Штурм лабиринта - Андрей Платонов

– То-то и дело, Алексей Алексеевич. Елисей, что есть девяносто один?

– Разрешите, товарищ гвардии полковник, ответить после взятия этого немецкого населенного пункта. Не положено отвлекаться мыслью от главной задачи.

– Молодец, Елисей!, – сказал Бакланов. – Видишь, Евтихий Павлович, мы с тобой сейчас ошибаемся, что думаем одни. Умен, должно быть, не тот, кто надеется на одну свою голову. Вот когда в огне живешь, тогда думать за тебя некому, тогда ты уж обязан думать один, и один за всех... Елисей, сходи к начальнику штаба, он отдохнул теперь, пусть он сейчас же придет...

Когда пришел начальник штаба майор Годнев, Бакланов спросил, какие у него есть сведения об этом городе. Годнев доложил, что он уже беседовал с двумя инженер-майорами о характере сооружений в городе, показывал им план города и данные разведки. Инженеры ничего нового не открыли ему; они сказали, что этот город старой постройки, с большим запасом прочности в городских сооружениях, причем в окрестностях есть месторождения бутового камня, из которого, очевидно, и сложены фундаменты зданий.

– Это нам мало, – сказал Бакланов и стал размышлять: дивизия нам тут не поможет, армия тоже едва ли... – Ну ладно, вы сейчас же, майор, запросите по радио шифром все данные об этом немецком городе – исторические и экономические. Пусть даст их нам немедленно штаб фронта – для оперативной надобности.

Майор ушел на связь исполнять поручение. Командир батальона, закрывавшего выходы из города на запад, донес Бакланову по телефону, что из города внезапно вырвались шесть средних танков, стремясь прорваться на запад; они сдерживаются противотанковой артиллерией и маневрируют сейчас на западной окрестности города. Кроме того, в тылу батальона, с северо-запада, появилась группа тяжелых танков, четыре машины, но пехоты за ними нет; эти машины стремятся, наоборот, в город; сейчас они находятся в лесной посадке и по ним также ведется огонь.

Бакланов сообщил Кузьмину обстановку и спросил его мнение: что это значит?

– А ничего особого, – сказал артиллерист. – Немцы же сволочи, и война идет, а в войне всегда хаос бывает. Если они танки из города выводят, значит, они не желают закапывать их в городе в оборону, значит, им пушки не нужны, у них, стало быть, есть их достаточно. А те четыре, что снаружи в город едут, те из какого-нибудь маленького блуждающего котелка выбрались, а теперь осиротели, отбились и хотели бы домой, ко двору, а у двора чужие части стоят... Пусти ты их свободно, Алексей Алексеевич, навстречу, а я самоходками их из засады накрою, Давай сообразим по карте, как это будет.

Они стали соображать.

– Нельзя, – неуверенно сказал Бакланов. – Я боюсь считать врага глупым. А если это его хитрость, а ведь у меня там батальон? Давай твои самоходки на северо-запад, освободи меня от тяжелых машин.

Он взял трубку и приказал командиру западного батальона:

– Петр Иванович! Поддержи еще маленько их огнем. Против тяжелых сейчас тебе поможем, против средних воюй сам и давай все время их координаты на КП артиллеристам – тебе видней. Как ты думаешь, что ты мне еще хочешь сказать?

– Ясно, товарищ полковник, – ответил командир западного. – Беспокойства большого нету. Я думаю управиться без потерь, у них машины идут не резво, веры у них нету, они пропадут...

Кузьмин ушел на свой командный пункт. Вскоре пришел начштаба Годнев.

– Есть новая разведка?

– Ничего нельзя сделать, Алексей Алексеевич. Люди ходили чуть не до центра города, проникали в дома, но дельного ничего не обнаружили и населения не видели.

– А ведь население есть, не могло оно целиком уйти отсюда.

– Не могло... Тот, что узнал кое-что, не пришел назад, – сказал Годнев. – Две группы разведчиков до сих пор не вернулись, одиннадцать человек.

– А что ты думаешь, майор?

– Трудно. Штурмовать втемную нельзя.

– Нельзя, – сказал полковник. – Этот город надо взять малым боем, но большой разведкой.

– Точно, товарищ полковник, – согласился майор.

– «Точно»! А что «точно»? Как мне надоело это слово! – рассердился Бакланов. – Все говорят «точно» и «точно» – как пластинки в патефоне. А что именно «точно», когда вы не можете предложить плана операции! Ну ладно, извините меня, я еще больше чувствую себя виноватым, чем вы.

Годнев молчал. Немного погодя позвонил Кузьмин.

– Алексеич! – сказал артиллерист. – Четыре тяжелых я изувечил, а средних пока не удается накрыть, они уходят обратно ко двору. Ну как – хорошо или ты недоволен?

– Что хорошего, когда плохо: шесть машин ведь уйдут, и нам еще придется с ними иметь дело! – ответил Бакланов. – Топчемся мы тут зря. Преследовать их! Преследовать их надо в упор огнем по пятам! Загнать их в трущобу, откуда они вышли! – Последние слова Бакланов произнес с тою сухою страстью, которая была свойственна его натуре; он знал, что, если мысль бывает временно бессильна, тогда полезно предаться действию, но никогда не быть в нерешительности, и действие всегда подскажет истину и даст решение.

– Есть, товарищ полковник! – ответил артиллерист. – Я сейчас попробую.

– Не пробовать надо, а делать быстро и надежно!.. Пустите им вослед четыре-пять самоходок, две-три установки пусть бьют с ходу слепящим огнем по дотам с ближней дистанции, остальные преследуют танки до конца. Потом сразу мне сообщите результат... Ну все... Действуйте живым боем!

Вскоре прибыл ответ из штаба фронта. В сообщении подробно излагались все сведения об этом немецком городе: количество зданий, их стиль, время постройки, техническая характеристика сооружений, способ планировки, занятия жителей и многое другое. Бакланова более всего заинтересовали экономические сведения о районе, прилегающем к городу; это, оказывается, был старый район маслоделия и сыроварения, а город издавна обслуживал свой район как складское хозяйство и как центр оптовой торговли с потребительским западом Германии. В городе, особенно в средней его части, есть большое число зданий, говорилось в справке штаба, где подземная часть зданий относится по кубатуре к внешней, наземной, как 3 : 2, потому что в подземной части находятся помещения с постоянно пониженной температурой для хранения продовольственных товаров – сливочного масла и сыра, главным образом.

– Вот что мне нужно было! – обрадовался Бакланов.

Он вызвал начальника штаба, и вместе с ним они заново прочитали план города. Здания в центре города имели два, три, иногда четыре этажа; здания стояли близко одно к другому, их внешний объем поддавался довольно точному расчету; однако подвалы под ними не могли быть по глубине равными высоте зданий, и все же они были на 3/2 больше объема наземных зданий, – следовательно, подземные помещения распространялись в ширину, но тогда они должны были занимать почти всю площадь в центральной части города.

Бакланов до войны был землеустроителем; он умело прикинул на счетной линейке кубатуру подземных помещений и нарисовал на плане города приблизительное очертание расположения подвалов – наименьшую площадь, которую они должны занимать.

– Ясно теперь? – спросил полковник у майора Годнева.

– Не совсем, Алексей Алексеевич.

– Ясно. Они соединили все подвалы города в один лабиринт промежуточными тоннелями, а кверху – почти в каждый монументальный дом – у них есть вертикальные шахты-выходы, по ним они и маневрируют: каждый дом может быть дотом и через полчаса им не быть. Вот в чем была загадка. В этом складском лабиринте под землей у них техника, боеприпасы, гарнизон, даже цивильные немцы, а наверху у них огневые расчеты и оперативные группы. Я думаю теперь, они туда даже танки свои закатывают...

Резкие близкие разрывы зашатали блиндаж, и две мыши появились на полу, словно ища защиты возле людей.

Ординарец Елисей подошел к полковнику и стал возле него.

– Ничего, – сказал Алексей Алексеевич, – мы им сделаем могилу в этом лабиринте.

Осыпанный землей, пришел полковник Кузьмин со своим ординарцем.

– Пугают нас, полковник! – сказал он. – Как решил действовать, Алексей Алексеевич? Да ты хоть скажи поскорей, как будешь воевать: тебе голову оторвут, моя в запасе будет – и я буду знать.

И Кузьмин захохотал. Бакланов тоже засмеялся; он любил этого старого артиллериста за его характер истинного воина; он мог жить и думать под огнем спокойно и обыкновенно, лишь слегка более воодушевленно, потому что все близкие люди своей части тогда делаются особо дорогими для сердца.

– Сейчас мы им всем новую засечку сделаем, а потом я им дам жару, они у меня отсверкаются! Я их в мусор пущу! – погрозил Кузьмин.

– Не надо, это бессмысленно, береги лучше свои пушки для будущего дела, – сказал Бакланов. – Завтра мы через этот город вперед пойдем.

– Ну-ну, Алексей Алексеевич!..

Блиндаж заскрипел в древесных пазах от недалекого разрыва снаряда.

– Чего они щупают? – спросил Бакланов.