Нить судьбы - Елена Вакуленко

раздался над самым ухом звонкий девчачий голосок, от которого Захариха вздрогнула, – А ты чего здесь сидишь? Уже темно и холодно становится!

– Ой, Надийка, а я и не заметила, как сумерки опустились, задумалась чего-то.

– Бабуня, пойдём в дом, посмотришь, как я платочек дошила!

– Ну, пойдём-пойдём, стрекоза, – старуха вновь тяжело вздохнула и поднялась со скамейки.

Кругом и, правда, уже стемнело.

– И когда солнце успело укатиться за лес? – подивилась Захариха, оглядевшись кругом, будто только что очнувшись от глубокого сна.

Уже вступила в свои права затейница-ночь, укрывая мир бархатным синим покрывалом с вышитыми по нему серебром нитями звёздных рек и золотым полумесяцем, с искусно выведенными тонкой иглой остроконечными елями на горизонте, очертаниями деревенских домишек чуть вдали, застывшей берёзой у избы Захарихи, и плывущей надо всем этим вечной Млечной рекой.

Войдя в избу, Захариха почувствовала, как её обдало теплом протопленной с утра печи и запашистыми травами да грибами, развешанными вокруг неё под самым потолком на тесёмочках, да резаными яблоками, что сушились на загнётке в противнях – запасы на долгую, длинную зиму. Только сейчас старуха поняла, что озябла, ночи-то хоть и летние, а всё ж таки уже прохладно по сумеркам-то становится, да и близость леса сказывается, и то, что домишко её в стороне от прочих стоит.

Захариха прошла к печи, и, вынув из печурки, заткнутые туда шерстяные носки, уселась, кряхтя, на лавку, да надела их на ноги.

– Так-то лучше будет, – удовлетворённо кивнула она, – А теперь давай чаёвничать да спать укладываться.

– Бабуня, погоди с чаем, погляди-ка, как я платочек дошила! Смотри, какие маки красные! А пшеничные колосья золотые! А колокольчики! Словно вот сейчас зазвенят, правда? Как живые! Да, бабунь?

Надийка бегала вокруг стола, ожидая, что ответит бабушка.

– Сядь, егоза, – засмеялась старуха, – Тараторишь без умолку. Ну, давай поглядим, что ты тут сделала.

Надюшка уселась рядышком с бабусей к столу, и терпеливо стала ждать, когда та рассмотрит её вышивку. Захариха со всех сторон покрутила платочек, подивилась:

– Надо же, какая ты мастерица! Словно одной рукой вышито. И как у тебя так получается?

– Не знаю, бабуня, как будто кто-то мою руку направляет. А ведь ты меня только штопать и маленько шить научила. А там, в узелке, ещё и бусинки красивые лежат. Я уже придумала, как можно этими бусинами подушечку украсить, расшить.

Захариха внимательно слушала девочку, а сердце её трепетало, что осенний листок на ветру.

– Ладно, егоза, давай чай пить, да спать ложиться. Завтра до свету тебя подниму, в лес пойдём!

– Ура-а-а-а! – закричала Надюшка, и захлопала в ладошки, пританцовывая, – Надо не забыть вяленого мясца с собой взять.

– Ш-ш-ш-ш, – прикрикнула Захариха, – Не кричи, и так про нас, невесть что, по деревне плетут.

Надюшка прижала пальчик к губам и кивнула, показывая, что молчит. После чая девочка спросила:

– Бабуся, а можно я этот платочек вышитый себе на подушку положу?

– Можно, можно, – Захариха проводила внучку до постели, поцеловала девочку в лоб, поправила одеяло и перекрестила на ночь.

– Я тебя люблю, бабуся, – прошептала Надийка, и, повернувшись на другой бок, тут же уснула.

Старуха поглядела на неё, вздохнув в очередной раз за этот вечер, и пошла к себе.

Сон в эту ночь к ней не шёл. Ни травы, ни молитвы не помогали. Воспоминания тяготили её душу. В ту осеннюю ночь, вернувшись из лесу домой, Захариха подоила козу, и накормила девочку из рожка. К счастью, малютка взяла рожок охотно и вскоре, насытившись, уснула. Захариха же села разбирать узелок, который нашла возле покойницы, в надежде найти хоть какие-то бумаги или вещи, по которым можно будет выйти на родственников малютки. Кто эта женщина? Что с ней случилось? Как она оказалась в этом лесу? На все эти вопросы не было ответов. Но, развязав узелок, старуха не нашла там ничего, кроме мотков цветных ниток, обрезков ткани и кулёчков с яркими бусинами. Захариха развернула недошитую вышивку. Золотые колосья пшеницы, красные маки, синие колокольчики разбегались по ней, а над ними порхали пчёлки и бабочки. Картина была настолько аккуратная и живая, что, казалось, вот-вот подует на ней ветерок и закачает головки цветов, бабочки замашут своими тонкими крылышками, а пчёлы зажжужат и полетят собирать пыльцу. Захариха ахнула и покачала головой.

– Какая тонкая работа, – подумала она.

Затем она убрала всё обратно в узелок, завязала его и спрятала поглубже в сундук…

И вот сейчас та ночь стояла перед её глазами, как будто всё случилось только вчера. Захариха встала, подошла к кровати Надийки. Та спала, улыбаясь во сне. Старуха погладила её по голове, снова поправила одеяло и поцеловала в макушку.

– Что ж мне делать-то теперь, как поступить, миленькая ты моя?

Сердце щемила тоска, отдёрнув занавеску, Захариха выглянула в окно, и тут же услышала со стороны леса вой волков, как будто те напоминали, что они здесь, что они рядом…

Девочка росла здоровенькой и спокойной, не сильно беспокоя старуху. Захариха несколько дней ждала, вдруг объявится кто-то, кто будет искать малютку. Но никто так и не появился в их деревне. Деревенским Захариха появление девочки объяснила тем, что умерла дальняя её родственница, а девочка осталась сиротой, и ей пришлось забрать её к себе. Времена были тяжёлые, голодные, и поэтому ни у кого не возникло никаких подозрений, все поверили её словам. Захариха сходила к старосте и приписала Надийку, как свою внучку. Надюшка, как назвала её Захариха, бабушку свою любила безоглядно, росла она девочкой ласковой и шустрой, любила петь и часто заводила песню, но только так, чтобы никто не слышал, кроме бабули, при чужих стеснялась. Но кроме бабушки были у неё и ещё одни слушатели. Это были её спасители – волки. А встретились они так.

Было тогда Надийке лет пять. В один из дней они с бабуней пошли в лес, девочка прыгала по тропинке, резвилась и смеялась, и вдруг остановилась и воскликнула:

– Ой, бабуся, смотри, какой щеночек миленький!

Не успела Захариха сообразить, как девчушка подхватила кутёнка на ручки и прижала к себе, целуя промеж ушей. В то же время из кустов, глухо рыча, вышла волчица, а за ней ещё несколько щенков – волчат. Волчица остановилась, нюхая воздух, и пристально глядя на девочку. Захариха ринулась наперерез волчице, но тут её опередил большой волк, вышедший из тех же кустов. Надийка, не моргая, смотрела на волков, всё так же не выпуская из рук волчонка. Остальные волчата тут же подбежали к девчушке и окружили её, она опустилась на траву и принялась трепать каждого по шёрстке, гладить и ласкать. Те млели и повизгивали от удовольствия, лизали ей щёки и руки. Взрослые волки легли на траву, наблюдая за малышнёй. Они узнали Надийку. Они запомнили её запах. Это была их девочка. Захариха, выйдя из ступора, на ватных ногах подошла к внучке, присела рядом. Волчата тут же начали баловаться и играть возле неё. Волки же спокойно наблюдали за всем этим. Они положили свои морды на передние лапы, и, казалось, даже задремали. С тех пор началась их дружба. Каждый раз, когда они с бабушкой шли в лес, Надийка непременно просила бабусю не забыть захватить лакомство для её друзей-волков.

Шло время. Девочка росла умненькой и развитой. Особенно же любила она рисовать. Часто замечала Захариха, как та подолгу разглядывала со вниманием листочки растений, цветочки, букашечек и пейзажи, окружающие их жильё. А после рисовала всё это углём на дощечке, усердно выводя каждую чёрточку, и получалось у неё просто восхитительно. И вот, в один из дней, когда Захариха вошла с огорода в избу, она остановилась у порога, да так и обмерла, увидев Надийку. Девочка сидела у раскрытого сундука, и, разложив на коленях ткань, внимательно рассматривала ту самую вышивку, которую Захариха нашла в давнюю осеннюю ночь Надийкиного рождения возле её умершей матери.

– Бабуся, смотри, что я нашла в сундуке, а откуда у тебя такая красота?

Старуха молча развернулась и вышла из комнаты. Девочка же, увлечённая своей чудесной