Дорога за горизонт (СИ) - Башибузук Александр

— Дождь, это не к Голливуду. Это Книга Бытия.

— Чего-о?

— «…лился на землю дождь сорок дней и сорок ночей», — процитировал я. — Глава седьмая, стих двенадцатый. Ной и все такое.

— Это я, что ли, ною⁈

— Это Библия.

— А, так ты про всемирный потоп типа намекал? — угадала моя спутница. — Блин, во слабаки! Тоже мне, потоп. Тут за сорок дней и речка толком из берегов не выйдет.

Отвечать я не стал. И так уже всезнайкой обозвали. К тому же, как обычно, Юлька была права, не по форме, но по содержанию. Мне дождь тоже не нравился.

Во-первых, дождь глушит звуки. Во-вторых, снижает эффективную дальность тепляка. И то и другое плохо, а вместе так вообще хреново.

Но все же тварь я заметил именно в тепляк.

Говорят, что существуют и такие твари, которые в «зависшем» состоянии умеют понижать свою температуру тела практически до уровня окружающей среды. А еще говорят, что кур доят. Лично я пока не встречал твари, способной полностью укрыться от тепляка.

Может именно поэтому и жив до сих пор.

Стоит отдать должное, эта тварь была достаточно умной. Спряталась в стороне от дороги, в глубине кустарника, да еще в небольшой канаве. Биноклем или даже в ночник её сквозь все эти ветки с листьями в жизни бы не разглядели. Но хороший тепловизор «берет» и через листву.

— Есть контакт.

За что Юльке респект и уважуха — переход из состояния «девочка-припевочка» в боевой режим у неё моментальный. Щелк и вместо провинциалочки с легкой или не очень придурью возникает Рэмбо, готовый залить свинцом все джунгли Вьетнамщины…

Заливалка, правда, калибром не очень, хоть и выглядит броско…

— На два часа, семьдесят метров, борщевик, от него вправо три, возле сосны…

— Ничего не вижу.

— А он там…

Думаю, нас тварь уже засекла невзирая на дождь — слух-то у них тоже усиливается, а мы не только топали, но и разговоры разговаривали. У нас иногда получалось обходить «дремавших» тварей без стрельбы, но это когда удавалось их засечь сильно заранее, метров шестьсот-семьсот. А тот меньше сотни, не вариант совершенно. Просто ждет, пока мы подойдет ближе, чтоб уж точно достать обоих на рывке. Говорю же — умная.

— Ты куда⁈

— Подойду ближе…

— Юль, не дури…

— Сам не дури… все нормально будет.

— Бросится же…

— Карл, не дергайся… все под контролем.

Под контролем все у нее, ага, три раза. Что мне время нужно тепляк убрать и взять ствол к плечу, это так, пофигу.

— Готов.

Ну так… хоть и шагом шли, но шли-то дохрена, а перед этим еще и плыли… вот и ствол восьмерки пишет. Не мальчик уже, чего греха таить.

— Иду…

Еще одно массовое заблуждение — куча народу верит, что твари из «экономичного» режима на «форсаж» переходят мгновенно. Местами оно так даже выглядит, но на самом деле… живой организм, даже такой перекорёженный, как у тварей, это вам не реле в цепи. Да и сидеть долго в позе для низкого старта банально неудобно.

В прицеле среди зелени кустарника двинулось что-то серое, округлое. Негромко щелкнула юлькина «биатлонка», на заколыхавшуюся листву брызнуло темно-красным. Я еще успел увидеть, как Юлька сдвинула затвор и поймала в ладонь выброшенную гильзу. Понтовщица… все одно пересняряжать мелкашечные патроны пока никто не берется. Трудно, да и смысла нет. Запасов «двадцать второго», хоть и поменьше, чем ходовых армейских калибров, но, с другой стороны, кто сейчас будет ходить с мелкашкой? Только идиоты… вроде нас.

— Ну как тебе, а⁈ Скажи ведь, чисто сработала!

— Есть такое…

— А еще…

Краем глаза я засек движение в подлеске слева от дороги — а дальше в ход пошли рефлексы. Приклад в плечо, выдох, бам-бамбабам, от сосен брызнули щепки, но метавшееся между ними серое пятно и не думало сбавлять скорость. Наоборот, еще больше ускорилось, пытаясь преодолеть оставшиеся до Юльки метры парой больших прыжков. Какие же они чудовищно живучие…

Бубух!

В боевиках после такого выстрела в упор плохие парни улетали на десять метров или хотя бы крутили эффектное сальто. Тут все было проще и скучнее, но главное — до Юльки эта зараза не добралась.

— Живучие т-твари…

Кажется, до заражения это была женщина. Верхняя одежда напоминала остатки вязаной кофты, цветастой такой, грубой вязки. И да, живучесть впечатляла. Моя пальба её так, слегка притормозила. Даже кошмарный патрон Дика Кассула не смог убить, хоть и вырвал из бока здоровенный шмат мяса. А ведь «аляскен» под этот калибр был придуман для самообороны охотников. Здоровенный револьвер, чтобы здоровенных гризли на жопу сажать. Экспансивная пуля раскрылась полностью, в боку выходная дырка — не то, что кулак, голову засунуть можно. Внутри тоже наверняка все в фарш. Медведь бы после такого наверняка сдох на месте, а эта: это? шипело и пыталось ползти.

Блин… это было близко.

Сменив магазин на дозвуковые, я двумя выстрелами разнес череп твари. После такого даже зараженные лежат спокойно. По крайней мере, до сих пор так было.

— Ты как?

— Рука, н-на… — Юлька встряхнула запястьем и тут же скривилась от боли, зашипев ничуть не хуже убитой твари. — Болит просто зверски.

— Ну еще бы! Чтобы эдаким калибром, да по-ковбойски, от пояса только Лара Крофт без последствий умеет.

— Спасибо, блин, утешил.

— Перелома нет, вывиха тоже, — я пожал плечами. — Намажь гелем погуще и замотай эластичным бинтом. Ну и давай во вторую линию. Минимум до вечера ты не боец, а так, пол-человека.

— В нос дать я и с левой могу.

— Лучше покури пока, — посоветовал я, скидывая на дорогу рюкзак. — А я схожу, первую проконтролирую.

— Издеваешься?

— Нет. Верхний клапан рюкзака проверь.

Первая тварь в тепляк выглядела начавшей остывать и, следовательно, вполне дохлой. Но я на всякий случай добавил ей еще одно вентиляционное отверстие в башке — очень уж мне не понравилась живучесть второй. И вообще вся эта гнусная ситуация. Как-то уж слишком похоже на скоординированную засаду.

Когда вернулся на дорогу, Юлька уже успела перемотать запястье и сидела на обочине, жадно глотая дым «честертона».

— Скотина ты все-таки, Карл. Знал же, что бросать пытаюсь.

— Ага. В двадцатый раз. Стресс тебе лучше перекурить, а у нас вся работа, один сплошной стресс.

— Все равно брошу! — пообещала Юлька, затоптав окурок. — Вредная же привычка.

— Вредная, — согласно кивнул я, подхватывая лямку «бергена». — целых шестнадцать процентов, что не доживешь до семидесяти лет из-за рака легких. Так что если собираешься жить до семидесяти…

— Тут не знаешь, как до конца недели дожить. И вообще… слышь, а сам-то ты чего не куришь?

— Я пассивный курильщик. В смысле, мне твоего дыма достаточно.

— Сказала бы я, кто ты пассивный…

— А это ночь покажет. Давай, топай, нам еще километра три осталось, надо до темноты успеть.

На самом деле вышло чуть больше — я забыл, что дорога делает изгиб вокруг озера. Но в час мы уложились, даже со всеми предосторожностями. Теперь осталось понять, насколько вся эта экспедиция была оправдана.

И в тепляк, и в бинокль хутор Юхана выглядел одинаково нежилым. Да и вблизи — тоже. Перед собачьей будкой ржаво змеилась цепь… без ошейника, что характерно, ад и косточек поблизости не видно. Дверь в гараж была заперта, но щелей в дощатой конструкции вполне хватало, чтобы заглянуть внутрь и убедиться в отсутствии машины. Точнее, синяя пластиковая «электрика» под навесом стояла, а вот любимицы хозяина, «вольво-универсал» 960-й серии как раз не было. При том, что в последние годы кататься на ней он мог разве что до берега и обратно — чертовые экологические нормы ЕС не только столицу, но и мелкие городки для старых машин с ДВС закрыли наглухо.

Ну а потом случилось то, что случилось и Юхан отцепил пса — или взял с собой — и поехал куда-то.Уже точно зная, что никакие нормы и законы больше не действуют, а есть лишь обезумевшая от ужаса толпа — и твари. Дети у него жили в Хельсинки, в хорошем спальном районе, как он сам говорил. Ни к ним добраться, ни выбраться им, когда началось… Это хутор в такой глуши, что, не зная и не очень-то найдешь. А вот если знать, то всего двадцать минут от Е18. Ну или от берега, как мы сейчас.