Ай, да Пятёркин. - Петр Шеманаев

Бабушкина комната и веранда, казалось, были не просто вымыты, прямо-таки начищены до блеска. На столе стояла ваза с полевыми цветами: их, как я потом узнал, бабушка сама нарвала. На тарелке лежали яблоки, бабушка их тоже сама собрала. И обед, вкуснее которого я никогда не едал, тоже приготовила она сама.

«Она сделала всё, что ей категорически нельзя было делать!» — сказала мама, когда я потом, уже вернувшись домой, рассказал обо всём.

— Мне сегодня так хорошо… Так легко! — повторяла бабушка.

А ночью ей стало тяжело. И совсем плохо… Бабушка боялась меня напугать и поэтому всё время говорила, что с ней это бывает часто, что ничего страшного не происходит… Но мне было страшно.

— Бабушка, чем тебе помочь, а? Чем помочь? — спрашивал я.

— Ты только не волнуйся… Это мне и поможет. Я уже приняла лекарство. Ложись спать… И прости меня: ты устал с дороги, а тут…

— Что ты, бабушка! Что ты! — ответил я.

И сделал вид, что заснул крепким сном. На самом деле я следил за бабушкой.

Через минут пятнадцать она тихо позвала меня:

— Извини, пожалуйста… Ты устал, а я… Надо будет сбегать к Матвею Степановичу. Это доктор. Тебе придётся идти через овраг, — продолжала бабушка. — Ты не боишься?

— О чём ты говоришь, бабушка?! — воскликнул я. И почувствовал, что спина у меня стала холодной.

— Будь осторожен в темноте. Прошу тебя. В овраге никого нет…

— Ну, конечно…

Она объяснила мне, как надо идти и где на той стороне оврага стоит дом Матвея Степановича.

Я побежал… А ночь, как назло, была тёмная. Это я не сочиняю сейчас, а говорю чистую правду: луны совсем не было. Овраг зарос каким-то кустарником. Я два или три раза споткнулся, упал… Казалось, за каждым кустом меня кто-то подстерегает.

Всё-таки я выбрался на противоположную сторону оврага. И сразу увидел дом, над крыльцом которого навис деревянный чердак. Постучал в окно.

Матвея Степановича, наверно, часто будили, он сразу откликнулся:

— Кто там?

Я ему всё объяснил. Он мгновенно появился одетый, как будто на всякий случай так и спал в брюках и пиджаке.

Мы снова спустились в овраг. Но на этот раз мне уже не казалось, что за кустами кто-то притаился.

Матвей Степанович сделал бабушке укол и посидел возле неё. Она скоро заснула.

А я до утра не спал. Потому что вдруг понял, что тот, кто никого не спас, никому не помог, не знает, что такое счастье. А я теперь знаю!

Ну, а папа, узнав обо всём, воскликнул: «Ай, да Пятёркин!..»