Похороны империи - Чингиз Абдуллаев

Вечером двадцатого августа в Кремле снова собрались основные члены Комитета. Язов, как добросовестный служака, явился одним из первых и почти все время угрюмо просидел на стуле, не пытаясь что-либо сказать. Он начал сознавать, что введенные в город танки ничего, кроме раздражения, не вызвали, и поэтому мрачно молчал. Среди собравшихся были Янаев, Бакланов, Тизяков, Стародубцев. Приехал Шенин вместе с первым секретарем московского горкома Прокофьевым. Последним появился Крючков. Пуго позвонил и сообщил, что находится в своем кабинете. Он видел, что происходит в городе, понимал, в какие неуправляемые процессы все может вылиться, и знал, что из российского Министерства внутренних дел пошли распоряжения о мобилизации курсантов различных школ милиции, которые формировали отряды для прибытия в Москву. Заместитель министра внутренних дел России генерал Дунаев отправил шифрограмму начальникам Вологодской, Брянской, Рязанской, Владимирской и Орловской школ милиции, где приказывал прибыть к двадцать первому августу в Москву с оружием и боеприпасами. Пуго отчетливо представлял, в какую гражданскую войну все это может трансформироваться. Поэтому послал срочное сообщение: «Стало известно, что начальникам ряда учебных заведений со стороны руководства МВД РСФСР дано указание прибыть в Москву с оружием к утру 21 августа. Учитывая, что в Москве введено чрезвычайное положение, направление в Москву и Московскую область личного состава категорически запрещаю». Сейчас этот вопрос волновал его более всех остальных.

Крючков рассказал о положении в городе. Еще не было известно о трех погибших, но все уже понимали, что два последних дня оказались полностью провальными для созданного Комитета. Все высшие руководители страны, которые поддержали создание ГКЧП, оказались не готовы к руководству страной в столь сложной обстановке. По большому счету, это была личная трагедия порядочных и честных людей, искренне пытавшихся спасти свою страну, остановить ее распад. Но казалось, что сама история была в эти дни против них. Энергия, зародившаяся в октябре семнадцатого и так триумфально побеждавшая на протяжении многих лет, просто выдохлась к августу девяносто первого. Никто не понимал, что именно происходит, но тысячи людей вокруг Белого дома и в Ленинграде, вышедшие на демонстрацию, были зримым воплощением протеста людей против их политики. И это пугало и парализовывало волю собравшихся.

Почти полуторачасовое совещание ни к чему не привело. Становилось понятно, что без президента страны все последующие решения ГКЧП будут восприниматься с большим сомнением. Выступавшие на митингах требовали возвращения Горбачева. Ведь все остальные высшие руководители страны были на своих местах и входили в созданный Комитет, а отсутствие самого Президента СССР создавало некий вакуум власти. Много лет спустя Ельцин убежденно скажет, что Горбачев знал о готовящихся чрезвычайных мерах, и этим фактически подтвердит тот парадоксальный факт, что требование возвращения президента страны было удобным поводом для неподчинения решениям союзной власти. Вернувшийся же из Фороса Горбачев позволит арестовать всех руководителей бывшей страны, обвинив их в заговоре, откажется от собственной партии, благодаря которой он и занял высшую должность в стране, и даже не поймет, что теперь он действительно окажется в полной изоляции, когда ни один чиновник или политик уже не станет принимать его всерьез. Более того, свидетельством абсолютного непонимания ситуации и характерного стиля работы самого Горбачева сразу после возвращения будут назначения на самые ответственные должности в стране: министром обороны – генерала Моисеева, министром внутренних дел – генерала Трушина, председателем КГБ – генерала Шебаршина. Уже на следующий день он в очередной раз продемонстрирует свою непоследовательность, сняв только что назначенных офицеров и заменив их другими. Трагедия, превратившаяся в фарс, продолжала разрушать единую страну. И весь мир следил за этими судорожными телодвижениями с насмешкой и презрением.

Совещание закончилось достаточно поздно. Приняли решение завтра утром вылететь в Форос, чтобы уговорить Горбачева вернуться в Москву. Ведь главным требованием демонстрантов было возвращение Президента СССР. Все собравшиеся понимали, что возвращение Горбачева будет фактически крахом объявленного Государственного Комитета, но дальше медлить уже нельзя. Страна оказывалась в подвешенном состоянии, когда почти никто не выпонял никаких приказов из Центра, выжидая, чем все закончится в Москве. К тому же все собравшиеся в Кремле уже знали, что на завтра назначена сессия Верховного Совета РСФСР. И никто не сомневался, что российские депутаты под влиянием Ельцина и Хасбулатова осудят введение ГКЧП. Было решено, что в Форос полетят Бакланов, Тизяков, Крючков и Язов. На этом совещание закончилось.

Вернувшийся к себе Крючков так и не смог нормально выспаться. Он снова и снова спрашивал себя, правильно ли они поступают, не сумев убедить инакомыслящих или подавить их выступление. Уже через два дня после своего ареста он заявит, что жалеет о своей неопределенной позиции и мог бы поступить иначе, если бы имел возможность вернуться на пять-шесть дней назад. Когда ему доложили о трех погибших, он сразу перезвонил Язову. Маршал уже знал о случившемся. Он подавленно предложил начать вывод танков. Крючков ничего не ответил. Вежливо попрощался и положил трубку. Язов перезвонил Янаеву. Тот тоже не сумел принять никакого решения. Маршал уже понимал, что во всех жертвах обвинят его одного. Он позвонил Бакланову. Услышав о погибших, тот сам предложил вывести танки. Бакланов тоже видел, что введенные войска только раздражают демонстрантов. Язов облегченно поблагодарил и сразу отдал приказ о выводе танков.

Не спали в эту ночь и лидер литовского «Саюдиса», и председатель Верховного Совета Литвы Ландсбергис, сознававший, чем может закончиться победа ГКЧП. На вопрос одного из журналистов, что именно будет делать Литва в случае победы заговорщиков и ввода в республику дополнительного контингента советских войск, он раздраженно ответил, что «мы сдадимся». Это был достаточно честный и мужественный ответ. Воевать своими силами с Советской армией Литва не смогла бы. Январское противостояние закончилось трагедией. Ему так не хотелось допускать даже мысли о возможных новых жертвах, и он прекрасно понимал, что не только его личная судьба решается в Москве, но и будущая судьба всего литовского народа. Однако в повторение событий сорокового года или конца сороковых, когда были депортированы и осуждены тысячи литовцев, Ландсбергис не верил – ситуация в мире и в стране кардинально изменилась. Но при этом понимал, что обретение независимости может растянуться еще на долгие годы в случае победы ГКЧП, и поэтому так волновался.

В эту ночь не спал и секретарь ЦК КПСС Олег Шенин. Он обзванивал секретарей обкомов и руководителей партийных организацией республик и почти везде находил поддержку и понимание. Все три прибалтийские компартии, оставшиеся в рядах КПСС, были готовы безоговорочно поддержать решения ГКЧП. Это был их единственный шанс на возможное изменение ситуации в их пользу. Некоторые республиканские лидеры осторожно заявили о своей готовности к сотрудничеству. Наиболее резко высказался Президент Азербайджана Муталибов, который, находясь в Иране, не скрывал своего одобрения введением ГКЧП. Готовы были поддержать действия созданного Комитета председатель Верховного Совета Белорусии Дементей и белорусские коммунисты. Таджикистан и Туркмения тоже были согласны на проведение внеочередного Пленума с поддержкой ГКЧП. Российские секретари обкомов безоговорочно поддерживали любые инциативы Секретариата ЦК КПСС. Никто особенно не скрывал, что Горбачев надоел всем своей неконкретной риторикой, своими лихорадочными метаниями из стороны в сторону, своей непоследовательной позицией. И вместе с тем людей настораживали многотысячные митинги протестов в обеих столицах и мировая реакция на отстранение законного президента от власти. Именно поэтому многие предпочитали не высказывать определенно свою конкретную позицию, выжидая, чем именно закончится противостояние в Москве.

Не спал председатель Верховного Совета Армении Левон Тер-Петросян. Молодой ученый, пришедший к власти в Армении на волне карабахского противостояния, он был достаточно осторожным и прагматичным политиком. Именно его, как одного из влиятельных членов созданной союзной комиссии, пошлют в Литву для изучения обстановки в республике сразу после январских событий. Тер-Петросян делал все от него зависящее, чтобы не допустить подобного противостояния в Армении. Январские события прошлого года в Баку и апрельские события восемьдесят девятого в Тбилиси наглядно демонстрировали, что именно может произойти и в Армении. И, несмотря на ежедневные сводки о военных столкновениях в Карабахе и на всей армяно-азербайджанской границе, Тер-Петросян демонстрировал удивительную гибкость, позволявшую ему избегать открытой конфронтации с Москвой. Более того, он оказался гораздо более радикальным демократическим политиком, чем многие его коллеги даже из прибалтийских республик. Именно при нем было конфисковано все имущество армянской компартии, а ее руководители были выселены из занимаемых ими помещений. Вместе с тем Тер-Петросян отлично сознавал, что победа ГКЧП будет означать жесткое подавление любых сепаратистских настроений в Нагорном Карабахе. Поэтому он и не спал, сидя в своем кабинете и ожидая известий из Москвы.