Спецназовец. Взгляд снайпера - Андрей Воронин

манера – выяснять отношения именно тогда, когда супруг, мягко говоря, не вполне трезв. То есть, бесспорно, пьяный человек может вызывать и сплошь и рядом вызывает у окружающих определенное раздражение своим не совсем адекватным поведением и зачастую неуместными высказываниями. Но ведь ясно же, что скандалить по этому поводу бесполезно до тех пор, пока он не протрезвеет. Ничего ты ему не докажешь, только голос сорвешь, а заодно вызовешь у него встречную волну отрицательных эмоций, которые тем сильнее, чем больше он успел в себя влить.

Выпито в тот вечер было немало, обвинения жены, как на грех, звучали особенно нелепо и вздорно, и кончилось тем, что Анатолий Георгиевич хлопнул дверью и ушел из дома куда глаза глядят. То есть не ушел, конечно, а уехал, благо машина стояла под окнами, а ключ, будто по заказу, обнаружился в кармане пальто.

Дальнейшее помнилось смутно, урывками. Косо летел навстречу красиво подсвеченный ксеноновыми фарами снег, гремела музыка, и визгливо смеялись неизвестно где, когда, а главное, зачем подобранные пьяные девки – целых три, а может быть, четыре. Или, наоборот, всего две – в этом вопросе уверенности у Журбина не было. Москва осталась позади; судя по тому, где все случилось, он вез компанию к себе на дачу, назло драгоценной супруге действуя по принципу: если человека все время обзывать свиньей, он рано или поздно захрюкает.

По салону, аппетитно булькая, гуляла пузатая бутылка. Пили по очереди, прямо из горлышка, и Анатолий Георгиевич до сих пор очень живо помнил привкус дешевой губной помады, которой оно было перемазано. В какой-то момент одна из девиц – та, что сидела спереди, справа от него, бесстыдно выставив напоказ обтянутые блестящей лайкрой бедра, – похоже, решила обслужить его прямо на ходу. Журбин во всеуслышание одобрил эту инициативу и призвал присутствующих всячески ее поддержать. Заднее сиденье ответило на этот призыв новым взрывом пьяного смеха и рядом полезных советов, ни один из которых Анатолий Георгиевич не отважился бы повторить вслух в присутствии знакомых. Потом оттуда, сзади, к нему полезли целоваться – обхватили за шею, щекоча искусственным мехом и обдавая запахами помады, духов, коньяка и табачного перегара, мазнули по щеке мокрыми липкими губами, игриво прикрыли ладошкой глаза…

В спорах с женой он неоднократно повторял, что в пьяном виде водит машину не хуже, чем в трезвом, и не раз доказывал свою правоту, в том числе и на этом отрезке загородного шоссе. Возможно, все благополучно обошлось бы и на этот раз, если бы не редкое стечение несчастливых обстоятельств – ночь, скользкая зимняя дорога, пьяная идиотка, решившая поиграть в жмурки на скорости сто сорок километров в час, и еще одна идиотка, не нашедшая лучшего времени и места для прогулки с ребенком, чем пустое загородное шоссе.

Он оттолкнул закрывающую глаза ладонь как раз вовремя, чтобы увидеть и навсегда запомнить освещенную ярким ксеноном картину: знак пешеходного перехода на правой обочине, едва различимый за частой сеткой косо летящего навстречу снега, и две застывшие, словно загипнотизированные светом фар, фигуры в какой-то несчастной паре метров от капота его «БМВ».

На какой-то миг все замерло, как на фотографии, даже летящие в ветровое стекло хлопья снега. Потом мир рывком пришел в движение, раздался глухой двойной удар, что-то большое, темное, похожее на мешок тряпья, мелькнуло в воздухе над капотом, с хрустом ударилось о ветровое стекло, вмяв его внутрь и оставив на нем неровную красную кляксу, отскочило и исчезло в темноте позади машины. Только после этого он, наконец-то спохватившись, ударил по тормозам. Машина пошла юзом под истошный визг и матерные вопли мгновенно протрезвевших проституток, ее занесло, и, взметнув волну снега, «БМВ» завалился носом в кювет…

Такое может случиться с кем угодно; любой может вытянуть несчастливый билет, и разве он виноват, что в этот раз перст судьбы указал на него? Вообще, определение чьей-то вины – вопрос не столько юридический, сколько философский. Ведь сказал же какой-то мудрец, что каждый сам виноват в своей смерти! Беременная женщина с шестилетним ребенком, которой зачем-то понадобилось переходить в третьем часу ночи неосвещенную дорогу, – она что, совсем не виновата в том, что с ней стряслось?

(При столкновении ее отбросило на двенадцать метров, и еще метров пять она катилась по шоссе, оставляя на припорошенном снежком асфальте детали своего гардероба и пятна крови. Ребенка – это оказался мальчик – искали почти час и нашли в сугробе на приличном расстоянии от дороги.)

В ходе расследования выяснилось, что потерпевшая направлялась в соседнюю деревню, где проживала ее мать, – поссорилась с пьяным мужем, трактористом из дышащего на ладан фермерского хозяйства, и бежала, спасаясь от побоев. Вот так это и вышло: одна дура затеяла свару с пьяным мужем, вынудив его уйти из дому и пуститься во все тяжкие, а другая по той же причине ушла из дому сама и шагнула прямиком под колеса. И кто виноват – водитель? А может быть, он – такая же жертва обстоятельств, как и погибшие?

Конечно, Анатолий Журбин вовсе не считал себя ангелом и признавал, что в случившемся есть определенная доля его вины. Но он был в достаточной мере наказан пережитым шоком (не говоря уже о расходах на ремонт автомобиля) и полагал, что не заслуживает такой жестокой кары, как лишение свободы. Он был и оставался приличным, порядочным человеком, полезным членом общества и законопослушным налогоплательщиком. Ну, оступился, так пусть бросит камень, кто без греха! Возможно, провидение знало, что делает, толкая под колеса его машины людей, в прошлом, настоящем и будущем которых не было и не предвиделось ничего, кроме тоскливой нищеты и беспробудного пьянства. Это, конечно, не аргумент для суда, и пить за рулем, спору нет, нехорошо. Но он уже все осознал, он больше так не будет, и можно же, в конце-то концов, чисто по-человечески войти в его положение! Неужели остриженный ступеньками заключенный, строчащий брезентовые рукавицы или какие-нибудь тапочки, для общества полезнее, чем успешный предприниматель?!

Все это и примерно теми же словами он при встрече объяснил Молоканову. Майор даже не дослушал: его, как обычно, интересовали не тонкости душевных переживаний Анатолия Георгиевича и не его философские рассуждения о природе вины и несовершенстве мира, а деньги, только деньги и ничего, кроме денег.

Со старшим оперуполномоченным уголовного розыска майором Молокановым предприниматель Журбин познакомился при весьма неприятных обстоятельствах. Наверное, иначе просто не могло быть: такое событие, как