Не самый тяжкий день - Вячеслав Кондратьев

— Да, ты не дурак, конечно, — почему-то задумчиво произнес сержант, относя это к чему-то своему. Наверно, к тем мачихинским словам, которые тот говорил до этого. — Пошли, что ли?

— Пошли, — поднялся Мачихин.

Серьезных разговоров дальше по дороге они не вели, так, о пустяках только. Верст через восемь попалась им деревенька. Сержант приосанился и стал к избам присматриваться, не мелькнет ли где в окошке лицо женское.

— Что-то в горле пересохло, попить водички надо.

На что Мачихин сразу же резанул:

— Не водички тебе надобно… Ладно, бог с тобой.

Около одной избы увидел сержант наконец женщину и, кинув Мачихину быстро сброшенную с плеч телогрейку, растянул рот до ушей, а улыбочка у него была хорошая, ничего не скажешь, бабам должна нравиться, и направился, развернув молодецкие плечи. Мачихин же остался на месте, тоже улыбнувшись, но усмешливо и поглядывая на сержанта и женщину, думал, что, конечно, живому — живое, тут ничего не попишешь, тем более сержанту через месяцок-полтора верняком опять на фронт.

Сержант поздоровался с женщиной вежливенько, чуть ли не с поклоном и попросил водицы испить. Та пригласила в избу. Сержант махнул Мачихину, чтоб тоже зашел. Мачихин поколебался минутку, но промочить горло и ему не мешало.

— Ну что, воины, не можете германца дальше турнуть? — спросила женщина, подавая им воду.

— Да, уперся фриц. Но ничего, турнем, — бодро выдал сержант, все так же скаля зубы и оглядывая ее жадными глазами.

— Не хвались. Как бы он нас летом не турнул, — буркнул Мачихин.

— Этого и боимся. Осенью не дошел до нас немец, а если опять на Москву попрет? Сдюжите? — с тревогой спросила она.

— Сдюжим.

Шипилов не спускал глаз с женщины, пока та не фыркнула и не спросила:

— Ты что, баб не видал? Рассматриваешь меня, как картину какую.

— Давно не видал, — рассмеялся сержант. — Я же кадровую на Востоке служил, в дальнем гарнизоне, в сопках. Там вашего брата нема.

— Перестань пялиться, у меня муж на фронте. Понял?

— Понял, — кивнул сержант и сразу поскучнел.

— Ты на него, бабонька, не обижайся, — неожиданно для сержанта выступил Мачихин. — Мы же от смерти только недавно ушли. А тут женщина живая да ладная…

— И ты туда же, старый! Видать, не очень вам на войне досталось, если…

— Досталось, милая, еще как досталось, — не дал ей закончить Мачихин.Но мы две недельки в санбате передохнули… А он молодой, оклемался быстро.

— Ну ладно, делов у меня полно, — сказала женщина напрямик.

Поблагодарили за водицу, попрощались и вышли на улицу.

— Понял теперь, сержант, не до тебя тут. Зазря ты сапоги фрицевские начищал.

— Да ну тебя! Я о другом сейчас подумал. Есть же у меня деньжата. Может, пожрать где прикупим? А, Мачихин? А то пшенка эта вот где.

— Вот это дело, сержант, — не задумываясь согласился Мачихин. — Давай пошукаем по избам.

И пошли они по домам спрашивать, но ни у кого ничего съестного не оказалось, только время зря потеряли. Тут и Мачихин поскучнел, надеялся он, что хоть чекушку самогону раздобудут, ведь сам бог велел после передка встряхнуться, отойти мыслями от войны, ну и ребят погибших помянуть тоже нужно. Решили в следующей деревне поспрошать, а пока пошли неторопким шагом, частенько делая привалы, чтоб не на ходу посмаковать цигарку, а развалившись на травке.

Сержант раскрыл свой планшет, вынул оттуда около десятка фотографий разных девиц и показал Мачихину.

— Хороши девочки, Мачихин?

— Ничего, — безразлично протянул тот, поглядев на девичьи личики. — И что ж, все твои были?

— Да нет… Вот с этой дело было и с этой, а с остальными переписка одна. — Сержант помолчал немного, а потом спросил: — Значит, по-твоему, война долгая будет?

— Долгая, сержант. Неужто сам не разобрался? Силен пока фриц, силен гад.

— Разобрался, конечно… Пожить, Мачихин, очень охота. Мне же двадцать два только. И ничего я в жизни не видал… Вам, пожилым, наверно, легче? А? — с тоской в глазах сказал сержант.

— Нет, браток, труднее. Думаешь, я много в жизни радостей видел? Нет, не очень-то жизнь баловала. — Он вздохнул тяжело, а затем сильно затянулся махрой, так сильно, что раскашлялся.

Вскоре увиделась им деревенька, а за ней синел лес. Сержант шаг прибавил, и Мачихин стал приотставать, ему эта спешка ни к чему, тем более, когда приблизились к деревне, увидели, что заселена она войском — около изб машины стояли замаскированные, военные туда-сюда сновали, а когда вошли и провода телефонные приметили, от домов идущие в лес, поняли: насчет жратвы пустое тут дело, если и было у кого, так давным-давно распродали или на шмотки обменяли. И в избы заходить не стали, протопали мимо и вышли на лесную дорогу. Справа и слева дымки вились, небось от кухонь походных, время-то к обеду… Оттудова и ржанье лошадиное слышалось и фырканье моторов — основное войско в лесу, значит. А в деревне, наверно, штабы расположились.

Тут на дороге и увидели девчушку в военной форме, которая связь тянула. Сержант опять быстренько телогрейку сбросил, сунул Мачихину, а сам грудь вперед и к девчонке

— Откуда ты, прекрасное созданье? — и улыбочку свою выдал.

Девушка подняла голову, посмотрела на него исподлобья и ничего не ответила, продолжая разматывать провод.

Но здесь Мачихин, поглядев на нее, воскликнул:

— Погоди, девонька! Не Катя ли? Господи, она самая! Что же это я тебя сразу не узнал?

— Дядя Федор! — бросилась девушка, уткнулась ему в грудь и вроде бы заплакала.

— Катенька, дорогуша, как же ты здесь оказалась! Это надо же встренуться, да и где. — Он стал гладить ее по голове, сбив пилотку.

— Я давно уже в армии, дядя Федор. С конца сорок первого

— Что-то ты с лица спала и бледненькая, — стал разглядывать ее Мачихин.

— Так из госпиталя я… Ранена была.

— Господи, что же это делается! Как же на фронт попала? Сама, что ли, пошла, глупая?

— Трое нас пошли: Зинка Пахомова, Оля Прозванова и я

— Дурочки вы, дурочки… Хоть бы матерей пожалели. — Глаза у Мачихина увлажнились, и он продолжал гладить Катину голову своей шершавой, грязной рукой. Сухое лицо его подобрело, и сержант с неким удивлением глядел на ставшего совсем другим Мачихина. — Вижу, в связи служишь? Лучше бы сестренкой в медсанбат или в госпиталь пошла. Разве девичье дело эту катушку таскать?

— Привыкла уже… Вы меня подождите немного, я сейчас девочкам катушку передам и приду к вам.

— Вот какое дело, сержант, — с дрожью в голосе сказал Мачихин. — Из деревни своей девоньку встренул. Давай присядем, покурим и ее дождемся. — Он осмотрелся по сторонам, увидел дерево поваленное, присел и стал завертывать цигарку.

Сержант тоже присел.

— Ничего твоя землячка, славненькая.

— Ты бы на нее ране поглядел. Кровь с молоком была. С твоими портретами не сравнять, что ты мне показывал да бахвалился… Но ты понимаешь, сержант, уже ранена была. Как-то мне это в ум не идет — девчонки сопливые кровь проливают. Неужто без девок нельзя?

— Так она же добровольно… Конечно, может, девчонкам на самый передний край и не надо, но в тылу приятно их встретить.

— Ну, у тебя на уме одно — кобелиное, — возмутился Мачихин.

— Не понял ты меня, Мачихин. Просто вот поглядишь на них, и на душе легче и вроде война не такой страшной кажется.

Появилась Катя, но не одна, а с подружкой, которая, улыбаясь, показала пальцем на сержанта:

— Это твой землячок? Ничего парень.

Сержант, конечно, подскочил, опять грудь выпятил. И представился:

— Сержант Шипилов… Леонид. Для вас просто Леня, — и руку протянул.

Но девушка свою не подала, а рассмеявшись сказала:

— Боевой сержант-то… Ну ладно, Катя, я скажу, что ты земляка встретила, оставайся, а мы доделаем работу, — и ушла.

— А ты, Катя, познакомься, мы с ним вместе на передке бедовали.

Катя подошла и безразлично дала руку. Сержант долго держал ее в своей, пока она с брезгливой гримаской не вырвала ее.

— Мачихин, у вас в деревне все такие красивые? Она ж меня просто ослепила.

— Не балабонь, сержант. Не смущай девчонку. У нее и без тебя небось от мужиков спокою нет. Так, что ли, Катерина?

Катя на этот вопрос отвечать, видно, не захотела, пропустила мимо и спросила:

— Вы не голодные, дядя Федор? А то кухня тут рядом. Насчет хлеба не обещаю, а кашу повар мне даст.

— Вообще-то с утра не емши, есть маненько…

— Так я сбегаю, — живо воскликнула Катя и убежала. Сержант поглядел ей вслед и, прищелкнув пальцами, восхищенно выпалил:

— Все на месте у девочки, фигурка что надо. Пальчики оближешь!

— Ты губу-то не распяливай, не отломится. Катерина — девушка строгая, с понятиями. Я ее матушку, Марию-то, хорошо знаю. Воспитала, как надо. В случае чего она Катьку и на порог не пустит. Понял?

— Что ж, Мачихин, и помечтать нельзя? Молодой я…