Исповедь расстриги. Как воскреснуть из мертвых - Валентина Николаевна Муренкова

над облезлым кирпичным первым этажом криво возвышался деревянный второй. Когда-то ухоженный, а нынче довольно жалкий, с крышей набекрень, дом стоял на склоне под горкой. Если с улицы пройти в заросший двор и завернуть за угол, то ко мне на второй этаж можно было подняться прямо с утоптанной земли через три косых ступеньки.

Из всех удобств там имелось только электричество, за водой я ходила с ведром к колонке ниже по улице, а в давно не чищенный деревянный туалет приходилось бегать во двор, стараясь дышать там пореже.

В малюсеньком коридорчике умещался ручной умывальник-гвоздик над раковиной у входной двери, ведро с водой ставилось на табурет, и ржавая электроплитка-кормилица жила на тумбочке. Дальше двустворчатая дверь, когда-то белая, вела в квадратную комнату, правый её угол срезала обшарпанная белёная печь с заслонками, над головой нависал довольно низкий растрескавшийся потолок с двумя кривыми-косыми балками, а посередине болталась голая лампочка на скрученном проводе в помпезном круге для люстры, забитом столетними слоями побелки. Завершали дизайн интерьера старые бумажные обои из остатков рулонов, их когда-то наклеили на стены весьма авангардно и полосато – все полосы четырёх разных цветов и фактур.

Два маленьких чуть закруглённых окошка мастерской смотрели прямёхонько на наш будущий дом под Воскресенским храмом, который ржавым силуэтом доминировал на соседнем бугре, сам храм во время войны остался без колокольни, а после войны был обезглавлен и превращён в склад.

И в том нашем доме, тоже столетнем, только из красного кирпича, мы потом будем жить двадцать шесть лет, но тогда я об этом, понятно, не знала и преспокойно ходила мимо него почти каждый день, забираясь и спускаясь по крутой лестнице к себе на улицу Герцена.

Сначала мы с друзьями вроде бы договорились снимать мастерскую вскладчину, но все мои компаньоны были местными и жили с родителями по домам, лишь я одна обитала в мастерской постоянно и выезжала только по выходным к семье в соседний город, ну и в Питер с Москвой два-три раза в семестр на выставки и концерты. И если уж я называлась ответственным квартиросъёмщиком, то вскоре бόльшая часть расходов легла на меня, и часто всю стипендию – а это кровных тридцать рублей в месяц, ого-го! – я отдавала хозяйке за квартиру сама.

* * *

Жили мы весело, толпы гостей посещали нас почти каждый день, порой они ночевали на полу, как кильки в банке. Я всегда удивлялась, сколько же мальчиков и девочек можно уложить спать на свободной поверхности пола, расстелив два одеяла, особенно если некоторым из них ноги под стол засунуть или самим туда закатиться? Ответ – много!

Традиционно-богемный образ нашего жития-бытия предполагал разнообразные тусовки художников, музыкантов, поэтов, актёров, архитекторов и прочих творческих личностей, тогда ещё плюс-минус студентов, и некоторые из самых одарённых умудрялись пока ещё учиться в технических вузах.

Алкоголь присутствовал у нас весьма эпизодически, в то время он продавался строго по талонам, а скудное питание состояло большей частью из макаронных изделий. Однако полуголодный образ жизни, как говорится, «впроголодь и впропить», совсем не мешал моим друзьям почти непрерывно музицировать, и не только на инструментах, к тому предназначенных, но и на чём придётся. Например, очень выразительно звучала двуручная пила, на половинку лыжи отлично натянулись струны, и консервная банка от селёдки тоже стала уникальным струнным инструментом, а сложные ритмы энергично отбивали различные стучалки-бренчалки из вилок, ложек, расчесок и тому подобных приспособлений.

Жизнь на грани двух эпох – время непростое, но весёлое, дерзкое и многообещающее, и в нашем кругу, как на подбор, вращались невероятно талантливые и яркие люди, поэтому никто не сомневался, что впереди нас дожидается светлое будущее, и самые радужные перспективы уже призывно маячили вдали.

Издыхающая советская власть тогда только забавляла, военные действия ужасали, мировое искусство и всяческая мистика вдохновляли, а сессии ритмично налетали штормовыми волнами, захлестывали диким напрягом и откатывались с разным количеством потерь, но со стопудовым поводом отметить.

Понятно, что на личном уровне у каждого из нас хватало проблем, переживаний, трагедий, безумных увлечений и разочарований, так что постепенно отношения у отдельных парочек усложнялись и запутывались донельзя, превращаясь в любовные многоугольники. Я, к примеру, вообще сбежала от мужа и погрузилась с головой в учёбу со всеми сопутствующими студенческими приключениями, мне позарез требовалось как-то восстановить себя после короткой, но жёсткой семейной жизни, наполненной пьянством мужа, не справляющегося со своими талантами, и моими саморазрушительными истериками.

Зато когда мы с друзьями собирались вместе, то воздух искрил, весёлая звенящая сила наполняла нас и возникало ощущение особой творческой избранности, оно легко перекрывало все мелкие проблемы.

И вот мы, такие прекрасные и вдохновенные, живём себе в мастерской на двенадцати квадратных метрах, нам хватает и других уютных закутков, хотя чтобы попасть в кафе, надо отстоять в очереди, а рестораны для нас – как другая планета, но в большом городе всегда есть где погулять зимой и летом.

В тёплое время все окрестности мастерской наши, мы устраиваем пикники в заброшках, на руинах, в зарослях вдоль водохранилища и выше на буграх, в дождь и в холод нам тоже есть чем заняться в мастерской. Стремительно проносится время моей учёбы, оно очень плотно насыщено удивительными событиями, о которых я уже написала отдельный текст, но здесь расскажу только о нескольких эпизодах, которые значительно повлияли на мою дальнейшую жизнь.

* * *

Однако сначала позвольте вам представить соучастников этих событий – в нашей весёлой компании причудливо перемешались мои однокурсники и те, с кем я училась в разное время, случайные знакомые, с которыми мы оказывались рядом в разных обстоятельствах, друзья друзей, чьи-то братья, сёстры, мужья, жёны, как бывшие, так и актуальные. Итого, человек десять из ближнего круга и человек тридцать, сорок или пятьдесят, уходящих в бесконечность.

Тогда ещё не существовало нынешнего понятия социальных сетей, но сами сети были и очень даже разветвлённые, только без гаджетов. А ещё мы как-то умудрялись находить друг друга без мобильников – встречались, пересекались, звонили из телефонных автоматов, писали записки и забивали стрелки в заранее условленных местах.

Так в моём ближнем кругу оказались художник Юрка, с которым мы давно общались, и его подружка скрипачка Ирка. У них обоих во внешности проглядывало что-то цыганское: тёмные глаза и волосы, но у Ирки мелко вьющаяся грива доставала до пояса, и стройные ноги росли, похоже от ушей, а Юрка отпустил себе смоляную курчавую бороду и очень походил на кумира эпохи киношного Будулая.

В тот же внутренний круг друзей входила Олька, очень похожая на юную Ахматову, только с короткой стрижкой, у неё тоже был маленький сын и