Все приключения Шерлока Холмса - Джон Карр

Это была комната с высоким потолком и выстроившимися на полках вдоль стен, а кое-где стоящими как попало разнообразными пузырьками и склянками. На широких низких столах, расставленных без всякой системы, теснились реторты, пробирки и маленькие бунзеновские горелки, над которыми колыхались мерцающие язычки синего пламени. В комнате находился только один исследователь. Поглощенный работой, он сидел, склонившись над дальним столом. Услышав наши шаги, он оглянулся и вскочил с радостным криком.

– Я нашел его! Нашел! – сообщил он моему спутнику, бросаясь к нам с пробиркой в руке. – Я нашел реагент, который осаждает только гемоглобин, и ничего больше.

Найди он золотую жилу, большего восторга его лицо все равно не выразило бы.

– Доктор Уотсон, мистер Шерлок Холмс, – представил нас друг другу Стэмфорд.

– Рад познакомиться, – сердечно произнес Холмс, сжав мою руку с силой, какой я в нем не предполагал. – Вижу, вы прибыли из Афганистана.

– Господи, как вы это узнали? – Я был потрясен.

– Не важно. – Он усмехнулся чему-то своему. – Сейчас главное – гемоглобин. Вы, конечно, понимаете значение этого моего открытия?

– С точки зрения химии это, безусловно, интересно, – ответил я. – Но что касается практической пользы…

– Помилуйте! Это самое полезное для судебной медицины открытие за все последние годы. Неужели вы не догадываетесь, что оно дает возможность проводить безошибочно точный анализ следов крови? Идите же сюда! – Холмс нетерпеливо схватил меня за рукав и потянул к своему столу. – Давайте-ка добудем немного свежей крови. – Он вонзил себе в палец длинную иглу и всосал показавшуюся каплю крови химической пипеткой. – Теперь я развожу это небольшое количество крови в литре воды. Видите, раствор по-прежнему выглядит как совершенно чистая вода. Содержание крови в нем не превышает одной миллионной доли. И тем не менее я не сомневаюсь, что мы получим характерную реакцию.

Продолжая говорить, Холмс всыпал в сосуд несколько белых кристаллов и добавил две-три капли прозрачной жидкости. В следующий же миг содержимое сосуда приобрело тусклый красновато-коричневый цвет, и на дно выпал коричневый осадок.

– Ха-ха! – ликующе воскликнул Холмс, хлопая в ладоши и глядя восторженно, как ребенок, получивший новую игрушку. – Ну, что вы об этом думаете?

– По-моему, это очень тонкий анализ, – заметил я.

– Превосходный! Превосходный! Старый гваяколовый[7] анализ чересчур громоздок и неточен, как и исследование частиц крови под микроскопом. Последнее вообще теряет всякий смысл, если кровяные пятна оставлены несколько часов назад. А мой новый анализ, видимо, вообще не зависит от давности пятен. Если бы эта методика существовала раньше, сотни людей, поныне свободно топчущих землю, были бы давным-давно осуждены за свои преступления.

– В самом деле! – пробормотал я.

– Очень часто расследование упирается в эту единственную загвоздку. Представьте себе: человека заподозрили в преступлении, совершенном, быть может, за несколько месяцев до того. Осмотрев его белье или одежду, нашли на них коричневатые пятна. Что они собой представляют: следы крови, грязи или ржавчины, а может, это следы фруктового сока или что-то еще? Этот вопрос ставил в тупик многих экспертов. А почему? Потому что не существовало надежной методики анализа. Теперь есть анализ по Шерлоку Холмсу, и больше никаких трудностей не будет.

Его глаза сияли, и, прижав руку к сердцу, он поклонился воображаемой рукоплещущей толпе.

– Вас следует поздравить, – заметил я, весьма удивленный его безудержным энтузиазмом.

– В прошлом году во Франкфурте расследовали дело фон Бишхоффа. Если бы мой анализ был уже принят на вооружение, преступника непременно повесили бы. А еще было дело Мейсона из Брэдфорда, дела пресловутого Мюллера, Лефевра из Монпелье, Сэмсона из Нового Орлеана. Я могу назвать десятки дел, в расследовании которых мой анализ сыграл бы решающую роль.

– Вы просто ходячая энциклопедия преступлений, – рассмеялся Стэмфорд. – Вам впору основать соответствующую газету. Назовите ее «Полицейские новости из прошлого».

– И, уверяю вас, это было бы весьма увлекательное чтение, – подхватил Шерлок Холмс, заклеивая прокол на пальце пластырем. – Нужно быть осторожным, – объяснил он, обернувшись ко мне с улыбкой, – я много вожусь с ядами. – Холмс вытянул руку, и я заметил, что вся она покрыта кусочками пластыря и во многих местах обесцвечена сильными кислотами.

– А мы пришли по делу. – Стэмфорд уселся на высокий трехногий стул и мысом ботинка подтолкнул мне другой такой же. – Вот этот мой друг хочет снять берлогу, а поскольку вы жаловались, что не можете найти напарника, который согласится оплачивать квартиру пополам с вами, я решил свести вас.

Шерлока Холмса, похоже, восхитила идея соседствовать со мной.

– Я приглядел квартиру на Бейкер-стрит, – пояснил он. – Думаю, она подошла бы нам по всем статьям. Надеюсь, вы ничего не имеете против запаха крепкого табака?

– Я сам всегда курил матросскую махорку, – ответил я.

– Прекрасно. Еще у меня повсюду стоят химикаты, и я время от времени провожу опыты. Это не будет мешать вам?

– Ни в коей мере.

– Так, позвольте прикинуть – какие еще у меня есть недостатки. Порой на меня нападает хандра, и тогда я неделями не открываю рта. В таких случаях вы не должны думать, что я дуюсь. Просто оставьте меня в покое, и я скоро приду в норму. А вам есть в чем признаться? Если двое мужчин собираются жить вместе, худшее друг о друге им лучше знать заранее.

Меня позабавил этот допрос, и я рассмеялся.

– У меня есть щенок бульдога, и я не выношу шума из-за моих расшатанных нервов; еще я безбожно поздно встаю и чрезвычайно ленив. Когда я здоров, набор грехов у меня иной, но в настоящее время основные – эти.

– Включаете ли вы в категорию «шума» игру на скрипке? – встревожился Холмс.

– Это зависит от того, кто играет. Хорошая игра на скрипке – божественное удовольствие, плохая же…

– О, не беспокойтесь, – с радостным смехом перебил он меня. – Полагаю, мы договорились – то есть в том случае, если вас устроит квартира.

– Когда можно осмотреть ее?

– Заезжайте за мной сюда завтра в полдень, мы вместе поедем и все уладим.

– Отлично – ровно в полдень. – Я пожал ему руку.

Оставив Холмса колдовать над его реактивами, мы со Стэмфордом пешком отправились к моей гостинице.

– Кстати, – вдруг спросил я, останавливаясь, – откуда, черт побери, он узнал, что я приехал из Афганистана?

Мой спутник загадочно улыбнулся.

– Это еще одна его маленькая особенность. Очень многие хотели бы понять, откуда Холмс все узнаёт.

– О! Тайна, не так ли? – воскликнул я, радостно потирая руки. – Это очень пикантно. Весьма признателен вам за то, что вы свели нас. Помните: «Вотще за Богом смертные следят. На самого себя направь ты взгляд»[8].

– Ну, тогда постарайтесь направить взгляд на Холмса и узнать его. – Стэмфорд помахал мне на прощание рукой. – Желаю удачи, однако увидите: это очень непростая задача. Держу пари: он о вас узнает куда больше, чем вы о нем. Прощайте.

– Прощайте, – ответил я и зашагал к гостинице, весьма заинтригованный моим новым знакомцем.

На следующий день мы встретились, как было условлено, и осмотрели квартиру на Бейкер-стрит, 221-б, о которой Холмс рассказывал накануне. Квартира состояла из двух удобных спален и общей просторной гостиной, нескучно обставленной и светлой: с двумя широкими окнами. Жилище показалось нам обоим столь идеально подходящим, а плата, если делить ее пополам, столь умеренной, что сделка была заключена немедленно, и мы вступили в права владения. Я перевез вещи из гостиницы в тот же вечер, а на следующее утро и Шерлок Холмс последовал моему примеру. Его багаж состоял из нескольких коробок и дорожных сумок. Целый день мы трудолюбиво распаковывали и раскладывали свои пожитки, чтобы обустроиться наилучшим образом. А покончив с этим, начали постепенно обживать свою новую квартиру.

Неудобным соседом Холмса со всей очевидностью назвать было нельзя: привычки он имел постоянные и мирные. Редко бодрствовал после десяти вечера, а по утрам неизменно завтракал и уходил прежде, чем я просыпался. Порой он весь день проводил в химической лаборатории, иногда – в прозекторской, а время от времени – в долгих прогулках, которые, видимо, заводили его в самые глухие и неблагополучные уголки города. Энергия его казалась неистощимой, когда Холмс впадал в рабочий раж; но периодически она словно иссякала, и он мог дни напролет лежать в гостиной на диване с окаменевшим лицом, не произнося почти ни единого слова. В подобные периоды я замечал в глазах Холмса такую мечтательную отрешенность, что, не веди он столь трезвый и воздержанный образ жизни, я заподозрил бы его в употреблении какого-нибудь наркотика.