Вдова Гольдони - Мария-Луиза Спациани

Вдова. А-а, понимаю: вы — распутница. Я никогда не видела своего мужа обнажённым, если вы это имеете в виду, и уж тем более он не видел меня в таком виде. Ему бы никогда и в голову не пришло отнестись ко мне как к статуе, которую можно ласкать. Мы оба сквозь землю от стыда провалились бы только от одной мысли об этом. Вы рассуждаете так, как будто греха вообще не существует.

Кунигунда. Вот ещё придумала: грех. Чистой воды выдумка! Только-только освободили страну от господ со всеми ихними придумками про обручения, свадьбы, крещения, когда младенцев заваливают цветами… А еще пышные похороны, на которых в дроги впрягают шестёрку строптивых кляч! Всего и не перечислишь… Снесли, считай, двенадцать тысяч голов, а ты мне толкуешь про грехи! Ты — старуха, не спорю, но уж больно хочется потолковать с тобой про то, что ты упустила в жизни. К примеру: ты понимаешь хоть, что значит «заниматься любовью»?

Вдова. Это значит любить и понимать друг друга, помогать друг другу и проявлять взаимную заботу.

Кунигунда. И сколько же деток у вас получилось при таких понятиях?

Вдова. Ни одного.

Кунигунда. Это уж точно. А за сорок лет, что ты провела замужем, тебе ни разу не пришло в голову попробовать: может, у другого мужчины что получится?

Вдова. Да что вы такое говорите, мадемуазель?! Я начинаю думать, что вы и впрямь распутница, и это ещё мягко сказано. Так что мне лучше вообще перестать вас слушать, особенно в присутствии моего бедного Карло — вот его портрет на стене, прямо над нами. Возьмите яйцо, другого у меня нет, и соизвольте уйти.

Кунигунда. Значит, не хочешь, чтобы я рассказала о том, чего тебе в жизни не досталось?

Вдова. А чего недосчитались вы сами в своей жизни, разве вам это известно? И уж тем более о той восхитительной жизни, которую прожила я, вы и понятия не имеете. Прежде всего о том, с какой нежностью, вниманием и уважением относился ко мне Карло. Сколько было у нас праздников, веселья, театральных представлений, скольких людей я повидала, со сколькими познакомилась — богатые и бедные, знатные и незнатные. Сколько приключений я пережила благодаря моему Карло, как же он был неистощим на выдумки! А ещё — балы и званые обеды во дворцах и весёлые ужины в харчевнях и трактирах по всей Италии. А знаменитый карнавал в Риме, один он многого стоит! А бесчисленные путешествия и возможности, которые там открывались! Так, в Париже, где Карло давал уроки итальянского сестре несчастного Людовика, мы были среди почётных гостей, которым довелось подняться на воздушном шаре. А в театрах тысячи зрителей плакали и смеялись над тем, что написал мой муж — я видела это собственными глазами, и я же была единственным свидетелем его трудов. Золотые дожди нежданно-негаданно проливались над нами — и бесследно испарялись в мгновение ока, как исчезает туман при появлении солнца, и надо было начинать всё вновь с чистого листа… Сорок лет длилась эта вечная молодость!

Кунигунда. И невинность в придачу. Наследство белых лилий Святого Луиджи.

Вдова. Если я вас правильно поняла, мадемуазель Кунигунда, мир в вашем понимании ограничивается физиологическим актом совокупления, не правда ли?

Кунигунда. Что значит «физиологический акт совокупления»?

Вдова. Не вынуждайте меня уточнять. Вы всё превосходно поняли.

Кунигунда (со смехом). А вот и нет.

Вдова. Не принуждайте меня говорить на эту тему.

Кунигунда (с наигранным простодушием). Так что же такое «физиологический акт совокупления»?

Вдова. В двух словах, это тот момент ночью, когда супруги ложатся вместе, когда он соблазняет её, а потом совершает… одним словом, если хочет иметь детей… совершает этот акт.

Кунигунда. Ага, но как это происходит на деле-то?

Вдова. Мадемуазель, даже если вы и не замужем, это должно быть вам известно. Лично я не могла — в силу своих супружеских обязанностей, а также испытывая самые лучшие чувства по отношению к мужу — полностью избавить себя от такого рода объятий; к тому же я не могу отрицать, что была совершенно к ним равнодушна. В наше время супружество было освящено традицией, и это оправдывало в нём всё. Я относилась к супружеству, как к театральному спектаклю, но муж возбуждался, говорил мне всякие ласковые слова, звал по имени — Николетта, Николетта… и мало-помалу начинал тяжело дышать, а потом, как с цепи сорвавшись, набрасывался на меня… и порой, да простит меня Господь, ревел подобно дикому зверю. Буквально как на сцене, хотя ничего подобного в его комедиях не найти. Я же всегда оставалась зрительницей, хоть и на супружеском ложе, искренне желая, чтобы спектакль быстрее подошёл к концу.

Кунигунда. Ты уже стара, поэтому открою тебе глаза: всем вокруг прекрасно было известно, что твой муж проделывал этот самый «физиологический акт совокупления» со многими дамами и субретками, которые вели себя в постели совсем не как зрительницы, а получали удовольствие на всю катушку и вопили от наслаждения не меньше его.

Вдова. А-а, я слышала про это. Не скажу, чтобы такого не могло быть. Взять, к примеру, Мирандолину, — ту, а вернее, одну из тех, что его вдохновляли, как всем хорошо известно. Так вот, если хотите знать: не раз по ночам, тиская подушку, Карло бормотал во сне: «Мирандолина, Мирандолина…». Но в эти моменты он имел в виду отнюдь не женщину во плоти, не её он звал по имени, как меня, но обращался к персонажу своей пьесы. Потому что всю жизнь Карло прожил в вымышленном мире, его реальность составляли фантазии, которые он переводил на бумагу, чтобы потом воплотить их на сцене. И это касалось не только женщин.

Взять, к примеру, его жизнь, когда он служил консулом Генуи в Венеции или вёл многочисленные дела в качестве адвоката, и очень известного, между прочим. Об этой жизни он даже не упоминал, а может, просто забыл. Единственное, о чём он с воодушевлением говорил, когда его спрашивали о прошлом, так это о всяких там вымогателях, мошенниках, о простых рыбаках, банкротах, фальшивомонетчиках и иже с ним. Которых он во множестве вывел на сцену. Когда ему случалось полюбоваться восходом или заходом солнца, если его внимание привлекла птичка необычной, яркой окраски или какой-нибудь экзотический горбун, то два-три дня спустя я узнавала про это, когда он читал мне очередную сцену из только-только начатой пьесы. Был большой любитель поесть. Заходя в любую таверну, требовал конкретное блюдо, причём объяснял, как именно его следует приготовить. Излишне упоминать, что…

Кунигунда.…что под этим названием оно и появлялось в очередном диалоге, который он тебе прочитывал на следующий день.

Вдова. Именно так. Как можно ревновать мужчину, которого одолевает единственная страсть? А когда эта страсть накаляется до такого предела, что другие неизбежно улетучиваются? Кроме того, существует ещё и супружеская верность.

Кунигунда. Очень удобно! Особенно для мужчин. А теперь я объясню тебе, что такое «супружеская верность». Так называемая «супружеская верность» — всего лишь вечное лицемерие, от него и все беды в браках, даже в самых удачных. Священники должны были бы требовать от новобрачной другую клятву верности, когда венчают их, такую, например: «Клянусь думать только о тебе, не допускать никого другого в свои мечты, убивать в себе любое новое чувство, любой интерес к кому-либо, кроме тебя, клянусь забыть самое себя во имя любви, ради которой готова отринуть собственную природу и все другие чувства; клянусь до конца жизни быть пригвождённой к твоим прекрасным глазам, как Прометей к скале. Отказываюсь красть огонь, буду подменять его усыпляющим кухонным очагом нашей супружеской верности, покуда смерть не разлучит нас».

Вдова. Да вы не просто распутница, вы — сам дьявол во плоти!

Кунигунда. Ну, а теперь — объясни-ка ты мне, что такое, по-твоему, «супружеская верность».

Вдова. Это — совершенная верность. Если бы, застав Карло в объятиях другой женщины, я услышала от него, что это лишь обман зрения, то безоговорочно поверила бы именно ему, а не тому, что видела собственными глазами.

Кунигунда. Тогда у меня к тебе, гражданка, только один вопрос. Сколько раз ты совершала со своим мужем физиологический акт совокупления?

Вдова. Мадемуазель, давайте заключим соглашение. Сейчас я вам отвечу, после чего вы незамедлительно уйдёте.

Кунигунда. Уйду, только удовлетвори напоследок мое любопытство. Ну — и сколько ж разочков?

Вдова. О, разве упомнишь, столько лет прошло… Возможно, раз сто.

Кунигунда. И это за сорок-то лет в браке?!

Вдова. Нет-нет, постойте, вспомнила: сто семь.