Мийол-алхимик (СИ) - Нейтак Анатолий Михайлович

Чудовищное. Демографическое. Давление.

При таких вводных у них просто выхода иного нет, кроме каннибализма. Или жрать лишних, или травить всё вокруг себя яд-ой плотью сородичей — и голодать.

(любоп. штрих: гзедьяк для змеелюдов — катализатор эволюции! и вроде изгот. из перераб. плоти самих нагхаас; но это спорный момент, точн. происх. этого в-ва неизвестно)

Вздохнув, Мийол откинулся на спинку кресла.

'Полное ощущение, что кому-то показалась недостаточной угроза со стороны магических зверей — и этот кто-то вывел разумных магических зверей, людям и другим разумным на погибель. Даже обычное магическое зверьё способно угрожать жизни людей, а уж нагхаас…

Умны. Могущественны (уточнить насчёт числа Правителей! Не единожды, а дважды, даже лучше трижды это подчеркнуть!). Размножаются, как фуски — и это, увы, отнюдь не ругань, а банальный биологический факт. Не ценят жизни даже себе подобных — опять-таки в силу комбинации генетических, физических и физиологических причин; на иных разумных смотрят, как на конкурентов и еду.

Живое и разумное биологическое оружие. Да.

Интересно, кто вывел эту дрянь? Вот уж не смешная шуточка получится, если это кто-то из Миткачо однажды доигрался в демиурга, а потом утратил контроль над сотворённым…'

Ещё раз вздохнув и потянувшись до лёгкого хруста, Мийол сложил и спрятал конспект, после чего отправился возвращать шеститомник на положенное место. Как бы ни хотелось сейчас остаться и углубиться в изучение первого тома (древняя история! новые знания, расширение кругозора!), призывателя ждали иные, менее масштабные, но куда более срочные дела.

А сюда он ещё поднимется. И не раз…

Очередной первый день недели, время близится к трём пополудни. Значит, настал черёд нового собрания рабочей группы — которую призыватель неласково, пусть и сугубо мысленно называл «стаей дражайших коллег».

Тратить на неё время ему не нравилось. Совершенно. Спасался единственно привычкой к распараллеливанию мышления: вместо того, чтобы активничать со стаей, всегда можно было где-то в уголке присесть и почитать. Ну или вот, как сейчас, привести в более удобную форму свежий конспект. Но краем уха внимательно слушая, что происходит вокруг… потому что стая же!

С ней не расслабишься. Не больше, чем в диколесье.

Вообще-то к такому «участию» в работе Мийол пришёл не сразу. На первых собраниях он искренне пытался вникнуть, помочь, поучиться… в общем, добросовестно сотрудничать.

Как же. Явился на рынок безрукий.

Менее всего проблем доставляли те трое малопримечательных, которых (опять же сугубо мысленно) тянуло именовать аун-Токаль, аун-Фетхер и аун-Вилигерро — обезличенно, по местам происхождения. Потому что у эмигрантки из соседнего, условно вассального Рубежного Города и пары пробившихся провинциалов не наблюдалось за душой ничего такого, что могло бы их как-то выделить. Никто из них не сподобился прозвища, пусть даже негативного. Никто из них не поднялся выше нижней четверти гильдейского рейтинга… как, собственно, и сам Мийол. Только вот если в его отношении к этой характеристике следовало добавить «пока не поднялся», то всю троицу старших коллег текущее положение, кажется, устраивало.

Поскольку никто из них вроде бы не вёл самостоятельных проектов.

Смирились? Достигли потолка? А может, участвовали в жизни гильдии и в работе группы сугубо для поклона, тратя максимум времени и сил на личные, условно тайные проекты?

Призыватель сперва пытался углубить знакомство, по очереди пригласив всех троих (в индивидуальном порядке, записками) на посиделки под соусом «покушаем деликатесов из диколесья, пообщаемся» — но аун-Токаль, аун-Фетхер, аун-Вилигерро с будто отрепетированной вежливой синхронностью инициативу младшего коллеги… отложили.

«Когда-нибудь, конечно, покушаем и пообщаемся, но сейчас у нас очень много дел, очень плотное расписание, когда появится просвет, мы с вами посидим, а сейчас — извините».

Что ж. Мийол понял, принял, отвязался.

Затем Элойн. Вот уж где нейтралитетом и не пахло! Единожды назначив себя виноватой, бывшая близкая подружка словно упивалась страдашками. Именно так, а не страданиями, и по личной инициативе, конечно: призыватель даже намёком какой-либо неприязни в её сторону не выказывал. Правда, не особо получалось выказывать и приязнь: любой намёк на что-то хорошее, любая улыбка, любой жест — и рыжая, не всегда даже показывая это лицом, ныряла ещё глубже в бездны самоедства. «Он был ко мне так добр, он помогал мне всем, чем мог, принял в семью — а я просто взяла и предала оказанное доверие, сбежала, отвернулась, надумала и наделала совершенно непростительных вещей. Ах я дрянь, гадость, мерзость, провалиться мне в Подземье».

В общем, с ней приходилось старательно держаться всё того же нейтрального тона, словно с малознакомой особой, не вызывающей особых эмоций, а в идеале сокращать до предела и такое общение — надеясь, что со временем Ригар вправит будущей мамочке замысловато вывихнутые, по сию пору работающие по какой-то специальной схеме мозги. Ну и что положительное влияние Санхан тоже скажется. Они ж примерно в одно время рожать будут, а там физиологические и гормональные качели, новые с иголочки впечатления, позитивный опыт… авось целительное время и мать-природа да справятся. Случай запущенный, но не безнадёжный ведь.

Как ни крути, текущие отношения с Элойн не нравились Мийолу. Совсем.

Но на фоне оставшейся парочки, гуся да гагарочки…

В буквальном смысле парочкой Дамирис Гурман с Иласией ул-Слиррен, разумеется, не являлись (и слава богам! Вот уж жуткая перспектива…). Но вот в части старательного создания одному призывателю проблем — о!

Как спелись, ежа им в неудобное до характерного щелчка.

Начать с последней. И немного, сугубо по необходимости, вернуться к рыжей. Если при общении с Элойн сам «её бывший» старался аккуратничать-деликатничать, не держать двери на засове и вообще наладить контакт — Иласия ровно в те же моменты старалась влезть третьей и надавить в противоположном направлении. Всякий раз, вот просто всякий фрассов раз, если эта (мысленное именование — «пухломордая») ходячая генетическая отбраковка вообще имела такую техническую возможность, она начинала кружить около рыжей в «наилучшем» стиле акулы, что приплыла на кровь. И надкусывать удобную жертву, наслаждаясь судорожными подёргиваниями, а то и вгрызаться до самой кости.

О причинах такого стиля общения Мийол догадывался. Да чего догадываться, коль скоро ул-Слиррен — не инь-, не ань- даже: всего лишь ул-, с сигилом, мутировавшим до тупиковой комбинации жизнь-завихрение и на том остановившим развитие — ушла в непрофильную для её клана гильдию, на алхимическое отделение, дистанцировавшись тем самым от всех родичей?

Да. О причинах легко догадался бы кто угодно.

А вот извинить за слова и действия… с этим куда сложнее. Кабы Иласия пыталась грызть только самого призывателя, он бы нашёл душевные силы и для самоиронии, и для понимания, и даже, вероятно, постарался вправить уже её мозговые вывихи.

Но она самоутверждалась за счёт Элойн. При любом удобном и не очень случае. Добро ещё без явной агрессии, одними лишь словами да жестами, не пересекая незримую грань.

Лучше бы пересекла.

Тогда можно было оправдать ответные действия. Или хотя бы апеллировать к Никасси.

…в отличие от троицы аун-Токаль, аун-Фетхер и аун-Вилигерро, приглашение на перекус в отдельном кабинете от Мийола ул-Слиррен приняла с видимым энтузиазмом. После третьего как раз собрания рабочей группы это было, когда призыватель всё ещё ходил стукнутый внезапными новостями. Ну, про коллективную беременность подружек, про Эонари, в общем, вот это всё. И… в очередной раз ошибся. По крайней мере, не с таким настроем следовало углублять знакомство с Иласией. Возможно, тогда оно не закончилось бы тихим скандалом, прямыми (но бессильными, к сожалению) угрозами и бегством, отнюдь не улучшившим впечатление от всего остального.