнутом.

– И вовсе нет! – крикнула она и топнула ножкой. – Дурак ты, Кальдур. Настоятельница послала меня за сек…

– За сеном? Разве монахи теперь питаются как лошади? – усмехнулся Кальдур, разглядывая набитый наполовину мешок у ног девушки.

– Дурак! – она неуклюже развернулась, чтобы накричать на него, вспомнила, что он голый и тут же отвернулась назад. – Чтоб тебя ещё сильнее измутузили!

– Честно говоря… – Кальдур изо всех сил пытался удержать смех и казаться очень серьёзным и взрослым. – Я подумываю сходить к настоятельнице и рассказать ей о твоём… нездоровом влечении. Ну… к голым мужчинам и подглядываниям… Знаешь ли, для жрички это никакое не…

– Никакая я тебе не жричка! – прошипела Анижа. – А пойдешь к настоятельнице, я скажу, что ты заманил меня в амбар и показывал свои причиндалы! И слюни пускал! Одержимый!

– Ладно, уела, – Кальдур примиряюще рассмеялся. – Можешь повернуться, я уже оделся.

Анижа повернулась и тут же зажмурилась.

– Ничего ты не оделся! – она завизжала от досады и рванула вслепую к выходу. Напоролась на колонну, зашипела, обошла её и уже с открытыми глазами устремилась на улицу.

– Эй! А сено-то тебе зачем? – окликнул её Кальдур.

– Чучело будем жечь. Жаль не твоё, Кальдур! Ты сам чучело!

Он проводил девушку взглядом, ехидно улыбаясь и не без удовольствия разглядывая то, что обтягивала плотная юбка до ступней. Она, конечно, была симпатичной, но не настолько, чтобы Кальдур решился связаться с послушницей и бегать потом от жрецов по всей округе. А вот пошутить над ней он был совсем не прочь. Тем более, что его нападки более чем имели под собой реальное основание. Слишком уж часто он сталкивался с этой девчонкой и ловил на себе её взгляды.

 Усмешка сошла с лица Кальдура, он недоверчиво осмотрел вид, открывавшийся из амбара, и заодно прошелся глазам по щелям в стенах – вдруг за ним подглядывает кто-то ещё. Не стоило никому видеть его шрамы.

 Спешно набросил на плечи рубашку, наглухо застегнул её, надел портки и подпоясался. Из сумки достал флягу с холодным чаем из веток и кусок хлеба, обёрнутый в тряпочку. Желудок радостно заурчал, принимая заслуженную пищу, по которой и он, и Кальдур, уже успели соскучиться. Солнце ещё больше нагрело воздух, вне ледяного ветра и открытого поля стало даже жарко, тело приятно потяжелело и болело от труда, а еда и питье расслабили его окончательно.

Кальдур вышел на порог амбара и уставился на край деревни. Идти к берегу или искать своих приятелей чуть помладше ему уже расхотелось. Вечер обещал быть промозглым и не располагал к куренью трубки или приёму самогона. Он оглянулся и уставился на стог прошлогоднего сена. Давненько он не дремал на свежем воздухе. Пара часиков живительного сна должны взбодрить его и настроить на нужный лад – или поиск приключений в округе, или же чтение книг дома, которые он уже успел прочитать раз на десять.

Он забрался на самую вершину, раскидал травинки, нырнул внутрь и зарылся. Ошеломительный запах ничуть не выветрился за зиму, сено немного размякло от влаги и не так кололось. Мыши и змеи, его извечные конкуренты по сну в тёплом месте, спали в своих норах и досаждать ему не планировали. Тут он был совершенно один. Полудрёма приобняла его и поглотила, стоило ему только устроиться и принять горизонтальное положение.

Он думал об Аниже и других девушках из этой деревни и соседних. Может быть, его дядюшка прав, и ему пора уже остепениться и поискать ту, с которой бы он мог…

***

Ему было очень тепло. Словно горячее летнее солнце проникло сквозь засохшие стебельки и ласкало его кожу. Он ощутил на своём лице мягкое прикосновение длинных волос, приятное дыхание и дурманящий запах луга с сотней распустившихся цветов.

– Просыпайся, Кальдур. Они идут за тобой.

Мягкий шёпот раздался в его голове, как гром среди ясного неба, сердце ёкнуло и забилось быстро-быстро, сознание отшвырнуло от себя сон, и он приоткрыл глаза.

Вовремя.

В мутных пересечениях травинок, сквозь которые едва пробивался свет, блеснуло нечто ещё, острое и опасное. Он мотнул головой и чудом избежал удара. Это были не вилы зазевавшегося соседа, которому вдруг понадобилось сено, нет – это был длинный наконечник копья.

Сон как рукой сняло. В ноздрях засвербело от запаха гари, снаружи он услышал возню и крики, тревожные, злые, полные страха, совсем не типичные для шума обычного дня в деревне.

Что-то стиснуло его лодыжку и потянуло.

– Аты! Папавси! А ну ити сута!

Кальдура грубо вытащили из укрытия, он ударился об пол и тут поднял руки, защищая голову. Осматривал их украдкой, не поднимал глаз и изображал покорность и спокойствие – так была выше вероятность, что он проживёт ещё минуту-другую и не получит лезвие в живот.

Над ним стояли двое. Небритые, вонючие, перепачканные грязью, измождённые, в драных, проржавших кольчугах и остроконечных шлемах. Их плащи и рубашки были покрыты дорожной грязью, краска на них поблекла, но и так было понятно, кто они и что им нужно. Темники. Служители Морокай.

– Ти пыл праф, Фулень. Шуть не проваронили однохо. Мона била ткнут факелом тута-сюта. Сам побешит.

– Не велено жечь пока, – буркнул второй почти без акцента. – Тащи его к остальным. Ун бриттдин до ханан, Мэркос!

Кальдур стиснул зубы, дал себя поднять, не убирал руки от головы в ожидании побоев, но они ограничились лишь парой тычков древком копья в спину и парой подзатыльников. Тот, кого звали Мэркос, больше не практиковался в языке королевства, и Кальдур перестал понимать, что они обсуждают. Едва они вышли на улицу, Кальдур дёрнулся, но тут же передумал бежать – вокруг амбаров вилось ещё десятка два серых плащей.

Над деревней появилось несколько столбов чёрного дыма, который уже вряд ли принадлежал кучам хлама или кострам, встречающим весну. Пелена дыма опустилась к земле, стелилась по ней, скрывая то, что происходит за пределами деревни и на её окраинах. Пахло гарью и страхом. И как же он проспал всё это?

– Когда кончилась война? Когда?! Хватит обирать нас, ироды! Уходите к себе домой! Убирайтесь с нашей земли!

Кальдур узнал голос. Кричал староста, пока ему не заткнули рот. Таких смелых голосов было мало. Староста имел на это право – жену он похоронил, дети сгинули на войне, а сам он оставался доживать свой век тут, ворча и обучая местных ведению хозяйства. Кроме нескольких лет старости терять ему было нечего.

Целый отряд темников, не меньше пятидесяти человек в полном вооружении, не встретил никакого сопротивления. Гортанными выкриками и тычками оружия, они собрали всех жителей деревни в центре, сбили в кучку и окружили. Кальдура протолкнули сквозь оцепление и бросили к ногам жмущихся друг к другу соседей. Страх внутри этой кучки множился и только обретал силы, и уже прошёл путь от лёгкого испуга и недовольства до леденящего и сковывающего всё тела ужаса.

Кальдур не вставал, молчал и всё ещё старался не смотреть в глаза – нельзя было провоцировать злых людей на ещё большее зло. Лишь один раз он не сдержался от вскрика – увидел, что вдалеке горит монастырь.

К ним вышли двое. Крупные мужчины в годах, одетые более прилично, чем остальные солдаты, оба покрытые шрамами, с пустыми глазами ветеранов, которые видели многое, и лицами безразличными уже к горю и насилию. Их головы были бриты наголо, один носил бороду, а второй не стал скрывать за ней отъетую бульдожью ряху.