Башня - Ричард Штерн

Уилл Гиддингс посмотрел на стену кабинета Ната Вильсона, где были приколоты чертежи этого огромного здания, и сказал:

— Мне нужно устранить еще полсотни недоделок. Нет, пожалуй, сотню.

— Мне тоже, — ответил Нат.

Они не преувеличивали. Человек за несколько лет работы сживается со своим делом и, как художник, заканчивающий произведение, видит то тут, то там детали, которые еще нужно поправить. Но сегодня на это не было времени.

— И ко всему прочему, — сказал Гиддингс, — мне совсем не нравится это стадо в крахмальных манишках, которое будет там топтаться и пялить глаза.

Он помолчал.

— Мы еще не готовы. Вы это знаете. И я тоже.

«Такие голоса раздаются всегда, когда поднимается занавес на премьере», — подумал Нат.

— Мы не готовы, — повторил он. — Вы правы. Ну и что из этого следует?

Нат был моложе Уилла, архитектор по профессии, обстоятельный человек, которого трудно вывести из равновесия.

— Сто двадцать пятый этаж, — сказал Гиддингс, — прямо под шпилем. Шампанское, дружеские объятия, поздравления и вид на несколько сот квадратных километров воды и земли — это, конечно, нельзя отложить, потому что вся эта публика — сплошные шишки: сенаторы, конгрессмены, губернатор, мэр, люди из ООН, кинозвезды и им подобные.

— И им подобные, — повторил Нат.

Гиддингсу, крепкому мужчине с русыми волосами и голубыми глазами, которому вечно доставалась функция прораба, заместителя главного строителя, было чуть за сорок. Где-то в давно позабытом ящике стола валялся его инженерный диплом, и Нат на протяжении долгих лет совместной работы не раз видел, как он проверяет свои решения с логарифмической линейкой в руках. Однако гораздо лучше он себя чувствовал, когда, надев каску, ехал в кабине подъемника, или шел по стальным лесам, или ползал в тоннелях и подвалах, проверяя качество работ.

— Коктейли я не пью, и все эти финтифлюшки на спичках не ем. Да и вы тоже.

Он явно нервничал.

— Я здесь ни при чем, — ответил Нат. — Эту дату установил Гровер Фрэзи. Ваш шеф.

Гиддингс сел, вытянул ноги, но так и не расслабился.

— Мой шеф, — он кивнул. — Без начальства не обойтись, но его совсем необязательно любить.

Он взглянул на Ната.

— Вы, наверное, были еще новичком, когда все начиналось, а? Сколько это уже? Семь лет?

— Почти, — ответил Нат и подумал, что прошло уже целых семь лет со времени первых набросков, находок и замечаний, которые он впитывал, упиваясь головокружительными идеями своего шефа — Бена Колдуэлла. Нат не удержался и взглянул из окна на свою Башню, которая вздымалась на горизонте как прекрасный результат многолетней работы. — Ну и что?

— Черт возьми, ведь это мое детище,— сказал Гиддингс. — Ну, частично и ваше, но это на моих глазах начались работы в котловане, ведь фундамент тут глубиной двадцать четыре метра, до самой скалы; это на моих глазах поднимался стальной каркас на высоту четыреста пятьдесят восемь метров, я знаю каждую заклепку, каждый болт, каждую балку, каждую стойку так, как знал бы каждую болячку моих детей, будь они у меня.

Это не требовало комментариев. Нат промолчал.

— Вы очень замкнутый тип, весь в себе,— заметил Гиддингс.— Это не тот ли тихий омут, где черти водятся? Ну ничего.

На мгновение он задержался взглядом на Башне, царившей вдали.

— А еще я потерял там пару друзей. Это случается на каждой большой стройке.

Он снова взглянул на Ната:

— Вы помните Пата Яновского?

Нат медленно покачал головой.

— Он шагнул в пустоту на шестьдесят пятом этаже и разбился в лепешку на бетонном крыльце внизу.

— Ах, этот...— припомнил Нат.

— Это был такой огромный поляк,— продолжал Гиддингс,— добряк и флегматик, казалось, он никогда не спешил, но работал всегда отлично и добросовестно, поэтому я был страшно потрясен. Если человек не в состоянии объяснить происшедшее, то оно никак не идет у него из головы.

В голосе Гиддингса, в его интонации слышались следы пережитого потрясения.

Наконец, Нат спросил:

— Что вы имеете в виду? — но это не произвело никакого впечатления на Гиддингса, который продолжал говорить:

— Обычно человек может представить, почему кто-то что-то сделал. Читая об ограблении банка, я говорю себе: «Этому бедняге понадобились деньги, и он не нашел другого выхода». Это не оправдывает его, но вносит хоть какую-то ясность.

Он на мгновение замолчал:

— Взгляните-ка на это.

Из нагрудного кармана вельветового пиджака Гиддингс вынул толстый конверт, бросил его на стол и с деланным равнодушием наблюдал, как Нат взял его, открыл и высыпал содержимое на стол. Свернутые чертежи, ксерокопии на глянцевой бумаге, листы, полные формул, чисел и разных технических пометок.

Нат поднял глаза.

— Просмотрите все внимательно, — предложил Гиддингс.

Нат тщательно изучил одну бумагу за другой. Наконец он поднял голову.

— Это изменения первоначального проекта,— тихо сказал он, надеясь, что по его лицу ничего не заметно. — Они утверждены и на всех стоит моя подпись.

К его собственному удивлению, голос у него не дрогнул.

— Изменения в электрооборудовании и электропроводке, но это не мое дело.

Гиддингс сказал:

— Но ведь никто не будет сомневаться в документации, подписанной вами. Руководит строительством фирма Колдуэлла, а их человек здесь — вы. Если вы говорите «добро», значит, так и есть. — Он встал со стула, сделал пару шагов и снова упал на него. Смотрел на Ната и ждал.

Нат все еще держал один из чертежей. Рука его была тверда, лист даже не дрогнул, но Нат чувствовал странную пустоту в голове.

— Эти изменения проведены?

— Я не знаю. Эти бумаги попали ко мне вчера вечером.

— А почему же вы ничего не проверили?

— Не могу же я разорваться, — ответил Гиддингс, — так же, как и вы. У меня есть наряды, работы закончены точно по документации. Если и есть отклонения от первоначальных спецификаций, то они оформлены официально.— Он помолчал.— Но это... ни о чем подобном я понятия не имею, и попади это мне в руки пораньше, я поднял бы страшный крик.

— Я тоже, — сказал Нат.

В кабинете повисла тишина.

Потом Гиддингс сказал:

— Ну, и что это значит?

— Что это не мои подписи, — ответил Нат.— Не знаю, кто подписал и почему, но не я.

Гиддингс снова встал, подошел к окну и уставился на город, на его зубчатый силуэт, в котором доминировала Башня.

— Я так и думал.

Нат криво и невесело улыбнулся:

— Разумеется.

«После первого шока мозг человека снова начинает работать четко и логично, как обычно, как маленькая вычислительная машина», — подумал он.

— Если бы я подписал изменения, то, разумеется, стал бы отрицать, по крайней мере вначале. Но я их не подписывал, поэтому все равно отрицаю, но по другой причине. Мой ответ в любом случае должен звучать одинаково, не так ли?

Гиддингс снова повернулся к столу:

— Это вам кажется логичным, да?

Шок проходил. Закипала ярость.

— Я продолжу. Зачем бы мне их подписывать? Какие у меня могли быть для этого основания?

— Не знаю. К тому же, — продолжал Гиддингс, — я не собираюсь прямо здесь выколачивать из вас правду.

— Да уж лучше и не пытайтесь, — тихо сказал Нат, недрогнувшей рукой он снова взял один из чертежей, рассмотрел и бросил назад, в общую кучу.

Гиддингс сказал другим, тихим голосом:

— Ну, так что за свинство заложено теперь в наших стенах? Что мы там еще нагородили, о чем теперь не имеем понятия? К чему все это приведет?

Руки Ната бессильно лежали на крышке стола.

— Не знаю, что вам ответить, — сказал он, — но думаю, что можно попытаться это выяснить.

Гиддингс, который не спускал глаз с его лица, не спешил с ответом.

— Вы попытайтесь со своей стороны, — наконец сказал он, — а я — со своей.

Он показал на бумаги:

— Это оставьте себе. Я сделал копии.

Он помолчал:

— У вашего шефа тоже есть один экземпляр, на случай если вы колеблетесь, стоит ли ему докладывать.

Он уже подошел к двери, но, положив, руку на ручку, обернулся:

— Если я выясню, что это ваши подписи, берегитесь.

Он вышел.

Нат остался стоять, снова посмотрел на бумаги и механически начал водить по ним пальцем. Подписи были четкими и разборчивыми: Н. Г. Вильсон; Натан Гейл.

Эти крестные имена выбрал для него отец. Предыдущего Натана Гейла повесили. И похоже на то, что кто-то пытается отправить на виселицу и этого. Но если этот кто-то думает, что он, Нат, пойдет на эшафот как баран на заклание, то кто-то глубоко ошибается.

Он снял трубку и позвонил Дженни в приемную: —Дорогуша, дайте мне кабинет мистера Колдуэлла. — А Молли By, секретарше Колдуэлла, он сказал: — Это Нат, Молли. Мне нужно поговорить с шефом. Очень важно.

— Я как раз хотела вам звонить, — голос Молли ничего не выражал. — Он вас ждет.