Недостойный сын - Игорь Лахов

почти контрабандой перебраться на историческую Родину. Вот тогда, во время кочёвки, водка и пригодилась на взятки. Деньги уже почти простыми бумажками стали, а от бухла «истинные мусульмане» редко отказывались. По приезду в Ленинград сразу подал на гражданство… И «опять двадцать пять»! Гастарбайтер получаюсь, так как имею прописку в городе Душанбе, по улице Айни. Почти бомжевал пару лет, но старые прокурорские связи помогли. Так на Алтае и оказался с паспортом гражданина Российской Федерации. Сейчас живу тихо, спокойно, но… пара бутылок водки всегда со мной.

— Ох, ты ж… Слышала, конечно, о тех событиях, но без подробностей, — выдохнула Наталья Леонидовна и с болью посмотрела на бутылку. — Этот напиток ещё горше оказывается… Думала у меня сплошные разочарования и предательства в жизни, поэтому для себя давно решила, что, кроме самой, никто мне не поможет построить «светлое будущее» для отдельно взятой Наташеньки! Но тебя судьба помотала… Ой! Извини, отец, что тыкаю!

— Да и на здоровье! У нас, шоферюг, это привычное обращение — чай, не в прокурорском мундире! — улыбнулся я. — А насчёт «напитков» скажу так: мой ещё относительно сладенький. Столько судеб жестоко поломано было, что ни одним калькулятором не сосчитать. Самое сложное не пережить, а жить после этого. Не озлобиться, не потеряться, а остаться человеком. Я хоть в бога не верю, но когда придёт час перед ним предстать — хочу смотреть не стыдливо опуская глаза за житуху свою, а прямо.

Тогда мы благополучно добрались домой, ведя интересные разговоры. Наталья Леонидовна обняла меня на прощанье и пьяным голосом приказала называть только по имени. И хоть я продолжаю величать её, как и раньше с отчеством, но больше «Железякой» даже мысленно не называю.

Так у нас сложились с ней почти дружеские отношения. Все поездки Наталья проводила только со мной, да и в гости иногда друг к другу захаживали по праздникам.

…Наталья Леонидовна осмотрела придирчивым взором выигравших счастливчиков и начала перекличку. Странно, но я помню только тех, кто погиб в этой аварии.

— Лазарев Илья!

— Я! — отозвался нескладный добродушный очкарик.

— Виктория Малинина!

— Я! — пропищала тоненьким голоском миниатюрная блондиночка с насупленным лицом.

— Бочкарёва Варвара!

Девушка в больших очках подняла руку. Явно творческая личность — всё что-то рисует, не успев усесться.

— Светлана Косицкая!

Женщина, под стать Шахновской и в стиле одежды, и в манерах, доброжелательно кивнула, сверкнув белоснежной улыбкой. Дорогая барышня — издалека видно. Что она тут забыла?

— Елена Иванова!

— Тут я! — отозвалась тётка неопределённого возраста в дешёвом спортивном костюме.

— Всё, Сан Саныч, — подытожила Наталья Леонидовна, дав команду трогаться.

И «Бегемот», рыкнув двигателем, отправился в свой последний рейс…

Бог меня миловал — после той страшной аварии продержали в больнице всего пару дней, диагностировав лишь лёгкое сотрясение мозга. Прибывший в палату следователь после непродолжительного допроса взял «Подписку о невыезде». Всё как всегда в таких случаях.

Оказавшись один дома, я как во сне, не понимая, что делаю, заварил себе чай и открыл вчерашнюю газету, взятую из почтового ящика. На первой странице большая статья с фотографией. Это про нас… Водитель не пострадал…

Сердце сжало, дышать стало тяжело и в глазах поплыли разноцветные круги. Упал. Попытался доползти до телефона, чтобы вызвать «Скорую», но замер.

«Прятаться от смерти, когда гибнут молодые? Зачем? Кому я нужен? Так-то оно лучше будет…» — было моей последней мыслью перед тем, как я перестал ощущать себя.

* * *

Без малого три дня все народы Синцерии обсуждали странное явление, возникшее в ночных небесах. Ещё никогда не приходилось видеть таких красивых и тревожащих вспышек света, искрами улетающих за горизонт. Казалось, что сами звёзды сорвались со своих мест, закружившись в завораживающем танце, а луны подмигивали им в такт, с трудом оставаясь там, где им суждено было быть.

Поползли слухи. Одни провидцы говорили, что близится конец мира. Другие же предрекали его расцвет, рьяно доказывая, что Даркан Вершитель[1] и Эрина Милостивая[2] опустили свою благодать на всех людей без исключения… кроме тех, конечно, кто встал на Тёмную сторону Двуликого Хирга[3], полностью отринув его Светлую. Споры велись ожесточённые, иногда перерастая в небольшие потасовки. Но как бы то ни было, эмоции от случившегося постепенно блёкли, а добывать хлеб насущный приходится при любых знамениях, поэтому скоро жизнь вошла в привычное русло, и почти никто не обратил внимания на маленькую звёздочку, упавшую с небосвода на восьмой день гертатора 5155 года от сотворения мира.

Не обратили внимания, а зря… Седьмая — последняя душа жителя Земли переместилась в новый мир, догоняя души остальных своих земляков, появившихся в небесном светопреставлении три дня назад. Позади, в ниточке её огненного следа разрушался мост, связывающий два Измерения. Семеро людей из покорёженного на коварной алтайской дороге автобуса начали свой путь в неизведанное.

Даркан Вершитель — верховный бог Синцерии, был доволен. То, что он готовил несколько сотен лет прошло, как и задумывалось. Теперь стоит только внимательно наблюдать за происходящим, оставив всё на откуп людей. Справятся или нет — другой вопрос, но давать миру больше того, что он заслуживает, не в правилах Даркана. Это понимали все боги. Понимали и… готовились исподволь влиять на события, чтобы развернуть их в свою пользу.

2. Пробуждение

Голова раскалывается от боли. Стальной привкус во рту и мутит так, что боюсь вздохнуть, чтобы не стошнило. Тело трясётся в мелком ознобе. Лежу, не открывая глаз… Кажется, приступ отпустил и становится лучше, раз могу хоть что-то чувствовать и мыслить, пусть и путанно. Надо всё-таки доползти до телефона и вызвать врача, раз смерть брать не хочет.

Поднимаю тяжёлые веки… Ничего не разглядеть — смотрю, словно через мутное бутылочное стекло. Постепенно зрение приходит в норму и становится понятно — это не моя «однушка». Каменные стены, низкий потолок и пол, устланный несвежей соломой. Какое-то корыто… Судя по запаху от него — туалет. Точнее, «параша», так как обстановка сильно напоминает тюремную — этакий средневековый «застенок», как показывают его в фильмах.

С трудом поворачиваю голову, пытаясь осмотреть остальное, выпадающее из поля моего зрения. Это движение приводит к катастрофическим последствиям — адская вспышка в голове и меня тошнит. Долго и мучительно, прямо на солому, что подо мной. Через несколько минут становится легче — видимо, с содержимым моего желудка вышла и вся зараза.

Вытираю рот и с недоумением смотрю на руку. Рукав моей рубахи из тонкого дорогого материала, совсем непохожим на застиранный свитерок, в котором был.